Санайтик продолжал отсыпаться — сказывались бессонные на Марсе ночи. Диван же (истинный товарищ и друг) втихаря насосался молока, но выдал себя, едва забулькал по ступенькам трапа.
— Ах ты, утроба ненасытная! — Капрал явил недюжинную расторопность, ухватился за резиновую ногу: — Караул, держи вора!!!
Бамбер с сожалением заглянул в полупустой котелок, опрокинул в рот Остатки вслед за лейтенантом, бросился на лихоимца.
Вдвоем они отхватили третью часть целого — как хвост ящерицы. Другие две трети дивана, спружинив, нырнули в салон «Пелпо». Замок сработал без заминки. Дверь захлопнулась. Все так же по инерции диван — более прыткая его часть — шмякнулся подле хозяйских ног. Юкла Стэ очнулся, приподнял голову.
— Птичье молочко? Весьма кстати…
В дверь ломились.
— Одну минуту, я только подкреплюсь, — ничего не подозревая и потому безмятежно отозвался арестованный. Снаружи пробился осатаневший от ярости голос Бамбера:
— Я тебе подкреплюсь! Не сметь!
Его поддержал капрал:
— И суд не решал пока твою судьбу. Быть может, ко всему прочему тебя лишат права ужинать… До биоконца! — разошелся Жюкрет.
— Так что открывайте, арестованный, иначе мы заварим выход! — хватил уже через край сержант.
Голос Ез-Шика ни с каким другим не спутаешь.
— А это как получится, — сказал он. — На своем подворье всякая собачонка лает. И предупреждаю: восемь дней тому назад я проходил техническое обслуживание систем, среди прочих — прицельные и скорострельные механизмы.
За дверями внезапно притихли, и Юкла Стэ ясно услышал, как домогающиеся споро покинули трап.
Инцидент следовало пресечь в зародыше: этот человек может пригрозить и не выполнить. Санайтик пробурчал нечто в знак согласия открыть, но вот две трети дивана разошлись во мнениях: частично опорожненная треть поскакала открывать, полная же забилась в сдвоенную переборку салона.
Ворвался Патруль.
— Где остальное молоко?!
— Нету больше, — отозвалась переборка.
Лейтенант присел на колено капрала, предусмотрительно подставленное (Жюкрет знал, когда и кому подставить ножку).
— Продай диван…
— Друзей не продают, лейтенант.
— Тогда пошли. — Коо Свелка поднялся. — Ступай за мною. Сейчас судить тебя станем.
Суд состоялся в уцелевшей половине коровника. Заспанный судья, в полосатой мантии и башмаках на босу ногу, напялил парик и зачитал приличествующую сану речь:
— Короче и по существу… — после чего уронил голову на плечо (у всех без исключения космических судей водится неизменная привычка — слушать во сне).
— Он испоганил каналы Марса, — сказал Свелка.
За Свелкой выступил Бамбер:
— Его диван оказывал сопротивление!
Вздрогнул судья:
— Слово обвиняемому. Что вы мож-ж… если мож-ж… — обессилел, бедняга, на нет.
Санайтик подскочил. Всем было слышно, как в желудке у него переливается плутонианский деликатес.
— Я протестую против формулировки, будто бы я «испоганил» каналы Марса. Свяжитесь-ка с Землей — там мою деятельность одобрят… Не все, конечно… И потом, я отмотал все на три дня обратно.
— С Землей? — Галактический Патруль пришел в замешательство. — Обязательно проверим, — пообещал Коо Свелка. — Завтра.
— И на том спасибо, а то сразу: «расстрелять, обезглавить», — докончил обвиняемый.
Судья размежил веки.
— Общество ценно добродетелью, — сказала куриная бригадирша. — Ваша светлость, за годы вашего судейства Вы ни разу не помиловали преступника. Да и какой из него преступник? Он мухи не обидит. Помиловать бы, а? По-ми-ло-вать, — раздельно проговорила она.
— П-пусть… помиловать миловать покойника.
— Как? Вы же не знаете, что скажет Земля! — взорвался Юкла Стэ.
— Н-да-да… и пухом ему земля, — совершив над собой героическое усилие, пролепетал судья, уже не в силах продолжать и без того затянувшееся заседание. — От… отнесите мою домой… Эй, кто-нибудь… будить не на… домо…
Осужденный сглотнул ком обиды и твердым шагом покинул коровник. Уже на улице ему на ухо вдруг кто-то прошептал: «Не бося, у нас тозе непьёхо. Потяни этих суяк — подём банани т'ясти».
Юкла оглянулся и, само собой разумеется, никого поблизости не обнаружил. То есть куры, Патруль и две коровы, неподалеку вылизывающие цистерну с нефтепродуктами, не имели подобного произношения. Наверное, это прибывший по его душу из параллельного мира — купец. Или — бежавший в самовольную отлучку. Бананы Юкла обожал, но как пережить казнь.
В сопровождении полутора десятка кормилиц, которые уважительно глазели на оружие и поясняли друг дружке, как им должно пользоваться, Патруль обозначил место для свершения обряда. Санайтика установили с солнечной стороны, подле бластиковых бревен (куры обожали сельский пейзаж). Осужденный поднял глаза с тем, чтобы запомнить этот мир таким. В самом поднебесье легко парил свободный петушок.
Бамбер успел вспотеть. Он ваял из глины трафарет тени осужденного, кособоко и размашисто отмеченную на бревнах солнцем.
— Нервных просим удалиться, — объявил сержант, когда закончил дело.
Пяток чересчур чувствительных кур сбежали за угол.
Санайтик отсчитал положенные ему тринадцать шагов, повернулся лицом к глиняному двойнику. Выдохнул: «Прощай, приятель».
Капрал — ласково так — погладил курок, сержант доложил поправку на скорость и направление ветра.
Мишень стала уже оплывать, что ускорило развязку.
— Пли!
Немое эхо. Оно отзовется в одном из параллельных миров.
Куры, дерзнувшие присутствовать при казни, от избытка эмоций понеслись доиться, причитая: «Отошел, родимый, курсом «Туд-Туда». Коо Свелка прокричал зрителям вдогонку:
— Преступник наказан. Возмездие свершилось! Он напакостил на Марсе и по-марсиански был расстрелян!
Все. Часы сочтены.
Лейтенант приказал чистить стволы. Ему захотелось хоть чем пособить казненному, который принадлежал теперь другому миру.
— Ты, Юкла, не надейся здесь долго мозолить глаза.
— Закон не запрещает оставаться до утра.
— Сделай, Юкла, шаг — и дело с концом, — наседал Свелка.
— Я не простился с друзьями, — вздохнул санайтик. — И жаль — нет рядом любимой.
— Там, Юкла, другую себе найдешь… — Коо сверкнул зажимом, вытащил передатчик, поднес к губам. — Слушаю… Что? Земля просит отложить казнь? Но уже… уже позно. Нет, он здесь пока, похоже, до утра не шелохнется. Даже так?.. — Лейтенант спрятал приемник и окинул репрессированного взглядом, полным любопытства. — Так, она прибудет через десять минут. Неужто таких любят?..
Первым допустили Ез-Шика. При известной прочности и тот как-то съежился.
— Надолго ли? — спросил робот, кося объективным зрением на чужаков.
— Как сутяги эти положат.
Робот откланялся, а из-за угла, потешно подпрыгивая, выскочили разрозненно секции дивана. Спотыкаясь и приноравливаясь плоскостями, они срослись, и у ног хозяина замер целехонький дружок.
— П-порнография ходячая, — простонал Жюкрет, проводив диван острейшим взглядом. Бамбер сочно сплюнул — вслед.
— Хозяин! — Сквозь бульканье пробилось первое слово.
— Сдать молоко! — потребовал лейтенант.
Обе коровы, до того равнодушно созерцавшие расстрел, поднялись с травы, почуяв поживу. Следует сказать, что эти твари, неизвестно как оказавшиеся на базе, с удовольствием и в неимоверных количествах поглощали все, даже бензин. Терпели их только ради шерсти. Сегодня оценить способности коров сбежались все, кто умел бегать. Диван фонтаном «сдавал» молоко, коровы пустились в пляс, подлаживаясь под струю. Вольный петушок так засмотрелся сверху, что забыл о назначении крыльев, рухнул наземь и был снесен в укромный уголок сердобольными плутонианками. Зато диван вернул долг и стал свободным.
— Я с тобою, хозяин!
Санайтик вопросительно глянул на командира Патруля.
— Мы уже вычистили стволы, — словно извиняясь, молвил капрал и выставил напоказ сверкающее оружие.
Через семь минут с небес явилась Иртрэм. При помощи длинного глаза «Санай-2» и чисто женской интуиции она нашла, прочла и успешно применила на практике формулу телепортации. Со словом «дорогой» явилась на устах.
— Не подходите близко, он расстрелян!
— Милая, я так старался… Или вновь переборщил?
— Сейчас проситься к нему начнет, — прошептал капрал.
— Таких туда не отправляют, — сказал сержант, оглядывая осиную талию девушки.
— Что ты, дорогой, я счастлива, Никто, кроме тебя, не отважился бы на подобное. — Иртрэм смерила взглядом лейтенанта, согнала улыбку с лица: — Я готова следовать за Юклой Стэ, лейтенант.
Коо Свелка растерялся, густо покраснел.
— А?! Что я говорил? — обрадовался капрал, призывая товарищей своих в свидетели. — Беда в том, кисонька, что стволы мы повычистили.
Свелка покраснел пуще прежнего, но молчал.
— Эта… Тут, знаете, вроде и очередь возникла, — вспотел от натуги, пока нашелся, сержант. — Эта… А вот резина, э… диван, то есть, раньше вашего занимал, пожалуй.
— Согласна быть второй.
Что тут началось!
— А за его нахальство…
— И за сопротивление Патрулю, — вставил Бам-бер.
— …Ни за что не пустим! Мы так долго драили стволы, пожалейте же и наш труд, прэлестное создание, — стонал Жюкрет.
— Три года — невелик срок, притерпитесь помаленьку, — по-отечески посетовал Коо. — Сочетаться браком дело нехитрое. Еще передумает который…
Иртрэм пожалела о том, что не записала формулы, как одними глазами испепелять ничтожеств.
— Э-э, прошу прощения, если я где-то перегнул, но это — жизнь, — откровенно испугавшись, спохватился блюститель Параграфа. Овладев собой, лейтенант ввел в бой последний козырь: — Я могу спустить тебе, Юкла, пропуск…
— Юкла Стэ, — мягко поправила его Иртрэм.
— Ваша правда, только я сказал — Юкла, и точка! Слушай, Юкла. Даю пропуск на Землю, но диван — мой!
— Лопну, а не пойду! — взревел диван.
Свелка отвернулся от дружка Юклы, всем своим видом показывая, что прочие должны помалкивать, пока идет торг. В немой злобе и при оскорбленных чувствах диван чуть отступил и, разогнавшись, врезался в обидчика. Обхватил, наносил тугие удары — звонкие, но без членовредительства…