Письма из третьей группы различались между собой. В некоторых из них делались очевидные выводы, другие ограничивались предположениями. Но чтение всех их не оставляло никаких сомнений. Папа кормил людей собственным телом и подобным образом возвращал им здоровье. И тут вы должны согласиться, что ксёндз и компания очень даже хитро все это придумали, так?
Ранее я уже говорил про три дня, но, как оказалось уже на следующий день, столько времени у меня не было. То есть, результаты работы после первой ночи вступали в акцию уже утром. Соответствующим образом постаревшие, помятые, заправленные грязью и пропитанные запахами пыли и немытых рук, они быстро направлялись в те места, где, якобы, лежали множество лет. Как тот фильмец, в котором я играл вождя людоедов. Часть из них, обнаруженная уже к полудню того же самого дня, попадала уже в вечерние выпуски новостей. Все они были прекрасным дополнением к чуду в Уганде.
И как раз эти письма в чертовых новостных программах привели к тому, что Патриция сделала то, что сделала. Они и Кшиштоф, который… Нет!
Как там говаривал тот мужик в исторических программах? Не будем опережать факты.
— Я почти что поверила в то, что то чудо было настоящим, — заявила Патриция, когда мы уже закончили смотреть «Известия». Она потянулась, давая тем самым понять, что устала, и что будет ложиться на осажденном нами диване.
— А что ты имеешь в виду, говоря «почти»? — полюбопытствовал Червяк. — Все это было по-настоящему. Такую штучку нельзя сделать на глазах стольких телезрителей. Просто у него начали отрастать грабли.
— Ну, — согласился я, становясь стеной за приятеля. При случае я защищал еще и собственную веру с убеждениями, жаль только, что на стороне Червяка, но нельзя же иметь все и сразу. — Сегодня чудо дошло до запястья.
Патриция печально покачала головой.
— Эх вы, наивные дети! Да если бы то было истинное чудо, оно бы не нуждалось в подкреплении вашими письмами. Чудо способно защитить себя само. Именно потому, среди всего прочего, оно чудом и является.
— А что, если это всего лишь хорошая реакция? — спросил я. — То есть, наши гости увидели чудо и решили под него подписаться?
— Да нет, это шито слишком уж толстыми нитками, — подумав, заявил Червяк. Предатель. Мой личный долбаный Брут! — Тем более, что нам работу заказали до того, как чудо произошло.
— Да нихрена не заказали! — взорвался я. — Ты же сам объявился.
— И все равно, до репортажа о чуде, — это уже Патриция. Я уже упоминал про амбивалентность? Тогда прибавьте туда же еще и хренову неблагодарность. Я чувствовал себя так, словно бы проходил ускоренный курс знаний о женщинах. Трехдневное обучение, а на шару к диплому разбитое сердце.
Я только махнул рукой и поплелся к столу, чтобы закончить начатое письмо. Не хватало нескольких предложений, написанных округлыми, пузатыми каракулями, с похожей на восьмерку большой буквой «В», с «Т», где вершинка изогнулась волной. Автором письма, якобы, был мужик с раком поджелудочной железы, для которого Папа из собственных пальцев — указательного и безымянного — приготовил котлетку с лучком.
Я вовсе не собирался ссориться по поводу событий в Уганде. Говоря по правде, я перегорел. И даже сердцем чувствовал, что нет там никаких трюков. Вы скажете, чудо взяло начало с обмана? Так что с того, святой Павел тоже не с самого начала носил нимб[51]! То же самое и со святым Августином, Франциском или Игнатием из Ио… Лойо… ну, тем самым иезуитом. Ведь как там все шло? Не важно, как начинается, главное — как заканчивается, правда? У нас все началось с обмана, но довольно скоро дошло до настоящего чуда. И тогда это направление верное, разве не так?
И с такими вот мыслями я принялся за работу.
Когда я проснулся следующим днем — с отпечатком шариковой ручки на щеке и привкусом тапок во рту — оказалось, что в квартире я совершенно сам. На холодильнике под магнитами в виде фруктов висели приготовленные для меня три листочка, свернутые таким макаром, чтобы содержания никто другой не видел.
Тот, что написал мне Червяк, сообщал: «Еду с Красавчиком договариваться про какую-то охренительную рекламную кампанию. Работай спокойно. Расскажу, когда вернусь».
От Патриции: «Извини, что так, без слова, но мне нужно обдумать парочку вещей. Я отправилась на прогулку с ксёндзом, который предложил мне побеседовать, в таком стиле… ну, как со священником. Не знаю, сколько времени это займет, надеюсь, что ты потратишь его для того, чтобы поработать».
И от ксёндза: «Все идет как следует, Ремигий. Работай, и награда тебе обеспечена».
Я смял все три записки в один комок и забросил его в мусорную корзину. Работай, работай, работай… Блин!.. Arbeit mact frei[52], или какая-то такая же фигня… Неожиданно я перестал чувствовать себя избранником, единственным, способным совершить великое деяние. Теперь я был долбаным рабом, школьным зубрилой, единственным шансом на то, чтобы войти в компанию, было писать за всех домашние задания и контрольные. Осознание того, что много лет так оно, собственно, и было, меня никак не утешало. Совсем даже наоборот! В бунтарском жесте я намешал себе кофе без кофеина, и вместо того, чтобы горбиться за столом, развалился перед телевизором.
А там снова и повсюду о Папе и чуде. Либо Уганда и подробный показ культей миссионера, либо высказывания специалистов, насколько подобного рода регенерация невозможна с точки зрения современной медицины. В перерывах — рекламные ролики, а среди них: наша книга по-английски, в твердом переплете и с новой обложкой.
«Опротестованная Ватиканом, преданная анафеме Церковью. По делу ли?» — гласила английская надпись на специальной, рекламной суперобложке. А снизу еще надпись: «Акция, 20 % скидка»!
Тут я начал размышлять, а кто продал права на это издание. Червяк, ничего мне не говоря? Или уже ксёндз и его люди? И кто за все это получит бабло?
Размышляя подобным образом, сам того не желая, я вошел в полосу польских программ. И в никак не завершающиеся здесь заклинания действительности. Чуть ли не на каждом втором канале священники — делающие вид, что они совершенно ничего не знают о каннибализме Папы и о чуде в Уганде — рассказывали каким святым человеком был Иоанн-Павел II. В перерывах — рекламы, а в них: новые, супер-специальные издания фильмов о человеке, который стал Папой, и уже будучи им, остался человеком. Ну, два в одном флаконе, врубаетесь?
Перед экраном я высидел до «Известий», в которых сообщили, что торуньские паломники где-то около Лодзи соединились с боевыми организациями Всепольской Молодежи, и что уже хором они направились в сторону Варшавы. Во главе процессии шли три мордоворота с громадными куклами. Одна из них даже весьма удачно изображала председателя правления TVN с пейсами и в халате, две другие представляли Червяка и его дядьку. Как раз тогда я впервые порадовался своему не столь выдающемуся местечку в выходных данных «Готовь с Папой».
Перед началом спортивного блока я вырубил телик и взялся за работу. Через полчаса вернулась Патриция, но она послала мне лишь печальный взгляд, буркнула что-то увидав лежащее передо мной письмо и направилась в спальню ватиканской банды. Вскоре после нее появился и Червяк. Он принес с собой рекламную открытку кампании для Красного Креста или какой-то другой благотворительной организации массового поражения.
— Слушай, ты просто обязан это видеть, — сообщил он скаля зубы. — Не дело, а сплошной пердимонокль!
То, что притащил Червяк, готовой рекламой еще не было — вместо фоток там были лишь выноски с текстом — но потенциал был виден невооруженным глазом.
Начиналась листовка представлением нескольких человек после пересадки органов. Радостные снимки спасенных переплетались с белыми надписями на черном фоне:
ОТДАВ ПОЧКУ ДЛЯ ПЕРЕСАДКИ, ТЫ МОЖЕШЬ РАДОВАТЬСЯ УЛЫБКОЙ СПАСЕННОГО.
Маленькая девочка в коляске для инвалидов — с широкой улыбкой на лице, с воздушным шариком в ручке — выезжает из больницы в компании радующихся родителей. Возле самых дверей она придвигается к камере и тихонько шепчет: «Спасибо тебе!»
ОТДАВАЯ СЕРДЦЕ БЛИЗКОГО ТЕБЕ ЧЕЛОВЕКА, ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО ЕГО СМЕРТЬ БЫЛА НЕ НАПРАСНОЙ.
Заплаканная женщина в больничной палате над свежезастеленной кроватью. А за стеклянной стеной — счастливое семейство, сгрудившееся вокруг больного на кресле-каталке. Здесь же торт, открытки с пожеланиями и общее празднование. В конце концов, маленький мальчик — похоже, что сынок больного — отходит от папы и направляется к женщине в палате. Там он берет ее за руку и говорит: «Спасибо!».
ПЕЧЕНЬ
Снимок улыбающейся девочки и подпись: «Николь, девять лет».
ПОДЖЕЛУДОЧНАЯ ЖЕЛЕЗА
«Жан, тридцать семь лет».
КОСТНЫЙ МОЗГ
«Барбара, двадцать два года».
А что СО ВСЕЙ ОСТАЛЬНОЙ ЧАСТЬЮ ТЕБЯ?
Фотографии из Африки. Дети со вздутыми от голода животами, обгрызающие высушенные косточки, на которых давно уже нет мяса. Их родители, похожие на обтянутые кожей скелеты…
АФРИКА ГОЛОДАЕТ. НАКОРМИ ЕЕ!
Широко улыбающаяся африканская девочка. «Благодарю, что ты дал нам что-то от самого себя!» — говорит она.
После этого логотип и местный контактный телефон.
Можете говорить, что хотите, но я растаял. Впрочем, Червяк тоже, хотя — как он сам утверждал — спецы по рекламным кампаниям предлагали вещи и покруче. Например, шевелящиеся на экране белые черви, а сразу же после них — африканская деревушка и лозунг: РАЗ У ТЕБЯ ЕСТЬ ВЫБОР, ПОЧЕМУ НЕ ПОЛЬЗУЕШЬСЯ? Ну и тому подобное.
Я задумался над тем, сколько нужно времени, чтобы какая-нибудь телестанция согласилась выпустить в эфир хотя бы один такой клипчик.
— Три дня, — сообщил мне Червяк. — Первый клип выйдет в эфир уже через три дня, если считать от сегодня.