должен быть! Кто ты?
— Не надо. — Парнишка испуганно прикрыл лицо руками.
— Мне ты можешь сказать, — настаивал старик, — я пойму. Ведь ты марсианин, верно? Слыхал я тут разные толки про марсиан. Дескать, их совсем мало осталось, и когда они появляются среди нас, то в облике человека. Вот и ты, если приглядеться: и Том, и не Том…
— Зачем, зачем это?! Чем я вам не хорош? — закричал мальчик, спрятав лицо в ладонях. — Пожалуйста, ну пожалуйста, не надо сомневаться во мне!
Он вскочил на ноги и ринулся прочь от стола.
— Том, вернись!
Но мальчик продолжал бежать вдоль канала к городу.
— Куда это он? — спросила Энн; она пришла за остальными тарелками.
Она посмотрела в лицо мужу.
— Ты что-нибудь сказал, напугал его?
— Энн, — заговорил он, беря ее за руку, — Энн, ты помнишь Грин Лон Парк, помнишь ярмарку, и как Том заболел воспалением легких?
— Что ты такое говоришь? — Она рассмеялась.
— Так, ничего, — тихо ответил он.
Вдали, у канала, медленно оседала пыль, поднятая ногами бегущего Тома.
В пять часов вечера, на закате, Том возвратился. Он настороженно поглядел на отца.
— Ты опять начнешь меня расспрашивать?
— Никаких вопросов, — сказал Лафарж.
Блеснула белозубая улыбка.
— Вот и отлично.
— Где ты был?
— Возле города. Чуть не остался там. Меня чуть… — Он замялся, подбирая нужное слово. — Я чуть не попал в западню.
— Что ты хочешь этим сказать — «в западню»?
— Там есть возле канала маленький дом, весь из жести, и когда я шел мимо него, то едва не произошло такое, после чего я не смог бы вернуться сюда, к вам. Не знаю даже, как вам объяснить, нет таких слов, я не умею рассказать, я и сам не понимаю, это так странно, мне не хочется об этом говорить.
— И не надо. Иди-ка лучше умойся. Ужинать пора.
Мальчик побежал умываться.
А минут через десять на безмятежной глади канала показалась лодка, подгоняемая плавными толчками длинного шеста, который держал в руках долговязый худой человек с черными волосами.
— Добрый вечер, брат Лафарж, — сказал он, придержав лодку.
— Добрый вечер, Саул, что слышно?
— Всякое. Ты ведь знаешь Номленда — того, что живет в жестяном сарайчике на канале?
Лафарж оцепенел.
— Знаю, ну и что?
— А какой он негодяй был, тоже знаешь?
— Говорили, будто он потому Землю покинул, что человека убил.
Саул оперся о влажный шест, внимательно глядя на Лафаржа.
— А помнишь фамилию человека, которого он убил?
— Гиллингс, кажется?
— Точно, Гиллингс. Ну так вот, часа этак два тому назад этот Номленд прибежал в город с криком, что видел Гиллингса — живьем, здесь, на Марсе, сегодня, только что! Просился в тюрьму, чтобы его спрятали туда от Гиллингса. Но в тюрьму его не пустили. Тогда Номленд пошел домой и двадцать минут назад — люди мне рассказали — пустил себе пулю в лоб. Я как раз оттуда.
— Ну и ну, — сказал Лафарж.
— А? Ведь какие дела бывают! — подхватил Саул. — Ладно, Лафарж, пока, спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Лодка заскользила дальше по тихой глади канала.
— Ужин на столе, — крикнула миссис Лафарж.
Мистер Лафарж сел на свое место и, взяв нож, поглядел через стол на Тома.
— Том, — сказал он, — ты что делал сегодня вечером?
— Ничего, — ответил Том с полным ртом. — А что?
— Да нет, я так просто. — Старик сунул уголок салфетки за ворот сорочки.
В семь часов вечера миссис Лафарж собралась в город.
— Уж который месяц не была там, — сказала она.
Том отказался идти.
— Я боюсь города, — объявил он. — Боюсь людей. Мне не хочется.
— Большой парень — что ты такое говоришь! — настаивала Энн. — Слушать не хочу. Ты пойдешь с нами. Я так решила.
— Но, Энн, если мальчику не хочется… — вступился старик.
Однако миссис Лафарж была неумолима. Она чуть не силой отвела их к лодке, и все вместе отправились в путь по каналу под вечерними звездами. Том лежал на спине, закрыв глаза, и никто не сказал бы, спит он или нет. Старик пристально глядел на него, размышляя. «Кто это, — думал он, — что за создание, которое не меньше нас нуждается в любви? Кто он и что он: спасаясь от одиночества, пришел в чужой лагерь как живое олицетворение памяти и остался среди нас, обретя в нашем признании свое счастье? С какой он горы, из какой пещеры — убежища последних остатков народа, которые еще населяли этот мир, когда прилетели ракеты с Земли?» Лафарж покачал головой. Разве узнаешь. Как ни посмотри — Том, и всё.
Старик перевел взгляд на приближающийся город и остался недоволен. Но затем опять стал думать о Томе и Энн и сказал себе: «Может быть, и неправильно это — задерживать у себя Тома, хоть и на время, все равно не выйдет ничего, кроме неприятностей и огорчений, но как отказаться от того, о чем мы так мечтали, пусть это продлится всего один день, пусть он потом исчезнет, и пустота станет еще невыносимей, темные ночи — еще темней, дождливые ночи — еще сырей… Лишать нас этого — все равно что попытаться отнять у нас пищу…»
И он поглядел на парнишку, который так безмятежно дремал на дне лодки. Вот всхлипнул; верно что-то приснилось.
— Люди, — бормотал Том во сне. — Меняются и меняются…
— Полно, полно, парень. — Лафарж погладил его мягкие кудри, и Том успокоился.
Лафарж помог жене и сыну выйти из лодки на берег.
— Ну, вот и приехали! — Энн улыбнулась ярким огням, слушая музыку из таверн, звуки пианино и патефонов, любуясь людьми, которые гуляли под руку по оживленным улицам.
— Лучше бы я остался дома, — сказал Том.
— Прежде ты так не говорил, — возразила мать. — Тебе всегда нравилось в субботу вечером поехать в город.
— Не уходите от меня, — прошептал Том. — Я не хочу попасть в западню.
Энн услышала эти слова.
— Что ты там болтаешь, пошли!
Лафарж заметил, что пальцы мальчика льнут к его ладони, и крепко стиснул их.
— Я с тобой, Томми. — Он поглядел на снующую мимо толпу, и ему тоже стало не по себе. — Мы не будем задерживаться долго.
— Вздор, — вмешалась Энн. — Мы на весь вечер приехали.
Только они перешли улицу, как наткнулись на тройку пьяных. Легкая кутерьма, переполох, они потеряли друг друга, закружились на месте, вдруг Лафарж окаменел.
Тома не было.
— Где он? — сердито спросила Энн. — Что за манера — чуть что, куда-то удирать от родителей! Том!!
Мистер Лафарж расталкивал прохожих, искал, но Тома не было.
— Вернется, вот увидишь, будет ждать возле лодки, когда мы поедем домой, — уверенно произнесла Энн, увлекая мужа по направлению к кинотеатру.
Вдруг в толпе произошло какое-то замешательство, и мимо Лафаржа пробежали двое — мужчина и женщина. Он узнал их: Джо Сполдинг с женой. Они исчезли прежде, чем Лафарж успел заговорить с ними.
Тревожно озираясь, он купил билеты и без всякой радости позволил жене затащить себя в темноту кинозала.
Тома не было у причала в одиннадцать часов.
— Ничего, мать, — сказал Лафарж, — ты только не волнуйся. Я найду его. Подожди здесь.
— Поскорее возвращайтесь.
Ее голос утонул в плеске воды.
Он шел по ночным улицам, сунув руки в карманы. Один за другим гасли огни. Кое-где из окон еще высовывались люди — ночь была теплая, хотя в небе среди звезд нет-нет да скользила мрачная туча. Лафарж вспомнил, как парнишка постоянно твердил что-то насчет западни, как он боялся толпы, городов. «Что за нелепость, — устало подумал старик. — Быть может, парень навсегда ушел? А может быть, его и вовсе не было…» Лафарж свернул в переулок, скользя взглядом по номерам домов.
— Это ты, Лафарж?
На крыльце, куря трубку, сидел мужчина.
— Привет, Майк.
— Что, повздорил с женой? И теперь проветриваешься, нервы успокаиваешь?
— Да нет, просто гуляю.
— У тебя такой вид, словно ты что-то потерял. Кстати, о потерях и находках. Ведь сегодня вечером кое-кто нашелся. Джо Сполдинга знаешь? Помнишь его дочь, Лавинию?
— Помню, — Лафарж похолодел. Будто он уже все это видел во сне. Он в точности знал, какие слова теперь последуют.
— Лавиния вернулась домой сегодня вечером, — сказал Майк, выпуская дым. — Помнишь, небось, она с месяц назад пропала на дне мертвого моря? Потом ее нашли, во всяком случае решили, что это она, очень уж тело было искалечено… С тех пор Сполдинги были словно не в себе. Джо все твердил, мол, она жива, не ее это тело. Что ж ты думаешь — он был прав! Сегодня Лавиния объявилась.
— Где? — Лафарж почувствовал, что ему становится трудно дышать и сердце отчаянно заколотилось.
— На Главной улице. Сполдинги как раз покупали билеты в кино. Вдруг видят в толпе Лавинию. А? Представляю себе, как он ошалел! Сперва-то она их не узнала. Они половину улицы шли за ней, все говорили, говорили. Наконец она вспомнила.
— И ты ее видел?
— Нет, но я слышал ее голос. Помнишь, она любила петь «Чудный брег Ломондского озера»? Ну так вот, я только что слышал, как она эту песню отцу пела, вон их дом. Уж так старалась, заслушаешься, славная девочка. Я когда узнал, что она погибла, — вот ведь беда, подумал, вот несчастье. А теперь — вернулась, и так на душе хорошо. Э, да тебе вроде нездоровится. Зайди-ка, виски выпьем!
— Спасибо, Майк, не хочу. — Старик побрел прочь.
Он слышал, как Майк желает ему доброй ночи, но не ответил, а устремил взгляд на двухэтажное строение, высокую хрустальную крышу которого устилали пышные кисти алых марсианских цветов. Над садом изогнулся балкон с железной решеткой, и в окнах второго этажа горел свет. Было очень поздно, но он все-таки подумал: «Что будет с Энн, если я не приведу Тома? Новый шок — снова смерть, — как она это перенесет? Вспомнит первую смерть?.. И наш сон? И это внезапное исчезновение? Господи, я должен найти Тома, ради Энн! Бедняжка Энн, стоит на пристани…»
Он поднял голову. Где-то наверху голоса желали доброй ночи другим ласковым голосам, хлопали двери, гас свет, и все время слышалась негромкая песня. Мгновение спустя девушка восемнадцати лет, не больше, очень милая, вышла на балкон.