Через несколько лет после того, как испытательный срок закончился, Федерико пошел работать в кооператив по доставке медикаментов в аптеки по всей Эмилии-Романье. Он доставлял медикаменты во многие города и деревни Модены, одним из которых был Сассуоло, но Федерико не обратил на этого внимания. Но когда дело дошло до доставки, кровь застыла у него в жилах – он вспомнил, что случилось много лет назад.
Летом 1997 года, когда Элизу и Ника забрали, а Федерико увидел стикер с именами и адресами новых семей своих детей, он запомнил, что Элиза отправилась в приемную семью недалеко от Мирандолы, а новая семья Ника жила именно в той деревне, куда он направлялся. В далеком прошлом Федерико знал, что пытаться немедленно увидеть детей слишком рискованно, поэтому он набрал номер информационной линии Telecom Italia и назвал им имя новой семьи Ника и город, в котором они жили. Ему сообщили, что новые родители Ника владеют аптекой. За несколько лет до этого их с Франческой арестовали лишь за то, что они пошли повидаться с Мартой, а потому он не мог снова совершить ту же ошибку, да и не хотел делать ничего, что могло бы травмировать мальчика. Федерико уже потерял право на опеку, а затем его осудили за педофилию, и, даже если бы у него была возможность навестить детей, ему пришлось бы ждать, пока срок не закончится.
После тюрьмы он оказался на улице, в страхе и депрессии, похудевший на 15 килограммов и с несколькими выпавшими зубами. А потом судьба посадила его за руль фургона и направила в тот самый город и ту самую аптеку. Федерико припарковался у деревьев, обрамляющих дорогу, взял посылку из машины и зашел. Встретившись с ним взглядом, Федерико снова почувствовал себя молодым. Это, должно быть, тот самый мальчик, которого он видел в последний раз семнадцать лет назад, лежащим в коляске в полицейском участке Мирандолы. Теперь юноша улыбался ему из-за кассы, щеголяя короткой стрижкой и миндалевидными глазами, которые унаследовал от матери, Кэмпет.
– Владелец на месте? – спросил Федерико.
– Сейчас нет, – ответил парень. – Я его сын. Можете оставить посылку мне.
Федерико улыбнулся, поблагодарил юношу и ушел. Позже он узнал, что на самом деле это был не Ник, а новая семья Ника не владела аптекой. Однако на тот момент тоска по сыну уже вспыхнула в нем и не пожелала затихать. Федерико сел в машину, отъехал на несколько десятков метров, припарковался и разразился слезами. Ему было 40 лет, за плечами – тюремный срок, а впереди – никаких перспектив на будущее. Жизнь не удалась: у него не получилось сохранить семью или удержаться на каком-то рабочем место. Его дети выросли в других семьях и не то что не хотели его видеть – даже не знали, кто он такой. Федерико прикурил сигарету и задумался о своей жизни.
Когда полицейские приехали за Элизой и Ником, Федерико было 22 года и он только начинал карьеру в биомедицинском учреждении Мирандолы. Когда в газетах появились новости об аресте, его попросили уволиться. Друзья и коллеги постепенно отказывались от него, не желая иметь ничего общего с делом о педофилии. Оставшись без денег на аренду, Федерико отправил Кэмпет пожить с родственниками, а сам переехал в трейлер. Пока он ждал суда, его финансово поддерживала бабушка.
Когда закончилось досудебное расследование, адвокат вызвал Федерико в свой офис в Мирандоле и прямо сказал, что ожидает обвинительного приговора. Слова Федерико были противопоставлены заявлению Дарио и результатам медицинских осмотров Элизы и Марты. Прокуроры вышли на тропу войны, как и пресса. Кроме того, все действо разворачивалось в исторический момент, когда борьба с педофилией превращалась в полномасштабный крестовый поход. Защитить Федерико было бы непросто. У обвинения имелось все необходимое, чтобы припереть к стенке самого Федерико и его «банду педофилов». Пожав плечами, адвокат подвел итоги: «Возможно, нам следует рассмотреть возможность заключения сделки о признании вины». Однако Федерико не хотел и слышать о чем-то подобном. Он был молод и полон уверенности, что предстанет перед судом, докажет свою невиновность и сможет вернуть детей. Вот только еще на первых слушаниях в январе 1998 года стало ясно, что все пойдет не по его плану. Адвокаты защиты сосредоточились на некомпетентности доктора Донати, которая, по их словам, была слишком молодой и неопытной для такого сложного дела. Они намекали, что она сильно повлияла на показания Дарио, а позже и на показания Элизы и Марты, и настаивали на том, что у обвинения не было доказательств связи между «бандой Массы» (семья Гальера, Роза и Фредоне) с «бандой Мирандолы» (семья Скотта и Франческа).
Сторона обвинения подготовилась гораздо лучше и предоставила целый набор улик, указывающих на виновность подозреваемых. Суду представили рисунки Дарио – настоящую галерею ужасов, которая не оставила никаких сомнений в его травмированности. Связанные и погибшие в муках дети; дети, запертые в гробах; дети с раздавленными головами; монстры с острыми ушами и кинжалами в руках; вампир с черными крыльями, растущими из спины, и подписью «Алес». Согласно свидетельствам экспертов, у мальчика было не особо развитое воображение, а также он не проявлял «признаков психопатологий», и пусть в ходе рассказа мальчик то и дело делал паузы, колебался и менял показания, обвинитель Андреа Клаудиани смог убедить судей, что ему можно верить. «Дарио раскрыл огромное количество фактов: имена, места, семьи, дома, привычки, машины и мотоциклы, их цвета, а также конкретные события, которые были подтверждены множеством людей. Он рассказал о множестве ужасающих и сложных взаимосвязанных случаях, об оральных сношениях, содомии, садомазохистских практиках с использованием железных и кожаных инструментов, а также о сатанинских ритуалах, в ходе которых его запирали в гробу. Его история, как мы убедились, была подтверждена невероятное количество раз. Неужели несколько ошибок, даже если таковые и обнаружатся, подорвут доверие к нему как к свидетелю?»
И что за суд поверил бы словам Гальера? AUSL досконально изучили эту семью. Социальный работник пообщался с 14-летним подростком из малообеспеченной семьей из Массы, который заявил, что был знаком с ними и участвовал в секс-вечеринке с Барбарой и Адрианой. Когда позже подросток отказался от своих слов, как и от утверждения, что знал про Фредоне и его «страсть к маленьким девочкам», это уже никого не волновало. Полицейские нашли полароидные снимки дома у Фредоне и Розы. Ни на одном из них не было Дарио или актов педофилии, но на нескольких Фредоне был в откровенных позах с фаллоимитатором, который был найден среди его личных вещей.
Не только Дарио упоминал Фредоне, пусть и звал его «Алес». Элиза тоже говорила про него. Неуверенной речью 3-летнего ребенка она рассказала доктору Донати про дом, в который ездила с Федерико, Мартой и Франческой, чтобы поиграть с кошками. Потом она нарисовала котов, покрытых пластырями. Но и это не все: приемная мать Элизы сказала, что однажды девочка попросила ее нарисовать голого мужчину, а также что каждый раз, когда Элиза возвращалась от родных родителей, у нее была сыпь на попе. Именно там Кристина Маджиони и ее коллега Маурицио Бруни нашли подозрительные отметины.
Вскоре судьи поняли, что все подозреваемые «принадлежали к проблемным семьям с финансовыми трудностями и значительными задолженностями, связанными с культурным контекстом», из-за чего заключили, что «они не в полной мере способны осознать, как их поведение влияет на культурное общество». Другими словами, заявления Федерико и Романо о заговоре социальных служб были всего лишь жалкой попыткой избежать урагана доказательств, которые рано или поздно обрушились бы на них самих и их сообщников. Врать и отрицать очевидное бессмысленно. Какая разница, что Масса и Мирандола – разные города на расстоянии 20 километров друг от друга и что никто не доказал, что Гальера были знакомы со Скотта или Франческой? Связь между бандой из Массы и бандой из Мирандолы не вызывала у суда сомнений. Инспектор Пагано раскрыл ее, покопавшись в их сомнительном прошлом. Мать Марты, хрупкая неаполитанка, как он полагал, выбросилась с балкона, чтобы избежать наказания за насилие в адрес дочери. В полицейском архиве нашлись данные, что около 20 лет назад она работала проституткой в баре Бреннеро в Сан-Просперо. Тот бар давно закрылся, но Пагано нашел бывшего сотрудника, который подтвердил, что видел, как дон Джорджио минимум дважды там бывал. Вот и связь: женщина и священник, вероятно, были знакомы. К тому же Дарио сказал, что видел Франческу дома у того самого Джорджио, растлителя. Священник-дальнобойщик пока избежал обвинений – его привлекли к делу позднее, – однако обвинители и полицейские пристально следили за ним. Без сомнений, рано или поздно они поймали бы и его. Все складывалось в стройную картину благодаря уверенному напору доктора Донати, доктора Бургони и сестры Аннариты Феррари из Ченаколо-Франческано.
10 апреля 1998 года обвинение закрыло дело. Романо, Адриану и Игоря Гальера, Розу и Фредоне, а также Федерико Скотту приговорили к тюремным срокам от 4 до 13 лет. Родители Дарио и Элизы с Ником потеряли право опеки.
Фредоне старался держаться с обычной для себя уверенностью, но это была лишь маска. Обвинения и приговор сильно на него давили. Мужчина, который терроризировал город, разъезжая по нему в своих темных очках, всегда готовый раздавать удары направо и налево, стал тревожной и истощенной тенью себя из прошлого. Это было перебором даже для него. «Dio boia. Mi a so un putanièr, un làder, ma non so brísa un pedofil», – сказал он другу, что означает: «Господи боже. Я совершал множество грехов в этой жизни, но в жизни не притронулся к ребенку».
Через несколько недель после того, как Фредоне приговорили к 13 годам тюремного заключения, его соседи заметили, что на втором этаже его дома в Массе чья-то большая рука торчит с балкона. Было слышно, что Фредоне тяжело дышал. Когда прибыла скорая, медики выбили дверь и обнаружили его лежащим лицом вниз – уже без пульса. За 7 месяцев это был второй погибший, связанный с делом. Но и он не был последним.