— Что вам, собственно, угодно? — спросил он, нахмурившись. — Не припоминаю…
— Книги, — Вацлав поклонился. — С помощью канона нам удалось подчинить мистические силы…
— А, так это вы? — на лице князя Родольфа засияла довольная улыбка. — Мило, мило, молодые люди. Хорошо вы тогда всё провернули с театром. Демоны на службе революции — это впечатляет! И каковы же ваши дальнейшие планы?
— Итак, мы решили, что эффективной будет тактика точечных ударов, — вытянувшись в струнку, рассказывал Вацлав. — Можно было бы сразу устранить Наместника. Но наша позиция должна быть недвусмысленной — ни одного имперца на государственном посту… ах, да что там, на всей святой земле Валации!
Родольф рассеянно кивал, отхлёбывая чай из тонкой фарфоровой кружки.
— Мы начнем с мелких сошек, чтобы дать наместнику шанс на отречение. Если смертей чиновников будет недостаточно — задействуем их семьи, их близких. Нам это представляется печальной, но необходимой мерой.
Насчет близких — это уже Вацек сам выдумал. Не было такого уговора. Но что теперь, препираться перед лицом светлого князя?
— А что думает наша славная гостья? — спросил Родольф.
Ирена зарделась.
— О семьях?
— Именно, малышка.
— Ну, если так нужно для Дела… то, наверное, Вацлав прав, — несмело ответила Ирена.
— И детей, что ли, убивать? — не выдержал Клеман.
— Почему нет? — Родольф сощурился. — Ты пойми, ставки слишком высоки. Дурное семя предателей надо выжигать полностью. Сжалишься, и через пару десятков лет пожнешь восстание. А оно надо нашим детям? А, милая?
— Н-нет, — пробормотала Ирена.
— Так что, Клеман, не переживай. Ты уже и так много сделал для страны. А вопрос о детях, конечно, непростой, мы его обсудим как-нибудь. Ты, Вацлав, зайди ко мне вечером. И ты, милая, тоже.
— Ну и как тебе повелитель? — осторожно спросил Клеман, когда они вышли на улицу. Ирена шла чуть поодаль.
— В смысле? — вытаращился Вацлав.
— Я его иначе представлял. Думал, он, как и мы, на какой-нибудь тайной квартире… а у него целый особняк. И слуги.
— Так он князь или кто?! Конечно, слуги. Что ж ему теперь, на тюфяке под мостом спать, если кто-то из Братства недоедает?
Прав Вацек. Это с ним, с Клемом, что-то не в порядке. Но стоило вспомнить, как Родольф смотрел на Ирену — и руки сами сжимались в кулаки.
— Как с книгами?
— Собираю, — лицо Вацлава осветила привычная добрая улыбка. — Их, оказывается, совсем мало осталось. Восемнадцать штук, правда, все по северным монастырям разбросаны. Родольф мне охрану выделил, представляешь? Чтобы, если заартачатся, то…
— Монахов бить будете?
— Ну что ты. Это ж скорее так, для подстраховки. Чтоб уж точно отдали.
— А что ты потом будешь делать с книгами? Как все соберешь?
— Раздам их достойным людям из Братства. Лишние — сожгу.
— А мне?
Вацлав странно посмотрел на друга. И расхохотался — так, что слезы на глазах выступили.
— Само собой! Забирай свою Окаянницу! Только ты с ней построже. А то она наглая стала. Забыла, видимо, как скулила в ту ночь. Это она тебе морду так украсила? За что хоть?
— За дело, — не сразу ответил Клеман.
Ирена вернулась только утром. Замерла в дверях, пряча взгляд в полумраке прихожей. Пальцы нервно теребили сизый мех горжетки.
— Что скажешь? — спросил Клеман хрипло.
— Ты только не сердись, — она подняла на него усталые, и — зараза, будь всё проклято — счастливые глаза. — Ты же понимаешь…
От нее пахло лавандой.
— Понимаю. Он — князь. Я — никто. А ты — шлюха.
— Клем, ну не надо. Ты же сам сколько раз говорил: всё, что мы делаем — ради Валации. Ради её законного правителя. И когда нас принимали в Братство — неужели ты забыл? — то мы оба поклялись, если понадобится, жизнь отдать за Ро… за князя. А это не жизнь, а… такая малость.
— Убирайся! — рявкнул Клеман, закипая.
— Куда? — жалобно спросила Ирена.
Из-за дверей начали высовываться заспанные рожи соседей. Драма превращалась в фарс.
Сил Клемана хватило на то, чтобы пошло съязвить, содрать с вешалки пальто и выбежать из этого прокуренного ада в ослепительный солнечный день.
Нестерпимая белизна снега резала глаза. Наперебой орали мальчишки-газетчики — похоже, эта ночь стала кошмаром не только для него, Клемана. «Адский заговор сепаратистов!» «Удар в спину Империи!» Мартиролог из сотни раз слышанных фамилий. Да уж, Каське пришлось потрудиться.
Клеман почувствовал на себе чей-то взгляд. На противоположной стороне улицы стоял сутулый человек в чёрном пальто. Шпик из жандармерии? Да и черт бы с ним!
Мимо пронеслась лакированная пролётка с зашторенными окнами. Похоже, кто-то из чиновников что было сил драпал из ставшего опасным города. Еще вчера Клеман от души позлорадствовал бы.
Ради чего всё? Кушай, любимая Валация, жри — всё для тебя и для твоего убогого сына Родольфа! Да вот только нет Валации. Умерла она в тот день, когда Стефан подписал отречение от престола. А воскрешать мёртвых — грех.
Решение пришло простое и ясное: сжечь все эти чертовы книги. Какими же изуверами были предки, сокрыв в них ключи от адских ворот!
Он влетел в галантерейную лавку — виски заломило от запаха лаванды. Швырнул на прилавок ассигнацию, схватил с полки бутыль керосина, упаковку спичек и, не дожидаясь сдачи, бросился наружу. В отражении витрины мелькнул знакомый силуэт в чёрном пальто.
Да достань уже свой револьвер, да застрели меня — чтобы не было так невыносимо!
Дверь кельи была приоткрыта.
Клеман замер, осматриваясь. Пусто. Книги, ещё вчера лежавшие аккуратной стопкой в середине комнаты, исчезли.
Окаянница сидела на полу, обхватив руками колени.
— Катаржина? — растерянно окликнул ее Клеман.
Она подняла голову. Черты её лица странно заострились. Рубаха на груди потемнела от крови.
— Не стала я их убивать, Клем, — вымученно улыбнулась она. — За что? Ладно ещё взрослых гадов, а то — двух парнишек годовалых. Глядят на меня, как галчата, лопочут что-то по-своему. Я на них смотрю — и понимаю, что не могу. Хватит с меня.
— Тогда кто же их всех перебил?!
— Спроси Вацлава, — через силу ответила она.
— Это он тебя… погоди. Ты ведь бессмертная?
— Не совсем. Пока по моей душе читают канон — я здесь. А сегодня, видишь, Вацлав решил дать мне отставку.
— Может, забыл?
— Такие не забывают. Нет, Клеман, я сама выбрала. Лучше уж в ад, чем жить по-вашему. Никогда, поверь, никогда женщин и детей… — она осеклась. — Ладно, чёрт. С женщинами всякое бывало. Но детей — точно не трогали. Для кого же всё, если не для них?
Она закашлялась.
— Я вот думаю — может, затем канон и читают? Чтобы такая вот тварь вроде меня вернулась и… И ведь знаешь, какая цена, знаешь, что там, в твоем аду — и все равно…
— Ты побудь здесь, — перебил её Клеман. — Я найду Вацлава!
— Бесполезно, — прошелестела Окаянница. — Ты просто рядом посиди, чтоб не так страшно. Ты хороший. И имя у тебя красивое. Клемент, милосердный.
Смешно бы это было — если бы не её глаза и не ледяной холод пальцев, сомкнувшихся на его запястье.
— Кась, а что там? — спросил он шепотом.
— Эрлих, — ответила она глухо. — Эрлих и его инструменты. Но ничего, я ведь сама выбрала.
Она просто тлела изнутри. Сквозь контуры её лица проступало то, страшное и неназываемое — пустые провалы глазниц, страдальческий предсмертный оскал. Пальцы терзали его запястье до синяков, до кровавых ссадин.
А потом её не стало.
Уже давно стемнело — а Клеман всё не двигался с места, глядя в темноту невидящими глазами.
Дверь осторожно скрипнула. Утренний незнакомец в чёрном пальто вошел в келью.
— Стреляй уже, — равнодушно сказал Клеман.
— Зачем? — недоумённо спросил человек. — У меня даже оружия нет. Где ты видел жандарма без оружия?
Клеман помотал головой.
— Вижу, ты не в духе. У меня тоже был не лучший день. Знаешь, неприятно, когда твоих подчиненных вырезают одного за другим, как скот.
— Ты что, Эльхандер? Наместник?
Гость кивнул.
Вот он — стоит в двух шагах. Может, и вправду безоружный. Главная цель. Главная беда свободной Валации. Броситься на него, сбить с ног, головой приложить о край кафедры…
Клеман медленно поднялся.
Или вот — бутыль с керосином на полу валяется, только руку протяни. Ударить по лысой башке, а потом — чиркнуть спичкой…
— Так что, поговорим, Клемент? Судя по тому, что я видел, ты — интересный собеседник.
Он осёкся, видно, разглядев что-то в глазах Клемана.
Клеман переступил порог своей комнаты с чувством человека, вернувшегося в родной дом после многолетней отлучки. Сколько времени прошло? Две ночи?
Он начал собирать вещи. Книги, тарелки, бельё — всё это было на новой квартире. Просто здесь не хотелось оставлять ничего своего.
А еще он ждал её. И дождался.
Ирена влетела в комнату, как ошпаренная. Закрыла дверь на замок, обернулась — и, ойкнув, прикрыла ладошкой опухшее от слез лицо.
— Иди уже сюда, — только и сказал он.
— Клем, — она уткнулась в его плечо и замерла, тяжело дыша. От её волос пахло дымом. — Это было ужасно. Вацлав…
«Этот ваш Родольф — пустое место. Бояться надо не его; надеюсь, ты уже и сам всё понял. Что будет завтра? Твой дорвавшийся до власти друг соберёт всех лучших людей Братства. Тех, кому верят, кого боятся, на кого надеются, — голос Эльхандера был размеренным и скучающим, как будто Наместник пересказывал давно известную историю. — Или поступит проще: спросит, кто ощущает в себе достаточно воли, чтобы владеть древней Силой. А потом — угадай, Клеменс, что он сделает?»
— Они с князем о чём-то спорили ночь напролёт. К утру, видно, договорились. Вацек разослал приглашения за подписью Родольфа всем нашим, из Братства. Назначил встречу в каком-то сарае на окраине. Я ещё думала, зачем было всех собирать в пыльном чулане, зачем запирать дверь изнутри? А потом Вацлав достал свою книгу и вызвал…