Три дня и четыре ночи накручивал Юкла Стэ педали, носился, как угорелый, от площадок до телевизора, в душе побаиваясь: вдруг телескоп соберут раньше, чем семнадцатый робот (сын велосипеда) подпишет акты о приемке объектов?
К восходу четвертого дня раствор созрел. Санайтик поцеловал фотографию Иртрэм, проинструктировал роботов на предмет брака и ответственности за оный; каждый робот в свою очередь заполучал оригинал и работал его на своей площадке. К ужину все пятнадцать площадок излучали девичью улыбку. Сын велосипеда принял объекты на «хорошо» и развинтился в срочном порядке. Тогда только Юкла Стэ позволил себе распластаться у телеприемника. К этому времени Юкла выучился читать по дикторским губам.
«Телескоп санайской цивилизации дает первую информацию, — лопотали губы молодого диктора. — Теперь с полным правом мы смеем утверждать, что жизнь на Марсе сохранилась. Пример тому — семнадцать роботов и марсианин, управляющий ими. Дорогие телезрители, мы предлагаем вашему вниманию уникальные кадры, полученные при помощи телескопа «Санай-2».
Зрителей оказалось много больше, чем ожидал санайтик. И не только с Земли наблюдали за ним. Марсианские мутанты — птицы и зверье — приглядывали за человеком из укрытий, что не утаилось от зоркого глаза телескопа. Какая-то тварь, с оглядкой на роботов, поедала остатки механического уборщика. Из песка — тут и там — выныривали остроголовые чудища; самая большая фотография была пробита норами в нескольких местах. А вот и сам он, Юкла, заснятый со стороны правого уха, — какой-то нескладный и замученный. Вторая сцена — он мается на тандеме, третья — велоотпрыск принимает объекты…
Вообще-то гласность не вписывалась в планы Юклы Стэ, поэтому, посмотрев телепередачу, он в поисках подходящей формулы подался в пустыню Марсианской библиотеки.
Телевизор, между тем, сообщил зрителям, что за хозяином роботов, как обнаружилось, присматривает человек в форме Галактического Патруля. Патрульный скрывался на краю канала, где вырыл окоп полного профиля. Рядом с ним лежал бластер армейского образца, под рукой находилась и подзорная труба. Точнее — позорная труба, ибо он не наблюдал, а подсматривал.
Кому могут помешать пятнадцать фотографий — преогромных и малых? Часть из них подвижные пески засыплют в ближайшие дни. Но представитель Галактического Патруля не желал того знать. Они оба — патрульный и санайтик — продолжали: один подсматривать, второй — носиться по Библиотеке. Один — преуспевал в ленивом созерцании, второй — отыскал формулу.
Она гласила: «Перемещение только во времени, только в обратную сторону, только одного объект-субъекта и только с сохранением его поправок в будущем.
Следует изготовить (найти, купить, срезать) веревку длиной в сто восемь сантиметров, свести концы, связать. Нанести на нее двенадцать делений, как на циферблате хронометра, встать против ветра (при отсутствии оного рекомендуется повернуться в противоположное нежелательному направление) и на каждый шаг пролазить в веревочно-временное кольцо. Сколько шагов с пролазами — столько же дней вычитается из начального (стартового) времени. Если кольцо окажется для вас тесноватым, то изготовьте веревку подлиннее. Далее. При переходе во времени запрещается чихать, кашлять и разговаривать.
Показания. Формула действует безотказно. Группа исследователей, занятых изучением, до сих пор не вернулась. Перед ними поставлена задача — дойти до конца.
Противопоказания. При прохождении через временную петлю вам может показаться, будто кто-то вас постоянно опережает. Не робейте! Сравните обувь впереди идущего со своею».
Следуя формуле, Юкла Стэ вернулся на четыре дня назад. Все 15 площадок излучали улыбку Иртрэм, так что собирать роботов, мотаться по пескам санайтику не пришлось. С полным комплектом путешественника-одиночки Юкла Стэ покинул дно канала и, уже наверху, обнаружил окоп неучтенного наблюдателя. А неподалеку торчал бетонный куб со створками дверей. Мало того, куб самостоятельно передвигался и передвигался весьма осмотрительно: на его крыше торчала вращающаяся кинокамера.
Юкла Стэ вспомнил, что кто-то рассказывал ему о блуждающем по Марсу лифте (кстати сказать, незаменимая вещь для сокрытия фамильных ценностей и прочих соблазнительных вещиц, на которые объявлен Всегалакгический розыск).
Лифт замер в трех шагах, как вкопанный, распахнулись створки. Из шахты повеяло холодом и спиртным духом. Запели промасленные тросы, запаздывая, примчалась кабина. Из нее выглянула опухшая личность в форме Галактического Патруля.
— Ты уже выбрался?.. Ах, да, вижу. Компанию не составишь доблестному представителю Галактического Патруля? — спросила личность. — Ганс Наветофф не каждому предлагает выпить, лишь тем, кого заносит сюда судьба.
Волосатая рука патрульного выставила на песок стеклянную бутыль с мутным содержимым.
— Шнапс ваш не очень свежий, — уклонился Юкла Стэ.
Ничего не сказал патрульный: убрал бутыль и был таков. Куб тронулся дальше, а санайтик оседлал вездеход и трусцой (подсели аккумуляторы) засеменил к кораблю.
Стартовал без приключений. Шла пятьдесят четвертая серия «Волчьих трагедий», динамик, одолев помехи, сообщал о завершении монтажа телескопа «Санай-2». Юкла Стэ облегченно вздохнул и уснул с замороженной улыбкой на загорелом лице. И привиделся ему сон — как бежали марсиане прочь от ядерного безумия: все заводы разом наладили выпуск веревочных петель — с двенадцатью делениями, как на циферблате хронометра.
Плотный мешок космоса с дырками звезд таинственными шорохами напевал колыбельную, а в салоне «Пелпо-Тучки» тем временем разгорелся спор: хозяин запамятовал распорядиться насчет курса. Ез-шик всеми манипуляторами голосовал за полет к Санай. Мозг корабельный произнес знаменитое «хорошо» и, как обычно, сделал по-своему. «Пелпо» отыскал носом Луну.
На борту корабля игра в шахматы была одним из способов скоротать время (ловля метеоритов, латание пробоин и оборона относились ко второму способу). Играли Мозг с роботом. Диван номер один болел за Ез-Шика всей кислородной душой, видя в его противнике обыкновенного кучера-таксиста, и частенько исподтишка сдувал с поля вражью артиллерию с кавалерией. Диван считал так: откажи автоматика — он и сам сумеет привести корабль куда следует. Крути штурвал, переключай рычаги, и вся недолга.
Много ли, мало ли спал Юкла Стэ — о том приборы не скажут. Все равно наврут. Но как-то постучались в двери. Метеориты и пираты обычно не стучатся. Значит…
— Входите, не заперто, — спросонок отозвался хозяин.
Вошел Галактический Патруль: лейтенант Коо Свелка — худощавый и белобрысый блюститель Параграфа: за ним протиснулся здоровяк сержант Бамбер. Где же третий?
— Доброе утро, — поздоровался сержант. — Руки вверх.
— Здравствуйте, Юкла Стэ, здравствуйте, — проговорил лейтенант, пожимая руки владельцу корабля. Тотчас на запястьях сакайтика вспыхнули жирные штампы «Взят под стражу». Коо Свелка задумчиво спрятал клеймо под фуражку, прошелся по салону без намерения проводить обыск. Хозяин корабля числился в «списках» как «честняга», с пиратами не якшался, контрабанду не возил.
Гости заняли диван. Коо спросил:
— Как жизнь холостая? — Получив невразумительный ответ, заметил: — А руки-то поднимите… вот, так-то лучше. Теперь поведайте нам, ради чего вы изгадили дно канала.
Тиус-с… Под ним сдулся диван.
— И диван арестуем — за сопротивление Патрулю! — обрадовался Бамбер. Бамбер с лейтенантом поднялись на ноги и принялись составлять протокол задержания: Коо согнулся, и на его спине сержант произвел первую запись: «Пратакол». Вот, мол, арестованный, столом твоим — и тем не пользовались, не говоря о прочих нарушениях закона, кои приписывают Патрулям худые слухи.
— Я сделал это из любви, — признался Юкла Стэ.
— «Из люб-ви», — записывая, проговорил по слогам Бамбер. И тут же уточнил: — Из любви к формулам?
— О нет! К девушке по имени… впрочем, не скажу. Еще и Иртрэм в историю впутаете.
— Так-так, значит, покрываете сообщника? — Сержант коснулся губами лейтенантского уха и горячо зашептал: — Поломку уборщика отнесем на его счет?
Свелка кивнул. Снаружи корабля кто-то хрюкнул.
Подстраховались? Неужели они думают, что в открытом космосе можно бежать? Как в деревне — через окно и в лес?
— Кликните капрала, Бамбер, — распорядился лейтенант. — Довольно там мерзнуть.
В салоне показалась тучная спина в тугой авоське из подтяжек. Однако капрал Жюкрет был не из тех, кто мог расстаться с едва начатою сигаретой. Он остался у открытой двери, и в просветы, не закрытые его телом, дышал космос.
— У меня нет лишнего кислорода, — запротестовал Юкла Стэ.
— Тем хуже для вас. Ложились бы лучше спать, по прибытии разбудим. — Коо Свелка кивнул Бамберу: — На базу!
Диван, прикинув, чем обернется расточительность капрала, загодя раздулся до неимоверных размеров. Его хозяин улегся на самую мягкую постель — невесомость, глубоко вдохнул и задержался с выдохом. Загорелся транспарант: «Кислород — нуль. Тревога!». Бамбер спорил о чем-то у рулей с корабельным Мозгом, но тому было не до сержанта: четверка ферзей противника отрезала от его королевского фланга двенадцать коней с пятью ладьями. Лейтенант пыхтел над протоколом, исправляя ошибки сержанта, а капралу никак не удавалось раскурить новую сигарету. Словом, каждый был при деле.
Прошло два часа (приборы нагло врали), и легкий удар известил бодрствующих о том, что случилась посадка. Прибазировались удачно, разнеся при этом лишь половину коровника (некоторые буквоеды называли это здание курятником). Куры с Плутона как раз накачивали в поилки птичье молоко. Патруль приступил к обеденным церемониям, хотя по местному обычаю это похоже было, скорей, на ужин. К слову сказать, на счету нашего доблестного Патруля числилось восемнадцать пиратских кораблей — заарестованных. В чем-чем, а в прыти этим ребятам не откажешь, но вот разжиться третьей ложкой им до сих пор не удавалось — уж как ни обыскивал Жюкрет камбузы. Сочувствуя неудачнику, куры-плутонианки взбивали молоко погуще, чтобы не просачивалось оно сквозь пальцы капрала.