И слово «карман» оказалось вполне подходящим. На третьей неделе «съёмок» — выбирались они только по выходным — Стецев нашел золото. Крупинки в ручье блестели под солнечными лучами. Как в сказке.
Такие пироги с котятами.
Ни о какой быстрой сенсации больше не говорили. Семь-восемь килограмм самородного золота, а если повезёт, то и все пятнадцать стоили того, чтобы несколько месяцев погнуть спину. Всё, что требовалось — лопата, лоток, вода.
Романтика чистой степи, в которой нет посторонних жадных глаз.
У самой границы «кармана» было озерцо, почти пруд. Для него Ерген сегодня удочки и взял. Чтобы к деревянным скамейкам и столику раскладному, которые в прошлый раз привез, ещё и уха была.
Весь день прохлаждаться в лежаках не получалось — всю работу никакая машина сделать не могла, и «мешалка» лишь чуть убыстрила промывку. Удочки размотали под вечер, когда устали.
С дозора сняли Данченко, ушёл дежурить Стецев.
На примусе Иван быстро сварганил яичницу.
— Восемьдесят четыре грамма за сегодня, — маленькие электронные весы тоже приходилось держать здесь.
— Маловато будет, — Кролин грел у сковородки замерзшие в воде руки. Ни фига перчатки не помогали.
— Я придумал, куда свою долю пущу, — огорошил всех новостью Мухтар.
До сих пор он жил в своей глинобитной развалюхе, новый дом не купил и даже строить не пытался.
— Газ. Будут три ветки тянуть, от Уюка. И Уланбель тоже.
— Что «тоже»?
— Газификация — села вокруг. Там низкое давление в магистралях нужно — просто надо трубы сварить. Ничего «военного». Где-то семьдесят пять «мэмэ» диаметр, где-то сорокапятка. Справится кто угодно.
— Эээ… кто же перед нами? Бизнесмен? Данченко Мухтар Бакирович, собственной незабвенной персоной?
— Ну, не наш авторемонт.
— А ты в районе договорился? Ну, купишь фирмочку, сделаешь все. Кинут ведь.
— Я с племянником Жабагиева договорился. С Уласбеком.
— Тут кто-то должен протяжно и громко сказать «Вау!» — Ерген замер с консервным ножом и баночкой шпрот.
— Да все нормально, я аккуратно все сделал, — на сверхосторожного Мухтара это никак не походило. — Юридически там паритет, а захочет он меня кинуть, так сварщиками я командовать буду.
Кролин ещё раз хмыкнул, но у него пискнул мобильник — связи не было, но электроника работала, это было предупреждение о времени, и все быстренько закрыли уши.
Ергену подумалось, что если в песок на дне сферического аквариума воткнуть ложечку для обуви, ржавую, перекрученную, и она вдруг начнет скрипеть, будто выдираясь к воздуху, то эффект будет очень схожий.
Внутренности выворачивало наизнанку. В глазах двоилось. Пришел ужас — короткая вспышка, от которой хотелось потерять сознание.
Тишина вернулась, будто ничего и не было.
— Твою дивизию, — Кролин поправил очки, — беруши не помогают, одеяло не помогает, наушники — черта лысого… Нам что, здесь домик строить с изоляцией?
— Я бы тут ничего не строил.
— Задрал уже со своей осторожностью, Мухтар! — Кролин плюнул, поднялся, зашагал к кораблю.
Ерген знал, что Иван человек умный, внутрь не полезет, за ним можно не бежать. А с «нытьем» Данченко пора что-то делать.
— Ты сюда крыс привозил? Кроликов? Все ведь нормально проходило, Мухтар. Что ты тогда хвост поджимаешь?
— Страшно потому что.
— Блин. Ну ты ж не трус!
Данченко отвернулся. Понимал, что надо прекращать охать и ахать.
— Помнишь, как нас аж в Хорог закинуло, к памирцам? Когда эти шайтаны думали нам бочку с травой продать, чисто за дружбу. А у нас «Макаров» на четверых?
Ерген хорошо помнил. И знал, что второй раз они ни в какой Хорог не поедут, и вообще им в Таджикистане делать нечего.
— Я тогда все понимал, все видел, вот как. Они, мы, пистолет, машина — все в голове складывается, колесики вертятся. А тут не пойми какая зараза над головой висит, чего ей надо, как устроена. Она мне на сердце давит.
Ерген вздохнул, взялся за свою тарелку с единственным растекшимся желтком.
— Ты понимаешь, как государство у нас устроено?
— Ну так…
— Не с племянником Жабагиева договориться, а вообще? Чтобы в полном объеме и в деталях одновременно? Нет. И как твой мобильник устроен — тоже не понимаешь. Даже как порох в патроне горит, не понимаешь. Я тоже не понимаю. Пользуюсь только.
— Разные это вещи…
— Щас и разницу расскажу. Я когда крайний раз в Караганде был, с Петром вопросы перетереть в литейку зашел. Там печка есть кольцевая, здоровенная дура, метров двадцать в диаметре, вертится.
— Видел, и что?
— На ней кошка жила.
— Чего?
— Обычная такая кошка, шерсть даже нигде не подпалена. Её там кормили. Догоняешь, Мухтар? Кошка! Даже она может сообразить, как рядом с чем-то большим и опасным жить. А мы-то поумнее будем.
Данченко молчал.
— Я тебе больше скажу. Мы этот кусок степи, который у ворот, ещё приватизируем — только все аккуратно сделать надо. И забор поставим, чтобы ни одна тварь не проскочила. И тогда уже развернемся… Я, думаешь, зачем сюда Светку на пикник возил? Чтобы ощутила — мы надолго здесь. Если сами чего не поймем, дети разберутся. У Гришки сын — седьмой год, вот как подрастет, он его тоже сюда привезет…
— Хорошо. Я молчать буду.
Мухтар не стал вспоминать, что, когда всей компанией заночевали здесь, сны были совершенно наркоманские, а Светлана проснулась в слезах. Что у Гришки непонятным образом затянуло дырку в левом верхнем клыке, пломба выпала. Что собаки боялись корабля куда больше людей. Это все страхи. Мелкие, надоедливые.
Рыбы в озерце не оказалось.
Когда собирались — прятали намытое золото в дверцу ергеновского пикапа, паковали раскладные табуреты и удочки — Мухтар не сказал ни слова.
Уезжая, раскатали кусок провода, как раз подходящей длины. Тонкого, телефонного — для маскировки присыпали пылью. Как раз хватило, чтобы портал закрылся.
Домой Ерген вернулся уже в темноте — кроме крошечных красных точек сигнализации, на двух этажах ничего не светилось.
Барс, видно, с утра покормленный, приветливо, с разгорающимся усердием вилял хвостом.
Ясно. Светлана затеялась куда-то по своим делам.
Её мотоцикл на месте.
Ерген Николаевич поначалу даже и не встревожился. Последний год дочка иначе как на мотоцикле старалась и не ездить. Только когда зимой гололед был…
В прихожей была на месте её куртка. И чехол от мобильного.
Ерген Николаевич сам для себя неожиданно ловко достал из тайника над зеркалом старый «Макаров». Прислушался — но дом был пустой.
В её комнате — шкаф нараспашку, вещи на кровати. Но не похоже, что кто-то рылся. Ящики тумбочки задвинуты. Ничего из мелких вещей на полу не валяется. Только этикетка…
Это была обертка от теста на беременность.
Ерген Николаевич ощутил себя полным идиотом. Ну куда он лезет, ну ведь все естественно, ну… Однако все равно поплелся на кухню и заглянул в мусорное ведро.
Он ничего не понял — совершенно не был специалистом в таких вопросах. Как овдовел, так редко-редко захаживал к Айбике, но там о детях даже разговора…
Ерген Николаевич хлопнул себя ладонью по лбу. Чехол в прихожей, который из-под мобильника, он ведь пустой был. Надо просто позвонить.
На пятом гудке раздраженный голос дочери ответил.
— Да подхожу я уже, здесь я.
Светлана была не просто раздражена, она влетела домой как вихрь.
И растерявшийся отец только сообразил, что держит в руках… успел спрятать обертку в карман.
Хлопнула дверь её комнаты.
Ерген Николаевич вздохнул. Чтобы там ни случилось, сейчас с дочерью разговаривать бесполезно. А хозяйство не ждет.
Иллюстрация к рассказу Макса Олина
В подвале отодвинул верстак, за которым прятался хитро замурованный в стену сейф. Хозяйственно осмотрел несколько пухлых денежных пачек и тяжелые маленькие баночки. Заглянул в подсобку, где стоял котел — перевел на «очень тепло».
На кухне решил, что сварить суп сейчас будет самое оно. Раз доченька любимая сегодня кормила только собаку, то второму человеку в доме надо самому делать себе что поприличнее. Достал пакет, поставил кипятиться воду. А к супу хорошо пойдет салат, и надо разогреть, непременно разогреть на сковородке немного ветчины.
Ерген Николаевич любил готовить. Это успокаивало, на позитив настраивало. Вот съездит он в Алматы, реализует…
Он не услышал, как Светлана появилась на кухне. Ощутил движение.
У неё дрожали губы и тряслись руки.
— Как ты, доченька?
— Ты жадная сволочь!
— Что?
— Тварь, ты куда меня возил?!
Ерген Николаевич ещё ничего не понял, но как-то автоматически сместился на полшага влево от закипающей кастрюли.
— Я сегодня в Таразе была.
— Не близкий свет.
— Я у гинеколога была, на узи, оббегала всех.
— Ну?
— У меня шестая неделя.
Ерген Николаевич решил, что нормально поговорить — сейчас самое оно. Сел за стол, улыбнулся, «включил» уверенность.
— Я хочу, чтобы ты счастливо жила и чтобы у меня внуки были. А если ты с парнем поссорилась, так не беда. Если помиритесь — хорошо, позовешь его сюда, не помиритесь — для внуков теперь всего хватит. Разговор с женихом в любом случае можно отложить, сейчас главное она.
Светлана не понимала.
— Никакого аборта не будет, доченька, ты даже не думай.
— Баран! — Светлана ругалась почти шепотом. — У меня никого не было.
Ерген Николаевич понимающе-насмешливо поднял бровь.
— Идиот, я невинна. Они там сегодня смеялись, понимаешь? «Залетела без удовольствия». Это там все случилось, в вашем «кармане» проклятом! Дурак!
Её крик сорвался в визг, как-то мгновенно обернулся плачем, и она убежала.
На плите кипящая вода заливала конфорку — электроника отключила газ.
Ерген Николаевич яростно протёр ладонями лицо.
Это пахло бредом. Каким-то неправильным, не от анаши или «кокса», а совсем уж смертным «глюком». В памяти прорезались подробности пикника. Тогда выехали с ночевкой, сделали шашлыки, баранина была отличная. Они вчетвером рассказывали Светлане ужасы и небылицы, потом показывали, где и как можно ходить, потом её напугал скрежет корабля, она позеленела, обиделась и на полчаса ушла к себе в палатку. К полуночи вылезла, помирилась с отцом, выслушала очередную порцию наставлений — чтобы никому, никогда, ни при каких обстоятельствах лишнего не болтала — и отправилась спать. А они, получается, четыре старых идиота, один из которых просто трусливый идиот, они сидели почти до утра, рассуждая, какие комбинации можно проворачивать, если теперь есть пятый посвященный в секрет человек.