— Ну, хорош заливать, — торговка стала поправлять ряды моркови, нарушенные руками Эйси. — Продажницы пускай по ночам закупаются, а трогать у меня она ничего не будет.
— Как жаль, — Уэспер возвысил голос до таких высот, что, казалось, на рынке заговорил глашатай. — Весьма прискорбно сие, ибо придётся нам трижды сходить к тому тану торговцу, коему не в тягость будет позволить сей тани товар с умом выбрать.
Лавочники замолчали и стали переглядываться.
— А чего тан чанбыр свою повариху не пришлёт? — закричал кто-то. Остальные одобрительно зашумели.
— Занята повариха дюже приготовлением снеди, да смешением специй, дабы усладить ими не только чанбыра, но и родичей тана Кирича. Невмоготу ей самолично меж рядами толкаться.
— А и пускай трогает! — закричал вдруг кто-то. Обернувшись, Уэспер встретился взглядом с лысым улыбающимся старичком. Тот приглашающе махал им рукой. — Если сам чанбыр не брезгует после неё кушать, с моим-то рылом куда возмущаться!
Эйси, подняв голову и надменно улыбаясь, подошла к его лавке, взяла морковку, осмотрела её, и, положив обратно на лоток, взглянула лавочнику в глаза.
— Эту не возьму, — сказала она.
— Ну и пусть с ней, не берите. Действительно, кривовата, — старичок всё так же улыбался. — За просмотр денег не берут. Я ж не тяч какой.
— Капусты можешь у меня взять, милочка! — подала голос стоящая рядом со старичком женщина. — Мы тоже не брезгливые, не тячи.
Эйси победно стала выбирать овощи. Уэспер наклонился к её уху.
— Ты дочь чанбыра, — сказал он ей. — А они всего лишь мелкие лавочники, жалкие тяпчие, и должны перед тобой кланяться и тани называть. Не забывай об этом, и при любом случае… — он вдруг замолчал.
— Что? — Эйси посмотрела на него. — Что при любом случае?
Уэспер, застыв, смотрел куда-то за её плечо. Обернувшись, Эйси заметила лишь скрывшуюся через мгновение спину да сверкающую на солнце лысину. Вновь посмотрев на Уэспера, она увидела, что тот разглядывает свеклу.
— Кто это был? — спросила она.
— Что? — он посмотрел на Эйси. — Где кто был?
Эйси пару секунд смотрела на него, затем отвернулась.
— Никто. Показалось.
— Бывает.
— А откуда ты так говорить можешь? Красиво?
— Да понахватался у тана одного. Он ещё красившее говорил, мне до него далеко.
— Понятно, — сказала Эйси. — Понятно.
Рыбные ряды встретили их дружным подготовленным хором зазывал, на разные лады предлагающих свой товар. Эйси с высокомерным видом проходила мимо торговцев, машущих жирными крылатками, разрезанными донками и ухмыляющимися зубастыми щучьими мордами. После второго захода на овощные ряды уверенности у неё явно прибавилось. Уэспер, иногда морщась от совсем уж сильных запахов, изображал покорного слугу и только и успевал подставлять корзинку под летящие рыбьи туши, которые Эйси кидала ему, даже не поворачиваясь. Правда, всё высокомерие слетело с неё, как только рыбные ряды остались позади. Она счастливо расхохоталась, сделала неприличный жест, ни к кому конкретно не обращённый, и, что-то пробурчав себе под нос, направилась вперёд. Уэспер, слегка улыбаясь, тащился сзади с двумя корзинами, забитыми рыбой.
Иллюстрация к рассказу Татьяны Подоваловой
У одной из разукрашенных дощечек, обещающих всем желающим представление, она вдруг замерла и перестала улыбаться. Догнав её, Уэспер прочитал вывеску. Затем посмотрел на Эйси.
— Ты чего? — спросил он. — Представление только по воскресеньям.
— Красная Стрела, — сказала она. — Видишь?
— Вижу, — Уэспер опустил корзины на землю. — И что?
— Я в детстве каждое воскресенье смотрела, — сказала она, не отрывая взгляд. — Госпожа Ги каждый раз меня туда водила. Ты знаешь, кто такой Красная Стрела?
— Знаю. Кто ж не знает.
— Помнишь, я говорила, что госпожа Ги никогда не ошибалась? Один раз она таки ошиблась. Вот с ним, — она указала на дощечку. — Сир Ворнер Глиссон по прозвищу Красная Стрела, — Эйси подалась вперёд и вдруг плюнула прямо на изображение рыцаря. Уэспер вздрогнул. — Говнюк и урод. Предатель.
— Да, — кивнул Уэспер. — Так его тоже называют.
— Он должен был прийти к госпоже Ги. Она смотрела это. Она долго, очень долго ждала его прихода. Красная Стрела должен был что-то забрать у неё, что-то очень-очень ценное. Она хранила это много лет, даже мне не говорила, что именно. А он не пришёл. Струсил. И теперь госпожа Ги мертва, а я не смогла даже скрыть ото всех, где её закопала — и теперь её дар пропал впустую. Из-за него. Из-за Красной Стрелы, — она помолчала. — И из-за меня. И я даже не знаю, что госпожа Ги ему передать должна. Она мне никогда не рассказывала.
— Знаешь что, — Уэспер попытался утереть пот, но, сморщившись от рыбного запаха, отдёрнул от лица руку. — Я, конечно, не Смотрящий, и мало что понимаю, но, по-моему, дар быть у тебя должен.
— Нет. Я сглупила, как последний тяпчий. Я не должна была никому говорить, где я её закопала. Спроси! — она вдруг махнула рукой. — Спроси кого хочешь, где она закопана! Все знают. Кричали ещё: «А где ты Смотрящую закопала, может, в лесу? Или в пещере подводной?» И ржали. Все ржали. Потому что все знают.
— Но ты же не говорила?
— А что говорить, если все и так знают?
— То есть, получается, ты никому не сказала, где её закопала?
— А зачем, если все и так знают? — сорвалась она на крик. — Я же тебе говорю, — меня видели! Они знают!
— Но ты не должна была никому говорить — и не говорила, так? То, что они сами узнали — это ведь не в счёт. Ты в одиночку вырыла могилу, похоронила её и никому не говорила, где именно. Никому не показывала это место, не приводила посмотреть. Так в чём проблема?
Эйси, не моргая, смотрела ему в лицо.
— И, получается, дар-то её при тебе, так?
Эйси отвернулась и зашагала к дому.
— Даже если и так, какая теперь разница? Всё равно с Караваном уйду.
Уэспер покачал головой, подхватил корзины и направился за ней следом.
— Если так, — сказал он ей в спину, — то у тебя есть очень крупный козырь в рукаве для всяких солдат.
Солнце перевалило за зенит.
Уэспер сидел на бревне, приваленном к сеннику, и смотрел на звёзды. Ещё недавно в доме чанбыра горел свет и звучал хохот, но гости, наконец, разошлись, и теперь вокруг было тихо. Где-то гремела цепью собака. В сеннике с хрустом опускалось сено.
— Ну здравствуй, — сказал Уэспер. — Присаживайся.
Из темноты вышла фигура, подошла к сеннику и тяжело опустилась на то же бревно. Некоторое время оба молчали. Первым не выдержал гость.
— Вначале подумал — не ты. Не мог поверить, что ты. Только по голосу и узнал.
— Так поверь, — отозвался Уэспер. — Вот он я.
— Да. И вот он Север.
— И вот он Север, — кивнул Уэспер.
Гость заёрзал, устраиваясь поудобней, провёл рукой по лысине.
— Не думал, что ты когда-нибудь станешь клятвопреступником. Никогда не думал.
— Я и не стал.
— Вот он Север, — повторил гость. — Вот он ты.
— Север — просто направление, Ричи.
— Только не для тебя. Тебе запрещено было идти на Север.
— Ничего подобного, — Уэспер, повернувшись, сверкнул во тьме зубами. — Ты же там был. Разве я в этом клялся?
— Ты клялся в том, что никогда больше не ступишь на землю Синглэнда. А теперь ты здесь.
— Где? — спросил Уэспер. — В Синглэнде были сиры и господа, а здесь — таны. В Синглэнде был Голова, здесь — чанбыр. Это не земля Синглэнда. Уже как два месяца.
Гость покачал головой.
— Нашёл-таки лазейку, да?
— Это не лазейка, Ричи. Два месяца это уже не Сточвелл, удел Синглэнда, а Сточвелл, танство сай-кана Великого. Я клялся не ступать в Синглэнд. Это — не Синглэнд.
— Значит, вернулся?
— Значит, да.
— И что теперь? — Ричи кашлянул в кулак, затем вытер ладонь о штаны. — Я бы, знаешь, и рад с тобой пойти, да, боюсь, здоровье не позволит.
— Я знаю. Все, кто сражались со мной, теперь или старики, или калеки, — Уэспер вздохнул. — Меня не было одиннадцать лет, а такое чувство, что сто одиннадцать. Здесь всё изменилось, Ричи. И я изменился. Я не знаю, что мне делать. Здесь меня не ждут. Сегодня днём одна девочка плюнула в моё изображение. А ведь она одна из лучших. Остальные бы просто сдали меня за один-два веса.
— Я же не сдал.
— Не сдал, — согласился Уэспер. — И что с того? Люди сыты, живут в тепле. Что с того, что танами друг друга называют? Всем нравится. Да и я… — он запнулся. — Я не уверен, что я смогу сделать их жизнь лучше, чем есть у них сейчас.
— Значит, всё?
— Не спрашивай. Я не знаю. Может, и не всё, если способ найду.
Ричи поднялся на ноги, помогая себе правой рукой и вновь закашлялся.
— Мне пора, — сказал он. — Конюшню на пацана оставил. Заснёт ещё — уведут.
— Прощай, Ричи.
— Прощай… — Ричи запнулся.
— Уэспер.
— Прощай, Уэспер, — Ричи вздохнул. — Да направят тебя Звёзды.
Ричи повернулся и, хромая, заковылял в темноту. Уэспер смотрел ему вслед, пока он не скрылся, а затем вновь перевёл взгляд на небо.
— Хрен его знает, — сказал он звёздам. — Может, и не стоило мне возвращаться.
Он поднялся на ноги, зашёл в сенник, и, шурша сеном, стал пробираться к своему одеялу. Когда он, ворочаясь, устраивался поудобнее, от стены сенника отделилась небольшая тень и быстрым шагом направилась к дому.
Зазвенела цепью собака, потом успокоилась. Стало тихо.
— Ты — Красная Стрела!
Уэспер на мгновение замер, но затем вновь продолжил заполнять ведро землёй. По его спине бежал пот.
— Опять ты дурью маешься, — он выпрямился и посмотрел вверх. — Шла бы лучше сестре помогла, у неё свадьба сегодня.
— Я специально ждала, пока ты такую глубокую яму не выроешь, — видневшаяся сверху голова Эйси переместилась к лестнице. — А захочу — так вообще лестницу выну, навеки здесь останешься.