Мой святой Антоний сидит, согнувшись, с головой, опирающейся на сложенных руках, и глядит прямо перед собою, на другую сторону потока, как и я теперь гляжу на другую сторону жизни. Я уже не замечаю удивительных созданьиц, ползающих и прыгающих вкруг меня. Взгляд мой ясен, полон веры и спокоен, хотя и ведомо мне, что там, далеко за мною, высоко под самое небо вздымается серо-голубое здание будущего, аккуратный параллелепипед, почти такой же высокий, как и заслоненная им башня собора. В здании этом живет, по-видимому, «ван Лийнен», который в своем застекленном жилище на двадцатом или там пятидесятом этаже ждет, пока картины мои, набрав при том огромнейшей ценности, доберутся до него через разделяющие нас века.
Краков, январь 1988
Рафал КосикГражданин, который подвис[34]
Почтальон. Мне хотелось его придушить, едва сдержался. Квитанцию подтверждения доставки подписал ему, словно деревянная кукла. С деланой улыбкой на лице я отдал ручку, вместо того, чтобы проткнуть ему ею ладонь.
Похоже, что-то он заметил. Побледнев, он отшатнулся и ушел неестественно быстрым шагом. Заказное письмо. Чего они снова хотят? Ничего больше я им не дам.
Поручик Вишневский сидел на холодном асфальте за колесом темно-синего «пассата». Он менял батарейки в небольшом мегафоне. Четыре пальчиковые батарейки, купленные только что за собственные, частные средства. Ситуация самая стеснительная. Пришлось послать молодого полицейского в киоск, чтобы иметь возможность вести переговоры далее.
А подкрепления до сих пор не было. Всего три патрульные машины. Дом с забаррикадировавшимся хозяином, включая его самого, окружало всего семь человек.
С писком шин подъехала очередная полицейская машина. Наконец-то! Рядом с Вишневским на корточки присел молодой человек в кожаной куртке.
— Капитан Прейс, — представился он. — Вы просили подкреплений.
— Я просил прислать антитеррористическую бригаду.
— Они уже едут. А кто там, внутри?
— Зовут его Лукаш Вроньский. Бывший бизнесмен. У него была фирма, торгующая растениями в горшочках. А сейчас — прямая дорога к психоаналитику, а еще лучше — в морг. На территории домовладения валяются тела четырех охранников и двух наших.
— Господи Иисусе! Чего это ему стукнуло?
— Он отказался выплачивать какие-то деньги в государственное казначейство. После трех повесток прибыл судебный исполнитель, только мужик послал его на три буквы, в связи с чем исполнитель вернулся с подкреплением. Подкрепление теперь валяется в садике у дома, исполнитель — в госпитале.
— А наши?
— Пытались силой вскрыть задние двери. А мужик завалил их через бойницу.
— Бойницу?
— Это не дом, а настоящая крепость. Окна пуленепробиваемые, двери из бронированной стали. Даже тел нам не позволил забрать.
Молодой полицейский приложил щеку к крылу машины и спросил:
— И сколько же он должен?
— Триста восемнадцать злотых и пятьдесят три гроша.
Мне, просто-напросто, хотелось выращивать и продавать растения, а превратился в бюрократа, ежедневно обрабатывающего несколько сотен бессмысленных бумажек. Бывало, что целую неделю не мог я прикоснуться к зеленому листочку. Растения превратились в позиции в базе данных. Количество проданных горшочков, соответствующий НДС, налог на доходы, Управление Социального Страхования, выплаты в пенсионный фонд, коррекция счетов-фактур, бланки врио, командировки, расчеты карт грузовых и легковых автомобилей, формуляры наличия радиоприемников в автомашинах… Практически всю свою энергию я тратил на заполнение обязательств в отношении к государству и на предоставление доказательств очередным органам, что никак не пытаюсь их обмануть. Все новые и новые обязанности я сбрасывал на секретаршу, бухгалтера, юрисконсульта, менеджеров, и все равно, у меня не было времени, чтобы стереть пыль с fantasia japonica.
В конце концов, цветы засохли у меня дома — я позабыл их поливать.
Три полицейских автомобиля, подъехав с различных сторон, остановились с писком, блокируя улочки пригорода. В мгновение ока из них выскочила дюжина мужчин в черной униформе. Они устроились за мусорными баками, фонарными столбами, заборчиками и припаркованными машинами.
Командир бригады по борьбе с террористами представиться не посчитал нужным. Он присел за фонарем рядом с автомобилем Вишневского и спросил:
— Заложники есть?
— Нет.
— Чего он хочет?
Вишневский предпринимал безуспешные попытки закрыть крышечку батарейного отсека в мегафоне.
— Он хочет покоя.
— Я спрашиваю, какие его требования?
— Он требует, чтобы мы немедленно отступили и оставили его в покое. Дали ему полный покой.
— Ненормальный?
— Наверняка.
Командир в черном поднес ко рту собственный мегафон и заскрежетал:
— Ты окружен. Выходи через передние двери с поднятыми руками.
— Это я уже пробовал, — сообщил ему Вишневский. — Только батарейки разрядил. Так он не ответит. Высылает электронные письма через сервер в Штатах. Дежурная нам их зачитывает.
— А почему он не говорит нормально?
— Спроси его сам.
Командир опустил голову в интенсивном размышлении. Затем пролаял в «уоки-токи» быстрые приказы.
Гранаты со слезоточивым газом и дымовые отскочили от окон и упали на газон. Стрелковые бойницы оказались слишком узкими, чтобы с такого расстояния попасть вовнутрь. Впрочем, уже через несколько десятков секунд дом окутали клубы дыма.
Три борца с террористами перескочили ограду с тыла. Они пробежали всего лишь несколько шагов, как вдруг земля под ними провалилась. Трест ломающихся веток заглушил тихие чавкания заостренных кольев.
Двое других с металлическим тараном направилось к передней двери. Еще пара припала к стене по обеим сторонам крыльца. Таран громко зазвенел, отскакивая от брони. Звон раздался еще три-четыре раза. После этого прозвучало несколько выстрелов.
Дым развеялся, открыв неподвижные тела на ухоженном газоне.
— Курва, ведь спросить же вы могли! — крикнул Вишневский.
— А пан тут уже не командует, — пояснил ему черный. Первый выстрел в плечо отбросил его от фонарного столба, через четверть секунды второй размазал его мозги по асфальту. Каска покатилась по асфальту, грохоча застежками.
— Пан тоже… — сказал Вишневский, прижимаясь к земле.
А через секунду взорвалась первая полицейская машина.
Ведение хозяйственно-предпринимательской деятельности в этой больной стране переросло меня. На ежемесячные проверки из очередных органов не хватало никаких сил. Не помогали взятки, не помогло привлечение второго бухгалтера и замена юрисконсульта. Государство желало от меня все больше денег и забот. Главной, как раз была забота: мне следовало заботиться о том, чтобы обихаживать чиновников Системы. Очередные бланки, которые я должен был лично доставлять и визировать собственной подписью.
Пояснения, которые я обязан был давать, и очереди, в которых был обязан выстаивать. Если бы я желал читать все то, что подписываю, и знать параграфы, на которые мне приказывали ссылаться, не хватило бы никакой жизни.
Снаряды из пушечки, которую полицейские называли базукой, разрывались на дверях, не причиняя тем никакого вреда, разве что окружающие окна сделались матовыми. Когда погибла очередная пара борцов с террором, остальные отступили за ближайшие дома.
Прошел двадцатый час осады. Более сотни жителей окружающих зданий были эвакуированы. За беспрецедентной ситуацией с безопасного расстояния следили несколько машин телевизионщиков.
— Похоже, у мужика имеется собственный колодец и электрогенератор, — сказал безымянный полицейский. — Во всем этом бардаке оросительные установки на газонах продолжают работать.
Понятное дело, каждый нарушает закон, чтобы иметь возможность функционировать, или даже неумышленно — не поспевая за лавиной новых, никак не связанных друг с другом предписаний. Человек, который бы попробовал жить в соответствии со всеми параграфами, очень скоро оказался бы в доме без дверных ручек.
Благодаря этому, на каждого имеется крючок. Каждый является потенциальной жертвой системы.
— Не могли бы вы сказать, каковы требования пана Вроньского? — спросила журналистка информационного канала. Пресс-атташе Столичного Управления в немодной кожаной куртке глядел куда-то в сторону.
— У убийцы, забаррикадировавшегося в собственном доме, — медленно ответил он. — никаких требований нет. Скорее всего, он психически болен.
— Но наши источники говорят о чем-то совершенно ином. Якобы, охрана судебного исполнителя первой применила оружие.
— Ваши источники недостоверны.
— И, вроде бы, пан Вроньский желает только того, чтобы его оставили в покое. Это правда?
— Проше пани… каждый преступник желает, чтобы полиция прекратила его преследовать.
— А в чем его обвиняют?
— Он будет обвинен в многократных убийствах.
— В нашу редакцию поступило письмо, которое пан Вроньский написал три недели назад. Уже тогда он утверждал, что он желает лишь того, чтобы государственные служащие перестали его преследовать.
— Передайте это письмо в прокуратуру. Это доказательный материал по делу.
То было последнее дело, с которым мне хотелось закончить. Я пошел в учреждение в назначенное время. Очередь состояла исключительно из людей с повестками на назначенное время. Стиснув зубы, я простоял там два часа, пока чиновница не собралась и извиняющимся тоном не сообщила, что ее рабочее время закончилось. И я на нее вовсе даже не злился. Ей платят гроши, так что она работает, как работает.
Я порвал повестку и пообещал себе, что с этого времени прекращаю обхаживать государственную администрацию. Чиновник обязан служить гражданину, а не валиться на спинку, заставляя почесывать себе животик. Буду их игнорировать.