И именно в этот момент попала Патриция со своими сообщениями, вы можете себе представить? Все они — мохеры и лысые уроды, сплавляющие души в совместном оргазме — и она, с информацией, будто бы все то, во что они только что уверили, все это одна громадная херня. Со временем она просчиталась круто…
Поначалу на нее не обращали внимания. Кто-то обозвал ее жидовкой из Союза Свободы, кто-то отпихнул и приказал валить отсюда. Но Патриция не уступала.
Простите, но мне тяжело об этом спокойно говорить! Сам я не видел, как там все было, но воображения у меня хватает, чтобы увидеть, как она карабкается на машину и кричит в украденный мегафон, что никаких чудес не было, что все это лишь заговор профи из Ватикана. Глазами воображения я вижу, как размахивает она доказательствами и требует прокрутить пленки и диски.
Как всегда бывает в таких случаях, не удалось установить, кто первым бросил камень. Врач заявил, что Патриция погибла именно из-за него — камня из мостовой величиной с камень взрослого мужчины — а остальные, что посыпались градом, уже не имели значения. По его мнению, она не страдала.
И это уже, в принципе, все. Остальное уже несущественно. Сегодня, через пару часов, группа предъявит Кшиштофа. Произойдет это в каких-то бункерах на востоке Польши — при факелах, в тайне… по образцу встреч первых христиан.
Действительно ли произойдет разлом Церкви? Вот в этом я как раз и не сомневаюсь. Гражданская кампания по предоставлению собственных тел Африке встретилась с громадным положительным отзывом. Церковные сановники разделились практически наполовину, а в некоторых государствах — например, в Польше — был официально высказан отказ подчинения Папе-немцу. Не будет же он плевать нам в лицо, как поется в песне[56]…
И если и есть что-то, что мне во всей этой истории не сходится, то это, естественно, сама группа ксёндза. Вот на кого они, в принципе, играют? Кто у них начальник, если они не считаются даже с Папой? Раскол всего на два обломка, чтобы через двести лет вновь соединиться? Чего-то я не догоняю…
Ну ладно, заканчиваю, поскольку вижу, что немного разболтался, и место в моем чертовом диктофоне заканчивается. Теперь только спрячу его получше, пока Червяк за мной не вернулся. Настолько хорошо, чтобы его не нашли еще годами, а то и десятилетиями. Быть может, в канализационной трубе?
Мне бы хотелось, чтобы эта запись попала к вам, люди, когда горячка утихнет, а новая Церковь пустит корни и устаканится. Наверняка большая часть из вас посчитает эту запись подделкой, но мне кажется, что хотя бы горстку людей она заставит задуматься. Как сегодня заставляют апокрифы. Ведь как там говорится? Капля камень точит…
Януш ЦыранИерусалим[57]
И молвил я Отцу:
С этого момента я стану называть тебя Отцом, а ты называй меня
сыном, дабы начало писаться Писание, что было уже предвечным.
А он ответил на это:
Хорошо, раз ты того хочешь, пускай так и будет.
Сказал я: Пускай появится мир, каким мы его знаем, да будут установлены законы этого мира, и народ в нем свободный, в том, что такое добро и зло, жить станет, дабы могло свершиться.
И появился мир и законы его,
Появился народ, свободный в том, что такое добро и зло, и восстал он против Создателя своего.
И сказал я Отцу:
Пошли меня к народу своему, дабы родился Новый Иерусалим.
Отче, и как же ужасно я страдал! Пот и кровь заливали мое тело, невыносимая боль подавляла дыхание, и взывал я про себя прихода темноты. Только темнота не приходила, и все время видел я вокруг себя никакие, глуповатые лица зевак, насмешливые лица преследователей моих и безразличные — солдат.
Где же ученики мои, которых так любил я; где же тот народ, что так желал слово моего и хлеба? Если бы увидал я хотя бы одно преданное мне и дружески настроенное ко мне лицо… выдержал бы. Только понял я тогда, в тот момент наивысшего страдания, что недостойны они его, что по-другому нужно поступать с ними.
— Отче, покарай преследователей моих и освободи меня! — воскликнул я страшным голосом.
Гвозди выступили из моего тела, раны тут же залечились, и встал я на твердых ногах у самого креста. Теперь глядел я на них гневно, видя изумление, рисующееся на их тупых рожах, с трудом скрывающих свое родство с животными. Так вот какое чудо нужно было вам!
— Отче, покарай преследователей моих и сошли на них страшную смерть!
Раскрылись небеса, и сияние охватило землю. Зеваки, мои судьи и палачи вопили от ужаса, а потом упали на землю, где начали трястись в судорогах чудовищной боли. Некоторые из них молили:
— Господи, были мы слепы и глухи, прости нам, не ссылай на нас смерть!
Только сердце мое праведным было, так что испускали они дух в боли и унижении, так что дух мой насытился местью.
И обошел я всю гору, напитывая глаза свои видом опустошения.
Мрачные тучи вновь закрыли небо, и пришла гроза. Дождь омывал мое разгоряченное тело, еще помнящее муки, я же рассуждал над судьбой народа своего. Деяние спасения еще не свершилось. Счастье народа моего все еще бременем лежало на сердце моем, и ни о чем более я не думал — несмотря на пережитое мною разочарование. И вступил я в тело цезаря, правящего в столице владеющей миром империи. Поначалу я не открывал сути своей окружающим меня советникам, вождям, вельможам, чиновникам и слугам, хотя ведь и замечали те странные изменения в императорском поведении. Я же глядел. Читал письма управителей провинциями, командиров легионами, мытарей, доносчиков, начальников тайных служб. И наконец, в один ужасно жаркий день, я открыл суть свою. Были они смешаны и изумлены, я видел, что не верят они в меня, но тут поразило их небесное сияние, и пали они предо мной на колени и с рыданиями просили, чтобы вел я их и приказывал — я, истинный Сын Божий.
И тогда обратился я к ним:
— Пришел я, дабы исполнилось царство Божие на земле, чтобы все народы славили имя Всемогущего, в счастии и радости потребляя плоды милости Его. Отбросьте гордыню и немощную мудрость, отбросьте богатства и малые заботы, пойдите за мной — и войдете в Царство Божие на земле. С этого момента любовь и взаимная доброта будут законом и строительным материалом Царствия. Нет уже раба и господина, все равны пред величием божиим; нет уже богатого и бедного, глупого или мудрого; нет ни сильного, ни слабого — ибо имеются лишь те, что верят в меня, другие же отправятся на смерть вечную.
Многие не могли понять того, что произошло, так что ходили слухи, будто бы Цезарь пострадал разумом и объявил себя Богом. Случалось такое, что те, кто ранее обладал разумом и рассудительностью, становились неразумными безумцами; а те, что запятнаны были знаками сумасшествия, дивили всех мудростью и с охотой принимали учение мое.
Первым был Корнелий, префект преторианцев. Лицо у него было уродливым и жестоким, я же читал мысли его, ибо пришелся он мне по сердцу.
Он прибыл ко мне и сказал:
— Господин, позволь мне быть самым покорным из слуг твоих; приказывай, и стану я орудием твоих божеских мыслей.
— Радуют меня слова твои, Корнелий, громадная жатва предо мной и народом моим, так что много нужно трудов, чтобы справиться с нею. Нуждаюсь я в ствоей сильной руке и зорких твоих глазах, вот только пора еще не пришла.
Созвал я ученых мужей и жрецов Города, дабы просветить их учением моим. Они же переполнены были ложью и притворством, кланялись низко и умиленно улыбались, уста их были полны гладкими словами, только скрывали те слова ненависть и презрение. Перебил я их всех до единого. После того вызвал я учеников их и изложил им учение свое. Точно так же, как и те, презрели они мною, так что перебил я их всех. Приказал я привести учеников тех учеников и убедился, что многие из них открыли уши к словам моим. Этих пощадил я, хотя и много было в них языческого яду. Дал я им учение свое, облеченное в форму Писания, дабы разносили они его во все земные концы.
Собрал я сенаторов и сказал им:
— С нынешнего дня нет уже ни господина, ни раба; и то, что господину принадлежит, принадлежит уже и рабу. Богатства от милостей моих храниться станут господином, так что уже не будет недостатка в них и несправедливости.
Возмутились этими словами сенаторы, начали устраивать против меня заговоры. Пытались они убить меня, только их стилеты обращались против них же, так что погибли они ни за медный грош. Зашевелились рабы и бедняки, когда дошли до них известия об Искуплении. Они убивали господ своих и грабили их богатства, не понимая того, что разбрасывают мои богатства, стремясь к нужде. Вызвал я тогда Корнелия и сказал ему:
— Делай, что тебе следует.
Низко поклонился Корнелий и отправился со своими солдатами, неся смерть бунтовщикам. После того сенаторы и крупные богачи начали понимать учение мое. Те, кто остался в живых, прибыли ко мне во дворец и, отдавая земные поклоны, одаривали меня богато и оглашали себя слугами моими вернейшими.
Вплоть до того времени столичные жители почитали языческих божков в их старых святилищах, поклоняясь сатане и помощникам его. Приказал я стереть с землей эти рассадники зла, когда же их стены валились, безбожники оскорбляли меня и объявляли о приходе конца света. Подзуживаемый помощниками преисподней народ начал мятеж, так что Корнелию вновь пришлось применить свою силу и непреклонность. Огонь пожаров еще не угас, а я уже думал о провинциях Империи, которые ожидают Доброй Вести[58], о тех неизвестных пока территориях, где варварские племена все еще жили во мраке греха. Не хотелось мне растрачивать понапрасну силы творения чудес, я желал того, дабы народ мой сам включился в задание спасения, чтобы вошло оно в его плоть и кровь, и в самый стержень души, и не могло это свершиться лучше, чем строительство Царствия собственными руками моего же народа.