Сатанинская паника коснулась и детских книг. В 1990 году вышла иллюстрированная книга «Don’t Make Me Go Back, Mommy» (англ. Не заставляй меня возвращаться, мамочка) – «детская книга о сатанинском ритуальном насилии». Не обошла истерия и такие крупные многонациональные корпорации, как Procter&Gamble. Некоторые люди предположили, что их логотип – бородатый мужчина, который смотрит на звезды – намекает на связь бренда с Дьяволом.
В 1980-е и 1990-е годы дошкольные учреждения Америки были во власти сатанинской паники, которая распространялась как лесной пожар, отбрасывая общество на века назад. После 1950-х открывалось все больше детских садов, так как женщины все чаще работали и не имели возможности присматривать за детьми, и зачастую это были семейные учреждения. После суда по делу семьи МакМартин сотни подобных дел появлялись в заголовках местных и национальных газет. Джеральд Амиро вместе с матерью и сестрой управлял детским садиком Феллс-Акрс в Молдене, штат Массачусетс. Их обвинили в том, что они насиловали детей ножами и заставляли их смотреть на жертвоприношения птиц. Семья Келлер, хозяева детского садика в Оак-Хилл, штат Техас, столкнулись с еще более невероятным обвинением: три маленьких свидетеля, родители которых были знакомы с семьями детей из садика МакМартинов, заявили, что на их глазах Келлеры разрывали на части детей и животных. Как и в деле МакМартинов, дети утверждали, что видели эксгумации – напоминает истории Дарио, Марты и Маргериты – и что их увозили на самолете из школы в Мехико, где солдаты насиловали их на военной базе, после чего возвращали обратно как раз вовремя, чтобы мамочка и папочка забрали их домой. В 1992 году, после суда, который шел 6 дней, Келлеров приговорили к 48 годам тюремного заключения. Правда выяснилась намного позже, в 2009-м. Молодой психолог, который работал с «нулевым пациентом», подтвердив подозрения матери ребенка и полицейских, признался Austin Chronicle, что он ошибся. На тот момент ему не хватало опыта понять, что он столкнулся с абсолютно нормальной клинической картиной.
Все эти американские истории начинались и развивались одинаково. Мать, обеспокоенная переменами в настроении ребенка, решает, что он пережил насилие, и обращается к психологу. Нечто подобное произошло и в Бассе в 1997 году, когда госпожа Тонини заметила, что Дарио стал чаще уставать, терять концентрацию и спотыкаться. Что-то случилось? Что именно?
– Давай, ты должен мне рассказать.
– Игорь играл под одеялом.
Игры под одеялом. Госпожа Тонини немедленно решила, что это эвфемизм для насилия, а ребенок просто не знал, как описать произошедшее. Она обратилась к доктору Донати, и вместе они засыпали ребенка вопросами. После этого, как и любой «нулевой пациент» подобных историй на другом конце света, Дарио назвал имена. Игорь, Романо, Адриана. Вскоре последовала цепная реакция, и эта история плотным черным туманом окутала и другие семьи. Случаи попадали в руки следователей и прокуроров один за другим, а поиски подробностей приводили их в бездонную пропасть фантастических воспоминаний: маски, убитые птицы, пироги из экскрементов, видеозаписи эротических игрищ, летающие люди. Они стали свидетелями знакомых черт тревожного социального феномена, напоминающего caccia all’untore в Европе XVI–XVII веков – преследования любого человека, подозреваемого в распространении чумы. В 1992 году агент ФБР Кеннет Лэннинг опубликовал доклад, в котором усомнился в существовании ритуального насилия. Все больше отчетов копилось в полицейских участках от Тихого до Атлантического океана. Лэннинг писал: «Одна мать призналась, что она почувствовала себя лучше, только когда сделала из своего сына жертву». Перед этим ей пришлось сделать трудный выбор: принять, что ее сын жил под контролем сатанистов, или смириться с тем, что он – патологический лжец.
Отчет Лэннинга был шокирующим. Но несмотря на парадоксальность, этот психологический механизм влиял на нас с незапамятных времен. Можно провести параллель с еврейским ритуалом «козла отпущения», в котором на животное возлагаются все грехи народа, а затем отправляют в пустыню. Так общество могло считать, что оно очистилось. Так же и родители, которые не могут понять причину дискомфорта и стресса ребенка, находят источник проблем в ком-либо еще.
В конце отчета Лэннинг задался вопросом: «Неужели мы так искупаем вину за века отрицания, слепо принимая любые обвинения в насилии над детьми, неважно, насколько они абсурдны и маловероятны?» Тем же вопросом в 1994 году задались и эксперты, нанятые Национальным центром по предотвращению жестокого обращения с детьми и безнадзорности. Они проанализировали более 12 тысяч случаев обвинений в ритуальном насилии – и не нашли ни одного веского доказательства, подтверждающего реальность произошедшего.
Джулиана Маццони, известный профессор психологии мирового уровня, специалист по массовой истерии, сказала мне: «Обнаружив злодея, мы успокаиваемся. Так мы можем примириться сами с собой, не считать себя виноватыми».
Растущее количество дел вызывало все больше скептицизма, особенно со стороны ученых. Несмотря на это, американская паранойя начала выходить за рамки США и в начале 1990-х проявила себя в Великобритании. Маццони рассказала, что во многих британских обществах, которые поддались влиянию истерии, проводились специальные семинары. В их ходе эксперты – или те, кто по какой-то причине так себя называл – «по сути рассказывали учителям и родителям о случаях коллективного сексуального насилия, связанного с сатанизмом, а также просили родителей, учителей и социальных работников задавать детям наводящие вопросы, но при этом не объясняли, как их задавать. Крайне любопытно, что через несколько месяцев после проведения семинаров заявления в полицию посыпались одно за другим».
Под прицел следователей и прокуроров попадали не только дошкольные учреждения. Иногда бдительное око закона обращало свой взор на целые семьи, и некоторые случаи были практически идентичны произошедшему в Массе и Мирандоле. В начале 1990-х 7-летний ребенок из Рочдэйла, недалеко от Манчестера, начал рассказывать истории о призраках, что встревожило учителей и социальных работников. Вскоре они убедились, что обнаружили целую секту насильников-дьяволопоклонников. Четверых детей изъяли из семей, и вскоре они начали называть имена. В итоге у родителей забрали около 20 детей. Посреди ночи на Саут-Рональдсэй, самом южном из Оркнейских островов, Шотландия, полицейские и социальные работники разлучили членов еще девяти семей. После допросов дети указали на местного священника, преподобного Мориса МакКензи. Как и в случае с доном Джорджио, преподобный МакКензи финансово помогал семьям, которые стали первыми подозреваемыми. Говорили, что МакКензи надевал балахон с капюшоном – как и дон Джорджио – и уводил детей к шахте, где вместе с ними и их родителями разжигал огромные костры и причудливо танцевал, надев маски, – что-то подобное, по словам Маргериты, происходило на кладбище Финале-Эмилии. Дети говорили, что священник поднимал детей огромным изогнутым посохом – одного за другим. Однако в этом случае следователи сразу заподозрили что-то неладное: на Оркнейских островах крайне мало деревьев, и большие костры посреди ночи были бы заметны с расстояния в несколько километров. Через несколько месяцев детей вернули к их семьям. В аэропорте Керкуолла их встречали с восторгом.
Страх перед Дьяволом отправился на поиски нового пристанища и через несколько лет запустил когти в Болонью. 22 февраля 1996 года в La Repubblica вышла статья, которая звучала как обзор на новый фильм ужасов:
«Трехлетнего мальчика закрыли в гробу с черепом в руках в ходе сатанинского ритуала. Ему предложили поиграть, “как в кино”, и он, будучи хорошим мальчиком, согласился, по крайней мере, в первый раз. Разумеется, он полагал, что друзья его “тети” не собирались вредить ему, поэтому он, не издав и звука, проскользнул между мраморными плитами похоронной ниши, позволив запереть себя в гробу».
«Тетей» мальчика была Элизабетта, подруга семьи, которая присматривала за ним, пока родители работали. Ей было 16 лет, и она была членом «Детей Сатаны», организации, основанной Марко Димитри. В Эмилии о них знали многие: «Дети Сатаны» проводили ритуалы в деревенской местности, в заброшенных домах и небольших храмах с изображениями Дьявола. Они не поклонялись злу, а были последователями философии Алистера Кроули, из-за которой 70 лет назад в Северной Сицилии стало известно о гедонистическом сатанизме. После того, как Элизабетта обратилась в полицию с заявлением, что ее накачали наркотиками и изнасиловали члены секты, прокуроры Болоньи обратили внимание на этого 3-летнего мальчика. Он владел совсем небольшим набором слов, но все же смог рассказать им о невероятных случаях насилия. Димитри и его последователей обвинили также в совершении человеческих жертвоприношений. Однако дело прокурора Лучии Мусти развалилось в ходе суда: практически никаких доказательств у обвинения не было, а Элизабетта часто противоречила сама себе. Впоследствии суд признал, что ее свидетельствам нельзя доверять.
В июне 1997 года, спустя месяцы пристального внимания СМИ к делу, Марко Димитри и «Дети Сатаны» были оправданы. Именно тогда, примерно в 60 километрах от Болоньи, в небольшой комнатке Ченаколо-Франческано в Реджо-Эмилии маленький светловолосый мальчик в очках, немного straminato, общался с юным психологом из Мирандолы и прокурорами из Модены. Он называл им имена другой группы монстров: педофилов Бассы.
Часть IVНочь длиной в двадцать лет
14
Найти «нулевого пациента». Найти Дарио. Именно это стало нашей главной целью, когда мы с Алессией начали разбираться в этой истории. Все началось с Дарио, но почему-то в документах было крайне мало его личных заявлений. В основном это были расшифровки встреч с судьей во время расследований, а остальное пересказывали доктор Донати и госпожа Тонини. Дарио казался призраком, безголосой голограммой, которая не может поделиться своей версией событий. Как бы мы ни старались, мы не могли найти полноценный и оригинальный рассказ от лица самого мальчика, без посредников. Что он помнил о месяцах, что провел с семьей, нанесшей ему столько травм? Что думал обо всей этой абсурдной и ужасной истории? Мне очень хотелось это выяснить. Однако его поиски приводили меня лишь к серьезной этической дилемме. Имел ли я право постучаться к нему в дверь и заставить переживать психологическую травму заново? Я посторонний человек, не имеющий отношения к этой истории. Кроме того, я не знал, как он справлялся все эти годы, какую терапию проходил и смог ли с возрастом справиться с преследующими его кошмарами? Мог ли я вторгнуться в жизнь Дарио, наплевав на его чувства?