И в этот момент ксёндз перестал молиться. Он глянул Василевскому прямо в глаза. Очень глубоко.
— Сын мой… Но ведь дорога из Вроцлава в Щецин никак не ведет над Легницей.
Анджей ПилипюкСвятой Николай встречает Деда Мороза[54]
Пришла вот в голову идея собрать несколько рассказов польских писателей-фантастов, в которых действующими лицами были бы святой Николай (по-польски вообще-то он Миколай), Дед Мороз и Санта-Клаус.
Хотя тема, казалось, богатая, удалось найти не так уж и много. И открывает эту праздничную подборку сам Великий Графоман польской фантастики — пан Анджей Пилипюк. Это самый первый опубликованный им рассказ:
Сыпал снег. Мороз трещал. Ниже нуля было градусов с тридцать. К тому же еще дул сильный ветер. В такую погоду хозяин из дома даже собаку не выгонит. Сам тоже не выйдет. Разве что другого выхода нет. Где-то в самой средине Сибири стояла избушка, сложенная из толстенных, неошкуренных бревен. Между бревнами были напиханы тряпки, старые газеты и всякие другие, которые только были под рукой, уплотняющие материалы. На первый взгляд могло показаться, что в избушке никто не живет, тем не менее, из трубы шел дым, а вдоль края крыши свисали сосульки. Такие сосульки появляются лишь тогда, когда в доме топят печь, и тепло, проходящее сквозь крышу, чуточку растапливает снег. Возле избушки стояли сани, популярная в свое время тройка. Из избушки вышел старик с седой бородой. Он поглядел на окружающий лес и вздохнул. Потом достал из кармана шапку. Небольшую такую, красную, в форме миски. Старик надел ее на голову. Теперь он выглядел чуточку достойнее. Из сеней он вытащил наполненный где-то на треть мешок и заботливо уложил его в санях. В сарае за избушкой нашелся посох. В этом году на нем висел маленький колокольчик. Когда-то так уже было. В последнее время все было каким-то текучим. Менялись даже черты стариковского лица. Хорошо еще, что в этом году для саней имелась тройка оленей. Несколько последних лет приходилось удовлетворяться вообще одним. А может, что-то наконец-то шло к лучшему? Неожиданно случилась какая-то перемена. В вечном полумраке тайги появилось яркое световое пятно. Повеяло теплом. Старец неспешно повернул голову. Сияние болезненно действовало на глаза, привыкшие к мерцанию огоньков тонких церковных свечей. Перед старцем появился ангел. У ангела было три пары крыльев, белое одеяние — какая-то смесь греческой туники и римской тоги. На голове копна светлых волос, чуть повыше не столь заметно поблескивал нимб. От всей фигуры ангела исходили сияние и тепло.
— Здрав будь, епископ Николай, — заговорил гость.
Старик усмехнулся и инстинктивно поправил свою шапку. А вот с ней происходило нечто странное. Постепенно она превращалась в самую обычную епископскую митру. Судя по форме — католическую.
— Это ты? — спросил старик, имея в виду превращение головного убора.
— Нет, о достойнейший.
Святой Николай прикрыл глаза.
— Николай…
— Говори, пожалуйста. С чем ты прибываешь?
— Ты же знаешь, что творится?
— Да. Мое существование на земле зависит от веры людей. То, как они меня представляют, определяет мой внешний вид. То, насколько сильно они в меня верят, делает меня более сильным или слабым. Сейчас же я крайне слаб. И чувствую раздвоение.
— Психиатры из ближайшего города определили бы это бессимптомной шизофренией.
— Абсолютно верно. Так с чем ты прибыл?
— Там, на Верху… — ангел уважительно склонился в сторону потемневшего неба. — Там, на Верху, считают, что ты и так уже много сделал. Пора отдохнуть.
— Долго это уже не протянется. Очень скоро я смогу вернуться к вам. Но до тех пор, пока в меня кто-то еще верит, я не имею права его подвести.
— Нынешней ночью может быть невесело.
— Я привык рисковать жизнью в закоулках Константинополя. Так что несколько энкаведистов меня не испугают.
— Будь тогда осторожен.
Николай кивнул. Когда он поднял голову, ангела уже не было. Он свистнул оленям. Те прибежали. Они всегда приходили, хотя старик и не мог сказать: откуда. Вот просто приходили. В этом году выглядели они довольно несчастно. И Николай прикладывал им ладонь к головам, чтобы перелить хоть чуточку собственной силы. У самого него ее было немного, с каждым годом — все меньше. Старик оттер скатившуюся по щеке одинокую слезу. Сегодня вечером, если все пойдет хорошо, он частично восстановит давнюю силу. Если только все пойдет хорошо…
Старец надел на оленей упряжь, проверил пристежки, после чего щелкнул длинным бичом. Животные тронули послушно, хотя и сонно.
— Йа-а-ла! — крикнул старик, стараясь прибавить оленям чуточку бодрости. Постепенно те перешли на рысь. А потом сани поднялись над землей. Правда, потом тут же и упали. Земля тащила вниз. В этой ужасной атеистической стране действие закона всемирного притяжения чувствовалось сильнее, чем где-либо еще. Николай вышел из саней и, проверив полозья, вновь щелкнул бичом. Сани тронулись по снегу и — наконец — тяжело вознеслись в воздух. Где-то там блеснула первая звездочка. Да, это была та самая ночь. Управлять было не надо, сани сами находили дорогу. Всегда именно туда, где он был еще нужен. Николай подлетел к окраине города. Здесь, между кварталами стоял небольшой деревянный домик. Первый, в котором его еще ждали. Когда сани тяжело опали на землю Николай взял мешок и постучал в дверь. Он чувствовал исходящий с той стороны страх. Открывший старику человек держал в руке нож. Он был готов убить, но узнал святого и даже печально улыбнулся.
— Прошу меня простить. Я думал, что это они. Что это уже все.
Николай сделал жест рукой, и сани сделались невидимыми. Он прошел в теплый дом. Вместе с хозяином прошел через темные сени, после чего они вошли в ярко освещенную комнату. Окна были прикрыты черной бумагой. В углу помещения царила маленькая елочка, а над ней висела небольшая иконка. Только при свете Николай смог приглядеться к хозяину.
— А вы изменились, Виссарион Иванович.
— Сильно постарел?
— Нет, не в том дело. Просто в ваших глазах уже нет той давней искорки надежды.
— А надежды и нет. И не будет, пока Сталин жив.
— Могу сообщить вам радостную новость. Осталось несколько месяцев.
Из кухни вышла жена Виссариона, Лариса. Брови ее от изумления запрыгнули наверх.
— Добро пожаловать, святой…
— Приветствую тебя, Лариса.
— А вы изменились. Из года в год у вас разное лицо. Общие черты остаются, но… Или вас много?
— Хорошо было бы. Меня формирует людское воображение. Икон осталось крайне мало. А еще меньше людей в меня верит.
Лариса положила ему голову на плечо.
— Я буду верить вечно. И никогда не забуду тот сочельник в колымских лагерях. Ой, присаживайтесь к столу, пожалуйста.
— Нет, спасибо. Нужно двигать дальше. Несмотря ни на что, немного верующих все же осталось. Я должен погостить у них. А для вас у меня подарки…
— Ну зачем же было тратиться…
Гость впервые за вечер улыбнулся.
— Я же святой Николай, — голос его снизился до шепота, как будто бы сообщал какую-то волшебную тайну. — Я ничего не покупаю в Центральном универмаге. Для вас — сапожки. — Святой вытащил из мешка прелестные замшевые казаки. — Пусть служат вам. Только перед тем, как выходить, вы на них грязи немножко… а то еще прицепятся эти, из НКВД. Как вы поясните, откуда они у вас?
— Спасибо, — шепнула Лариса. В ее глазах стояли слезы.
— А для вас, Виссарион, у меня книжка.
— Дерек Томатов «Путь царей», — прочитал тот на обложке.
— Издали белоэмигранты в Париже. После прочтения немедленно сожгите, поскольку она не должна попасть в нежелательные руки.
— Закопаю в лесу.
— Только осторожно. За нее сразу же пуля в лоб.
— Мне не впервой. Жаль только, что как святой вы не можете доставить огнестрельного оружия.
— И мне жаль. Дети уже спят?
— Да.
— Не будите их.
— Мне бы хотелось, чтобы они увидели тебя, святой Николай. Иначе могут и не поверить…
— Покажусь им через год. Пока же что оставлю для них подарки.
Старец вынул из мешка куклу с фарфоровой головкой и коробку с кубиками. Лариса изумленно разглядывала куклу.
— Какая красивая. Откуда это?
Святой подмигнул ей.
— Еще дореволюционные запасы. Из магазина Елисеевых. Ну что же, к сожалению, мне пора.
— А через год к нам придешь?
— Если еще буду существовать, то приду. Вера горстки людей должна быть очень сильной, чтобы сохранить мне жизнь. — Он заговорщически подмигнул и достал из кармана шубы американскую шоколадку с орехами и пачку алжирских фиников. — Не грустите, — сказал он. — Настанут лучшие времена.
На прощание он еще поцеловал Ларису в лоб и уселся в свои сани. Ветер тут же занес их следы, как будто бы их никогда здесь и не было. Но от святого остались подарки. Горстка вещей из иного мира.
— Помнишь ту ночь? — спросила Лариса. — Ту чудовищную ночь за проволокой.
— Да. Я хотел, чтобы пришел святой Николай и дал нам хлеба. И он пришел. Он ведь настоящий.
— Святой существует столь долго, сколько люди в него верят… Ему следует быть сильнее. Ведь, хотя под другим именем, и на Новый Год…
— Нет — вот этот святой Николай. Дед Мороз — это коммунистическая выдумка. Вера в него не подкрепит нашего приятеля. И подумай, что мы супруги, узлом супружеской присяги соедил нас именно он.
— Так ты считаешь, что через год…
— Придет. Если бы не было святого Николая, не было бы уже никакой надежды.
Они вернулись домой. В их сердцах вновь вспыхнуло подкрепленное чувство.
А святой несся на своих санях по темному и холодному сибирскому небу. Еще одно пятнышко света. Святой снизился. Олени остановились на вертикальной стенке дома.
Через балкон Николай вошел в квартиру. Она была типичной до боли: всего одна комната, кухня и туалет в коридоре были общими. На продавленном кресле дремала старушка. Как только Николай осторожно коснулся ее плеча, она тут же проснулась.