В мясе не было крови. В воде не было реки. В салате не было земли.
— Это синтетика, братан, — говорил раскрасневшийся Хогард. — На каждого не напасёшься настоящего мяса! Ты словно только родился.
На прощание Том попросил что-нибудь индейское. Костяной амулет, пучок трав, сушёный череп — ну, оберег от злых духов. Вакджкункаг дал ему двадцать баксов. Линкольн — лучший амулет для белого. И против белого.
Перворожденный окунулся в толпу горожан, самое бестолковое племя, которое ему доводилось видеть. Он быстро познал связи людей и предметов; на него давило плотное облако финансов, бухгалтерский дух, изгнавший отовсюду живые эссенции. Это единственное великое изобретение людей против матери-земли билось в разрядах между небоскрёбами, окутывало смогом мегаполис, не щадя скверы, школы и пышные соборы — наоборот, процветая в них. Эта сила глядела отовсюду; она отталкивала чужого, отчего Вакджкункаг чувствовал себя достоянием глубокой древности. Случай подтвердил это: гость наткнулся на подростка, горланящего об «исцелении с наилучшими льготами». Его чудная одежда называлась рекламным щитом. Вакджкункаг купил щит за доллар и понёс подмышкой: современное оружие придётся кстати. Явившись на Пятую Гражданскую, он попал в аптеку, где познакомился с местным целителем. Он перещупал сотню тюбиков, упаковок и баночек, но так и не притронулся к матери-земле, и ответ возник из памяти: «синтетика, братан». Он расчихался из-за лекарств, не успел опомниться, как купил назальные капли и пакетированную морскую соль для промывки носовых пазух.
Найти офис «ПайнерВудс» не стоило большого труда.
Судя по количеству выпивших людей, высыпавших к вечеру из здания, корпорация праздновала удачную сделку. Вакджкункаг приготовился к битве; пирующий враг — большая удача. Он отложил сумку с часами, что отмеривали свободу племени, приоткрыл заплечный короб и облачился в щит. Два квадратных куска фанеры, скреплённых проволокой, превратили Перворожденного в паладина под стягом рекламы: он ощутил поддержку нового бога за плечом и проникся его сутью. Вскоре на Перворожденного обратил внимание патруль. Полицейский проверил у «эмигранта» документы, и здесь вождь виннебаго не подвёл: подделка сработала.
…Вакджкункаг узнал Боргевича, сопровождаемого охраной. Это был полнеющий смуглый мужчина в тёмных очках. Он излучал силу; он скользил. Ему сопутствовала бесовская удача, злобная непоколебимая уверенность — и всё это под прикрытием денежной пачки. Вакджкункаг и моргнуть не успел, как Джонни с эскортом нырнул в машину и укатил веселиться.
Перворожденный пошёл по следу.
Энди Митчелл встретил сына, лёжа в постели. Будущий вождь виннебаго прилетел из Китая, с международного форума, посвящённого исчезающим народностям. Они говорили о мелочах. Сын видел больного стареющего отца. Стив Митчелл спросил: «Пап, ты отдал часы в ремонт?». Старый коршун ответил птенцу: «Да, их скоро починят».
Во дворе тлели угли.
…как пляшет в сверкающих молниях феникс — дикая кровь виннебаго.
Джонни Боргевич дёрнулся вон из гостиной, но Вакджкункаг вцепился намертво. Его щит спереди рекламировал магазин железных дверей на Гувернер-стрит, сзади — аптеку на Пятой Гражданской.
— Я видел город, — сказал Перворожденный. — Я слышал биржу. Гость города твоего — я отравлен.
Он сорвал часы с запястья Боргевича. Тот отшатнулся, нелепо взмахнул руками, споткнулся о Каму.
— Зверь и шлюха, — показал Вакджкункаг, — в извечной борьбе, ведь оба ненасытны.
Его младший брат мог бы диктовать Каме до судного дня. Самая дорогая американская проститутка, в свою очередь, врубила шестую передачу и не собиралась сдаваться.
— Пепел цветочного лучника бьётся и в моём сердце, — индеец толкнул Джонни. — Идём на кухню, услужи гостю.
Акционер «ПайнерВудс» попытался прийти в себя. Его не запугать тренированной змеёй и индейским ниндзя. «Кольт» лежит в кармане пиджака в прихожей. Очень хочется жить.
Иллюстрация к рассказу Игоря darkseed Авильченко
— Я могу дать большой выкуп, — собрался он. — Мы же деловые люди…
— Да-да, — перебил Вакджкункаг, — мы оба связаны обязательствами. Ты — законами федерации, Висконсина, своей собственной компании. Я связан волей Громовой Птицы. Ты виляешь, дьявол, и вертишься. А я просто прошу: оставь землю виннебаго.
— Окей, надо сделать пару звонков, — Джонни встал, Вакджкункаг не пытался его остановить.
— Ты сумасшедший, — сказал Боргевич, возвращаясь и целясь в индейца. — Твою мать, это даже весело!
Он взял бутылку вина, сбил горлышко о край стола и плеснул по бокалам.
— Как ты сюда попал?! — он выпил залпом, не спуская глаз с Вакджкункага, и налил снова. — Зачем этот прикид? Ты киллер индейский?
Перворожденный сделал шаг к Джонни. Новый бог за его плечом одобрительно кивнул.
— Давай, дружище, — сказал Боргевич и выстрелил.
— Это же двери «Уоллен»! — постучал по фанере Вакджкункаг. — Закалённая сталь, а какие петли! Между прочим, купил бы ты их сегодня — получил бы бесплатную доставку. Но это не выход: всё равно я влез через балкон.
Вторая пуля срикошетила от рекламного щита и чуть не задела Джонни. Реклама неуязвима, она протянула, обвила щупальцами-эманациями и заточила Вакджкункага в прочнейший кокон связей.
— Бренд «Уоллен», — распалялся Перворожденный, — это Двери с большой буквы, символ надёжности и личного пространства, мембрана между грязным миром и домашним уютом.
Заклинание «Уоллен», то, что подзуживает и бросается в глаза миллионам, оберегло Вакджкункага полчищем потребителей. Бренд — как одно из имён бога, ему кланяются и на него молятся, это лучший доспех, который когда-либо был у Вакджкункага — что ему до пуль?
— Ты негостеприимен, — сказал Вакджкункаг и отнял оружие у ошеломлённого Джонни. — Теперь за мной ход.
Перворожденный снял с себя щит, пиджак, расстегнул рубашку и взял кухонный нож. В животе засело краеугольное новообразованне, та самая разница между прошлым и нынешним Мичиганом, медленный яд цивилизации: синтетика быта и человеческих отношений, которая убила верную стаю Громовой Птицы.
Вакджкункаг вырезал пупок. Сунул пальцы в рану и извлёк лишнее.
— А теперь, Джонни, открой рот и скажи: «А-а-а…».
Боргевич и так стоял с опущенной челюстью. Легенда виннебаго положил ему на язык мокрую мякоть — подарок цивилизации — и залил в глотку вино. Сорочка пропиталась красным.
— Теперь у тебя рак, Джонни. А что это значит? Что тебе осталось жить три часа, ровно до утра. Если ты, конечно, не исправишься…
Богатый ублюдок из Милуоки осунулся и побледнел. Он вдруг услышал, как оглушительно ходят его наручные часы.
— Теперь ты не Джонни Боргевич, — сказал Вакджкункаг, зашивая себе живот проволокой от рекламных щитов. — Отныне ты — Джонни Тик-Так.
Джонни-Джонни. Джонни Тик-Так.
Перворожденный достал старинные часы, символический подарок виннебаго от правительства, и торжественно водрузил их на кухонный стол, под который свалился Джонни. Он объяснил, что следует немедленно свернуть программу «ПайнерВудс». Время пошло, Джонни! Вакджкункаг вставил ключ и завёл часы. На этот раз медный маятник дрогнул и заколебался, ожили стрелки циферблата. В такт маятнику закачалась Кама, оплетаемая младшим братом. Встрепенулась в соседней квартире охрана Джонни. Старейшины виннебаго из Айовы по вызову вождя Энди Митчелла в срочном порядке вылетели в Грин-Бей; в багаже каждого из них лежало по мотку конского волоса.
Вакджкункаг включил газовую плиту и затянулся сигаретой Джонни. Дым пробивался из его орлиных ноздрей, чёрная шевелюра наэлектризовалась.
— Я помогу тебе ножом, Джонни. Ты только успей.
Завертелось.
Джонни Тик-Так, чуя, как рак поедает стенки кишечника, набрал Риккардо Ночи. Он отменил геологическую разведку свинцовых залежей. Ночи решил было, что Джонни спятил, ведь нельзя попросту отказываться от денег, когда всё улажено. Джонни пригрозил расправой и добился своего. Потом он позвонил Мэтью Стайлзу и запросил бумаги по праву владения заповедной землёй. Стайлз должен немедленно приехать по адресу с актом о передаче земельных участков виннебаго. В пожизненное пользование. Стайлз опешил, Джонни надавил, заодно пообещав ему долю в индейском казино. Мэтью был недоверчив, пришлось связаться по видеофону и дать устное подтверждение. Мэтью записал этот разговор для суда, отметив, что босс неважно выглядит.
Всё это время, каждую секунду, Джонни Тик-Так не отрывал взгляд от настенных часов Митчелла.
Он весь превратился в предчувствие смерти и внутри уже закостенел, как смертник перед казнью.
Пока Джонни наспех откупался от своих сделок, Вакджкункаг грел руки над газовой плитой. Язычки синего пламени шипели и плясали. Кровь сочилась из швов на животе, но Перворожденный чувствовал себя отлично: он очистился. В окно заглядывал месяц, парящий в одиночестве над холодными волнами залива. Какая-то птица перечеркнула его стремительной тенью.
Эскорт богача, наконец, нашёл ключи, вломился в квартиру и услышал радостный голос Вакджкункага:
— Что за белые! Всё у вас скучно, без огонька…
Индеец держал в руке солидный косяк, который обнаружил в вещах Джонни.
— Выкурим трубку мира? — предложил он.
В ответ со стороны охраны прогремели выстрелы. Они даже не подумали, что могут задеть босса. Вакджкункаг прикурил, снова отступив на кухню. Зрелище Камы и младшего брата должно задержать воинов. Джонни сидел за столом и нервно строчил распоряжения и приказы; ему было не до выстрелов. Словно на шахматном турнире, рядом с ним тикали часы. Сила, которая клубилась над Джонни, порядком потускнела и выцвела, но не собиралась сдаваться. Её печатью отмечены были и телохранители, на которых затрачены большие деньги.
Раздался короткий хлопок. Кто-то из охраны пришёл в себя, привинтил глушитель и спокойно пристрелил шлюху. Когда умерла посмертная аватара Камы, Вакджкункаг сказал Джонни Тик-Таку: