Выпили. Закусили.
— …Хотели мы самодеятельность наладить — ну, там фольклор, пляски эти ихние, песни. (Даримава скромно потупил взор.) Уж, казалось бы, чем еще им заниматься, как не этим? И что же ты думаешь? И этого не хотят! Как сговорились, ни один не соглашается. Ни петь, ни плясать. Мы уж и уговаривали, и чего только не сулили — молчат себе, смотрят тупо да улыбаются этой дурацкой улыбочкой, и ничего от них не добьешься. Короче, ничем их в свободное время не заставишь заниматься. Ни безработных, ни тех, у кого работа есть. Пока дома строили, так все хоть при деле были… Да. А теперь вот пьянство пошло, мордобои, поножовщина. Пришлось полицию завести, тюрьму построить… А кто в полиции служит? Те же туземцы. Работу свою выполняют аккуратно, ничего не скажешь, пьяных задерживают. А как свое отработают — сами надираются, и, глядишь, этого полицейского вторая смена самого уже за шиворот берет. Смех, да и только. Давай выпьем.
Выпили. Закусили.
— Да, так вот и живем. И прямо тебе скажу — страшно мне становится. Целый город туземцев этих — все молчат, слова с ними не перемолвишь… Давай выпьем. Что? A-а, кончилось… Сейчас еще закажем. Кельнер!
Но Даримава пить уже не хотел и есть тоже.
— Не надо, Пит, я уже все. Ты лучше скажи, что тебе от меня нужно было, ты говорил про какую-то свою идею…
— Ну, не надо так не надо, а то выпили бы… Кельнер, слышишь, ничего не надо, пошел, пошел…
Малигэн потер ладонью лоб, налил фужер минеральной и залпом осушил. Еще секунду сидел с закрытыми глазами, затем поднял ясный взор на Даримаву. Умение быстро трезветь входило в его профессиональные качества.
— Да, идея. Понимаешь, я хочу, чтобы нам статус возвратили. А то такая тут тоска пошла — хоть вешайся. И вот я все голову ломал — как доказать этим мудрилам из ДОМ, что наша планета для Терры представляет огромный интерес и заслуживает поселения класса Е. И вот все ломал голову до тех пор, пока туземцы в город не повалили. Тут-то меня и осенило — вот она, наживка. Массовое перевоспитание туземцев, приобщение их к цивилизации. Уникальнейший эксперимент, широчайшее поле деятельности для специалистов — социологов, психологов, педагогов. Одних диссертаций сотни испечь можно… Ну, как?
— Да… — медленно ответил Даримава, — ловко придумано. А что же от меня требуется?
— А от тебя требуется снять обо всем этом видеофильм. Рекламный ролик минут на 15–20, не больше — просто показать, как они живут и, в основном, как работают, как осваивают цивилизованные профессии… Но чтобы все, конечно, конфеткой выглядело. Про трудности и проблемы пока ничего. Сделаешь?
Даримава ответил не сразу. Отказывать Питу не хотелось, а с другой стороны, нисколько не привлекала перспектива хождения по всем этим мастерским и прачечным, где нужно будет снимать молчаливых, согнувшихся над работой туземцев в серых немарких одежках.
— Знаешь, — сказал он, — в общем-то, я согласен, только давай отобразим их приобщение к самым передовым достижениям цивилизации. На кой черт нам снимать прачечные? Этим никого не удивишь. Ограничимся космопортом. Там же много туземцев на всяких подсобных работах?
— Да все вспомогательные службы на них только и держатся. И в порту, и на каботажнике.
— Ну и прекрасно! Их и запечатлеем.
— Тогда завтра с утра можно приступить, а послезавтра ты уже с фильмом отправишься на каботажнике в систему Шеризана, а оттуда на Терру.
…Малигэн вызвался проводить Даримаву до отеля. Не вполне твердой походкой они вновь двинулись по глухой улице между ангаров и пакгаузов.
— Слушай, — спросил Даримава, — вроде бы еще утро. Почему тогда так темно?
— А, черт, — ответил Малигэн, — совсем из головы вылетело. Сегодня же затмение.
Они шли, задрав головы, глядели на быстро темнеющее небо. Небесный Огонь быстро превращался в серп, и яркость его падала, зато рядом все более ярким становился второй серп — то была меньшая из Светлых Сестер. Появились уже самые крупные звезды.
Занятые созерцанием небес, мужчины не сразу заметили группу аборигенов впереди себя, там, где улица выходила на площадь перед отелем. А когда заметили, то не сразу сообразили, что туземцы пьяны не меньше, чем люди. Маленькие фигурки загородили дорогу. Глаза сверкали, руки сжаты были в кулаки, и Даримава впервые за время пребывания в городе убедился, что туземцы отнюдь не превратились в бессловесных тварей.
Слышались яростные возгласы.
— Пьяны вдрызг, — уныло констатировал Малигэн, извлекая из нагрудного кармана плоскую коробочку и нажимая кнопку вызова. — Вот, друг мой Даримава, наглядный пример трудностей, с которыми мы сталкиваемся в нашей работе…
Туземцы заводились все больше и орали все громче, пока один из них не глянул ввысь и не выкрикнул что-то предостерегающее. Сверху бесшумно опускался черный параллелепипед полицейского антигравитационного модуля. Туземцы бросились врассыпную, но было уже поздно. Из севшего АГ-модуля выскочила группа полицейских, вооруженных дубинками и одетых в обтягивающие мундирчики со множеством блестящих металлических пуговиц, значков, блях и жетонов. Посыпались удары дубинок, послышались вопли. Через пару минут все было кончено. Туземцев забросили в задний отсек АГМ, полицейские заняли места в своем, герметические двери закрылись, и черный кирпич взмыл ввысь, к звездам и двум ярко сверкавшим в темно-зеленом небе серпам. Только не к звездам летел он, а, описав дугу, скрылся за темной, слабо освещенной массой ангара, направляясь в сторону местной кутузки. Никаких окошек на бортах АГМ не было, и от этого он производил такое же впечатление глухой безнадеги, как и бетонные стены окружающих пакгаузов.
— Идем, что ли, — сказал Малигэн.
— Идем, — ответил Даримава.
Мужчины зашагали к отелю. Даримава вспоминал лица пьяных туземцев. Вроде бы два-три из них были ему знакомы…
Даримава проснулся с чувством какого-то беспокойства. Что-то было не так, но спросонья он не мог сообразить, что его тревожило. Пока не взглянул на часы. Было уже 11 часов приведенного времени. Именно в 11 должен сегодня стартовать каботажник в систему Шеризана. А Даримава велел портье разбудить его в полдевятого.
Даримава пулей вылетел из постели. «Мерзавец! — думал он, торопливо одеваясь. — Убить мало скотину! Неужели опоздал?! Нет, не может быть — и Пит знает, что я должен лететь, и другие… Он бы за мной послал. Нечего горячку пороть — просто что-то случилось, вылет задержали, только и всего».
Он подошел к видеофону и набрал номер эмиссара ЛОМ. На экране возникло озабоченное лицо Малигэна.
— Здорово, Пит! — сказал Даримава. — Слушай, болван портье меня не разбудил вовремя… Как там с каботажником? Еще не улетел?'
Малигэн глядел хмуро, казалось, что-то соображая.
— Понимаешь, дружище, с каботажником-то все в порядке, но, боюсь, улететь ты сможешь не скоро. Туземный персонал забастовал.
— Как забастовал?
— Так. Сидят себе, смотрят тупо на свои приборы и инструменты, так же тупо смотрят на нас и не хотят ничего делать. Все основные службы в порту парализованы. А без них, сам понимаешь, леталка наша ни с места.
— Что же делать? — растерянно спросил Даримава.
— Сам не знаю. Если этих не уговорим, придется обучать новых, а на это уйдет три-четыре месяца.
— А других кораблей вы не ждете?
— Не раньше, чем через полгода. Так что придется тебе у нас пожить. Ты не горюй, мы с тобой это время славно проведем. А теперь извини, дружище, надо разбираться…
Экран потух.
Даримава бросился в другой конец комнаты к своему рюкзаку, где лежала его видеокамера. Так и есть! Переключатель блока гипноизлучателя в положении «ВКЛ».
Вчера, снимая в порту и на борту корабля заказанный Питом видеоролик, он по привычке включил гипноизлучатель.
Даримава застонал.
— Болван! Идиот! Кретин! Сам себе яму вырыл!
Как назло, он снимал туземцев, занимающихся самыми важными работами, чтобы поразить мудрецов в ЛОМ, — вот, мол, какие ответственные операции здесь туземцам поручают!
«Но как же так?! — лихорадочно мыслил Даримава. — Ведь в излучателе есть блок селекции — стираются из памяти только ритуалы, мифы, легенды, предания…
А ведь это же работа! Профессиональных навыков излучатель не должен затрагивать.
Ведь мы же с Хью проверяли, испытывали…»
Действительно, они провели ряд проверок гипноизлучателя — в Африке на одном негритянском племени и на индейцах бассейна Амазонки, бороро, кажется. Все было отлично. Все они позабыли эти свои легенды и прочее, но никто не потерял способности ориентироваться в окружающей действительности. Негры не забыли, как управлять своими аэролимузинами, индейцы не разучились пользоваться транзисторными стереовизорами, подводными ружьями и рефрижераторами… Так в чем же дело, в чем дело? Почему же здесь?..
Даримава мерил шагами комнату, напряженно размышляя, припоминая факты, анализируя. И постепенно в мозгу забрезжила истина.
Ну да, негры, индейцы не забыли жизненно важных навыков, а легенды и предания забыли. Все верно. Но ведь они давным-давно превратили наследие предков в доходный бизнес, демонстрируя свои пляски и ритуалы туристам да этнографам.
Сами-то они шли вполне в ногу с веком, ни в магию, ни в заклинания не верили, а верили в компьютеры и прогноз погоды в вечерней стереопрограмме спутникового вещания.
А с другой стороны, туземцы, иракелы и иже с ними. Для них-то все эти мифы и ритуалы были самой жизнью. Все, что они видели, и все, что они делали, находило отображение в песнях и плясках, преданиях и легендах. Отними все это у них, и ты отнимешь все — и профессиональные навыки, и стереотипы бытового и социального поведения. И никакой блок селекции не поможет разделить то, что не делится в принципе, что в сознании туземца составляет единое целое.
Для аборигенов в порту работа, смысла которой они, конечно же, не понимали, была таким же магическим ритуалом, как танец охоты на туфлона…