Для гостей Снежного королевства каждый день казался сказочным. Никто из них не задумывался, что стоит за фасадом этой сказки.
А за фасадом стояли местные жители, которые изо дня в день в поте лица мастерили стеклянные гробики и кружки со снежинками, мыли тарелки из-под консоме в рест-о’ранах, собирали испражнения за ездовыми собаками — и всё это так, чтобы не попасться на глаза гостям и не испортить им ощущение праздника. И всё это — с улыбкой на лице, на случай, если гости их всё-таки увидят.
И всё это — за хорошие деньги. По крайней мере, так им казалось поначалу. Пока местные жители не поняли, что хоть и прибыль у них пошла такая, какой прежде и не снилось, но и расходы тоже стали поистине сказочными.
— Вы продаёте тарелку бульона за два серебряных, — фыркали приезжие торговцы в ответ на возмущения ресто’раторов заоблачными ценами на товар. — Значит, вы можете позволить себе заплатить два серебряных за мешок картошки.
— Вы сдираете по тридцать медяков за кружку и по сорок — за никому не нужный стеклянный гробик, — говорили они суйвенирщикам. — Наверняка можете позволить себе отдать двадцать медяков за свечи.
И ошеломительная прибыль с суйвениров и жульенов с консоме тут же оседала в карманах приезжих торговцев. А точнее — в карманах братьев Феллер, потому что все приезжие торговцы работали на Сайрона с Нихласом и продавали феллеровские же товары.
Местный люд подходил к молодому барону, просил усмирить обнаглевших торговцев или пригласить других, которые не будут заламывать такие безбожные цены.
Местный люд не понимал, что молодой барон давно уже не правит городом — он был связан по рукам и ногам договором с братьями Феллер.
Поначалу Ингар пробовал говорить Сайроном и Нихласом. Однако братья его не слушали, их сложившееся положение дел более чем устраивало. А когда молодой барон пригласил в город других торговцев, готовых предложить более выгодные цены, братья извлекли всё тот же злосчастный договор и снова пригрозили законоведом и пунктами о нарушениях.
Шло время, Снежное королевство процветало, а город оказывался всё больше и больше во власти от братьев Феллер. И хотя Сайрон с Нихласом давно привыкли к деньгам и к могуществу, которое те давали, только в Снежном королевстве власть эта стала абсолютной. Вся округа на них работала, вся округа от них зависела, и власть эта ударяла в голову. Что братья ни захотят — то и делают, что не возжелают — то получат, хоть лучшие покои в баронском замке, хоть самое дорогое вино, хоть понравившуюся женщину. И никто и слова поперёк им не скажет, ведь это же они выстроили Снежное королевство, это они спасли округу от нищеты и вымирания. Местные жители им за это должны быть вечно благодарны! Да и просто должны.
— Ни за что! — возмущённо отрезал Ингар. — И не тыкайте мне этим своим договором, не пугайте меня своими законоведами. Ничего такого в договоре нет. А если вам так приспичило заделаться благородными, купите титул — и дело с концом, благо, денег у вас хватит даже на титул герцога.
Нихлас недовольно нахмурился. У него было очень плохое настроение — вчера его высокомерно отвергла приехавшая поглазеть на Снежное королевство красивая графиня.
— Чтобы я — да с неблагородным? С простым купчишкой? — фыркнула она — и тем ранила честолюбивого голубоглазого красавца в самое сердце.
И Нихлас вдруг понял, что, оказывается, остались ещё на свете вещи, которые он не купил. И одна из них — благородство.
— Купленный титул — это одно. А титул, полученный надлежащим путём — это совсем другое, — возразил Феллер-младший. — Купленный титул не сделает меня по-настоящему благородным.
— А женитьба на моей сестре сделает? — насмешливо спросил Ингар и снова повторил: — Ни за что.
— А вы подумайте хорошенько, господин барон, — не стал церемониться Нихлас. — Да, в договоре ничего такого нет, но я ведь и без договора вас разорить могу. Мы с братом построили парк, который вас кормит и поит — мы его можем и разрушить. И что вас ждёт без него? Да ничего! Нищета и голод, о которых вы, как я посмотрю, уже успели подзабыть — от хорошей-то жизни. От жизни, которую мы с братом вам дали. Так что подумайте, господин барон, хорошенько подумайте, стоит ли обнищание ваших земель руки вашей сестры. Тем более, — с самоуверенной ухмылкой добавил он, — Она сама давно обо мне мечтает.
— Уже не мечтаю, — раздался позади голос Мариссы.
Феллер-младший круто развернулся и послал девушке свою самую ослепительную улыбку. Он не знал, что Марисса уже давно устала ждать, когда же он признается ей в любви, уже с лихвой насмотрелась на то, как он улыбается хорошеньким посетительницам парка, и уже не раз слышала, как вечерами доносится из его покоев женский смех. И потому оказался совершенно не готов к тому, что его улыбка на девушку не подействует.
— Что ж, — пожал плечами Нихлас, быстро оценив ситуацию, — Ваши мечты, леди Марисса, никакой роли тут и не играют. Венчания проведём в это воскресенье, — распорядился он и послал ей ещё улыбку, только на этот раз — очень злую: — А если захотите свадьбу расстроить, подумайте прежде обо всех окрестных детишках, которых вы обречёте этим на голод и холод.
— Как я мог быть так глуп? — повторял Ингар, нервно расхаживая туда-сюда. — Как мог быть так слеп? Как не увидел, что нас покупают с потрохами?
— Ты думал о наших землях, — пыталась утешать его Марисса. — Ты думал о наших людях. Ты хотел нас спасти. Ты же не знал, что наши спасители окажутся такими… такими…
— Пусть делают что хотят, но я не позволю им заставить тебя выйти замуж! — запальчиво воскликнул молодой барон.
Марисса смотрела на него снисходительно, словно это она была старшей сестрой, а Ингар — неразумным младшим братом. Девушка понимала, что хотя никто не может силой заставить её выйти замуж за Феллера-младшего, она сделает это сама — она не позволит, чтобы из-за неё пострадали жители их земель.
Вечером накануне свадьбы Марисса убежала к гробу спящего чудовища — ей нужно было с кем-то поговорить. Кому-то выговориться. Кому-то поплакаться. И кто подходил для этой роли лучше, чем её самый старый, самый верный друг?
Марисса долго рассказывала спящему чудовищу о своих невзгодах, пеняла на двух злых братьев, захвативших из земли, на такого слишком умного старшего и слишком красивого младшего, а под конец, обняв крышку гроба и положив руки на холодное стекло, даже расплакалась от жалости к себе.
— Проснись! — умоляла она чудовище.
Девушка так долго рассказывала легенду о зачарованном принце, что и сама начинала понемногу в неё верить. А уж сейчас, в момент отчаяния, она всей душой желала, чтобы выдуманная когда-то братьями Феллер история оказалась правдой.
— Помоги мне! — просила она, то стуча кулаками по прозрачной крышке, то почти приникая к ней губами, чтобы чудовище её лучше слышало. Чтобы чувствовало её тепло… — Пожалуйста, проснись! Ты мне так нужен!
Спящее чудовище продолжало мирно спать в хрустальном гробу.
Холодный искристый снег укрывал Мариссу тонкой шалью, но она не чувствовала холода. Измученная горем девушка незаметно заснула рядом с хрустальным гробом, и снился ей прекрасный сон. Во сне она была большая-пребольшая, отчего братья Феллер сделались по сравнению с ней совсем маленькими. Сайран, увидев её, принялся икать от страха, а потом заплакал, будто малый ребёнок, а Нихлас вдруг весь как-то съежился, сморщился и покрылся пятами. Большая Марисса во сне наклонилась над крошечными братьями Феллер — и дунула на них, словно на две надоедливые пылинки. От её дуновения тут же поднялась белая метель — и закрутила, завертела братьев, затянула в свою снежную утробу — и унесла невесть куда.
А из белой круговерти ей навстречу вышел юноша с волосами цвета весеннего солнца и солнечными брызгами по всему лицу. И Марисса вдруг сразу поняла, что это — её спящее чудовище. Её заколдованный принц.
Это был счастливый сон.
…Нихлас проснулся с раскалывающейся от вчерашних весёлых возлияний головой и мыслью: «Сегодня моя свадьба!»
Приоткрыв глаз, увидел, что в покои уже прокрался сумрачный свет зимнего утра и нехотя заставил себя подняться из постели.
Разбуженная его движением, высокомерная графиня, которую он всё-таки уломал на интрижку, несмотря на всё своё неблагородство, довольно потянулась в пуховых простынях и улыбнулась Нихласу.
И вдруг пронзительно закричала, и, как была нагишом, выскочила из покоев.
Некоторое время оторопевший Нихлас с недоумением смотрел на дверной проём, в котором исчезла вопящая графиня, а потом, решив, что её испуг, вероятно, вызван его видом, бросился к зеркалу — что с ним не так?
Через мгновение вопил уже он. Из равнодушной блестящей поверхности на него смотрел сгорбленный, скособоченный карлик с реденькими волосами и выцветшими глазами. И даже белоснежных зубов, его гордости, его главного оружия у Нихласа не осталось — только какие-то желтоватые пеньки.
— Сайран! — испуганно заорал он и бросился в покои Феллера-старшего. Распахнул двери, ворвался внутрь — и замер, будто налетел на стену.
Феллер-старший сидел на ковре, возил туда-сюда ярко раскрашенные игрушечные салазки из суйвенироного магазина и сосредоточенно сосал большой палец. Время от времени вынимал его изо рта и, пуская слюни, словно годовалый младенец, говорил:
— Чух-чух!
— И вот так и сгинули без следа из наших земель злые братья, и никто никогда их больше не видел. И настали в наших землях счастливые времена, — торжественно закончила Марисса любимую сказку своей маленькой рыжеволосой дочки.
— А спящее чудовище? — сонно спрашивала малышка.
— А спящее чудовище по-прежнему спит в своём хрустальном гробу в чаще леса, — тихо отвечала Марисса. — И по-прежнему видит сны о зиме. И каждый день к нему приходит его лучший друг. Сидит рядом с ним и рассказывает ему сказки, чтобы ему не было скучно и одиноко…