Я пробормотала что-то нечленораздельное, но Андросова не обратила на мои слова никакого внимания. Она была переполнена сенсационной новостью.
— Меликханова убили! — сообщила она дрожащим от волнения голосом. Явно в ней пропадала драматическая актриса.
— Я знаю… — ляпнула я сдуру.
Тут же я прикусила язык. Это же надо так выдать себя… впрочем, все равно меня скоро разоблачат, так что не все ли равно — чуть раньше, чуть позже…
Однако Лена по-своему отреагировала на мои слова.
— Уже все знают! — протянула она разочарованно. — Неинтересно с тобой! Пойду в кассу, может, хоть там еще не слышали…
— А кто его убил? — выпалила я в ее удаляющуюся спину.
— Так Карабас же, — проговорила она, полуобернувшись. — Его прямо на месте преступления застали… глаза горят, руки в крови, представляешь, какой кошмар? Она чуть в обморок не грохнулась!
— Она? — переспросила я. — Кто — она?
— Да начальница твоя, Лариса Ивановна! — ответила Лена уже из коридора и помчалась в кассовый зал в надежде первой принести туда сенсационную новость.
А я, совершенно огорошенная, осталась за своим столом.
Что же это получается? Лариса застала Антона Степановича над трупом Меликханова. С безумным лицом и окровавленными руками. Разумеется, она решила, что это он убил нашего нового начальника. А что еще можно подумать на ее месте?
Но тогда… тогда я оказываюсь ни при чем. Тогда меня не арестуют, не выведут из банка в наручниках, не втолкнут в милицейскую машину на глазах сослуживцев…
В первый момент я не испытала ничего, кроме облегчения.
Спасена!
Прошло еще несколько минут. Впрочем, я была в таком состоянии, что вряд ли могла точно оценивать прошедшее время. Может быть, прошло полчаса или даже час. Я по-прежнему сидела за столом и мучительно размышляла. То есть это только так называется — размышляла. На самом деле я просто боялась. Тряслась, как овечий хвост.
Боялась всего. Боялась, что меня разоблачат, поймают, посадят на много лет в тюрьму — или на зону? Как там полагается?
Я представляла себе все ужасы, которые меня там ожидают. Благо сейчас по телевизору и в книжках нам очень много рассказывают о тамошней жизни, обо всех царящих в местах заключения кошмарных порядках. Как будто нет ничего более интересного.
Но еще больше, чем тюрьмы и зоны, я боялась, что меня признают невменяемой и поместят в сумасшедший дом. На самом деле — ведь я совершенно не помню, как убивала Меликханова. Значит, я сделала это в помешательстве… то есть я на самом деле потеряла рассудок, хотя бы временно?
Тут же в моем мозгу возникла слабая надежда: если я не помню, как убивала его, может быть, я этого действительно не делала? Но кто же тогда? Антон Степанович?
Нет, я видела, как он вошел в кабинет, когда Меликханов уже бездыханным лежал на полу…
А кто же тогда?
В таких вот «размышлениях» прошло некоторое время, и вдруг в дверь моего кабинета постучали.
Сначала я отчего-то решила, что это вернулась Лена Андросова, чтобы рассказать мне еще какие-нибудь душераздирающие подробности убийства.
Но потом я сообразила, что Лена не стала бы стучать в дверь. Она ворвалась бы в кабинет, как шаровая молния, чтобы взорваться информацией.
Поэтому я не стала гадать, кто стучится в мою дверь, а просто проговорила:
— Войдите!
Дверь распахнулась, и на пороге появился какой-то мальчик.
Он был небольшого роста, с круглым румяным лицом и наивными голубыми глазами, опушенными светлыми ресницами.
Я чуть было не сказала: «Что тебе, детка?» — но вовремя сообразила, что охрана вряд ли пустит к нам в банк ребенка, и прикусила язык. А в следующую секунду разглядела, что «мальчик» одет в милицейскую форму с майорскими погонами.
Приглядевшись к майору повнимательнее, я поняла, что он вовсе не такой молоденький, каким кажется с первого взгляда. Наверное, ему было лет тридцать, а то и тридцать пять. Просто круглое розовощекое лицо вводит в заблуждение.
И тут уж сердце у меня заколотилось от страха, а на лбу выступили капли холодного пота.
Вот оно! Милиция уже разобралась в преступлении и моментально вышла на след убийцы.
На мой след.
И сейчас этот моложавый майор предъявит мне неопровержимые улики, доказывающие мою вину, вырвет у меня признание и выведет из кабинета в наручниках…
Я тихо застонала и сползла с кресла.
— Что с вами? — растерянно спросил майор, подходя к столу и заглядывая за него. — Вам плохо?
В голосе майора звучало искреннее участие, и я немного успокоилась. В самом деле, не могли они так быстро выйти на мой след… даже в кино на это уходит хотя бы несколько дней…
— Да нет, — придушенно подала я голос из-под стола. — Я просто ручку уронила!
— Вам помочь?
— Спасибо, не надо.
Я вернулась в свое кресло, предъявила майору шариковую ручку с логотипом банка, якобы найденную под столом, и уставилась на него в ожидании.
— Майор Синицын, — представился он наконец.
— Евгения Николаевна, — ответила я.
— Вы работаете в кредитном отделе. — Он не то чтобы спросил, скорее уточнил.
— Ну да…
— И вы знаете, что произошло сегодня в вашем банке.
— В общем и целом, — призналась я. Отрицать это было бесполезно.
— Так вот, у вас сейчас работает опергруппа… я в нее тоже вхожу… и мы хотели бы поговорить со всеми сотрудниками, кто хоть что-то может знать об обстоятельствах дела.
— Допросить? — уточнила я.
— Я предпочитаю допросу доверительный разговор! Обычно он дает гораздо больше…
— Я ничего не знаю! — поспешила я заверить майора.
— Не спешите с заявлениями! — ответил он. — Бывает, что человек и сам не догадывается, что он знает. Так что мы будем разговаривать со всеми сотрудниками…
Сам не догадывается, что он знает… в голове у меня снова шевельнулась неясная мысль — что-то важное, что ускользало от моего сознания. Казалось, еще чуть-чуть — и я ухвачу эту мысль…
Но майор прервал мои размышления:
— Поэтому я попрошу вас через час зайти в кабинет начальника банковской службы безопасности. Там находится временный штаб нашей опергруппы.
Я пообещала прийти, и майор Синицын покинул мой кабинет, на прощание окинув его внимательным взглядом.
Мне снова стало нехорошо: от такого проницательного взгляда ничего не утаишь…
Через час я поднялась на третий этаж, где размещался кабинет Михалькова, нашего начальника службы безопасности.
Сам Михальков сидел в углу кабинета, оседлав стул и положив подбородок на спинку, с обиженным видом хозяина, которого потеснили наглые гости.
Я вспомнила, что в банке его называют полковником — Михальков действительно в прежней жизни был полковником то ли милиции, то ли какой-то спецслужбы. В трудные девяностые годы он ушел в отставку, польстившись на высокий банковский оклад, и теперь частенько с грустью вспоминает об этом решении.
За собственным столом Михалькова с хозяйским видом сидел мой знакомый майор Синицын. Увидев меня, он приветливо улыбнулся и показал на стул:
— Садитесь, Евгения Николаевна! Садитесь, поговорим!
Я уселась напротив его стола и выжидательно уставилась на моложавого майора.
Синицын украдкой заглянул в лежащий на столе список и проговорил, подняв на меня глаза:
— Итак, Евгения Николаевна, думаю, вам есть что мне рассказать… я в этом просто не сомневаюсь…
При этом он смотрел на меня так проникновенно, что казалось, видит меня насквозь. Под этим рентгеновским взглядом я почувствовала себя неуютно. Неужели он знает… да нет, не может быть! Меня никто не видел в кабинете… Если бы он действительно знал, не так бы он со мной разговаривал!
— Нет… честное слово, я не знаю, о чем вы… — проговорила я едва слышным голосом, опустив глаза в пол.
— А вот я думаю, что вы со мной не вполне искренни! — В голосе майора прозвучали нотки глубокого разочарования — как будто он был обо мне лучшего мнения, а я не оправдала его надежд. — Может быть, вы все же постараетесь вспомнить? Поможете следствию?
— Не знаю, о чем вы, — ответила я, обреченно опустив плечи.
— А вот ваша коллега была с нами более откровенна! — И он подал знак кому-то у меня за спиной.
Сзади хлопнула дверь, послышались приближающиеся шаги, и хорошо знакомый мне голос неприязненно проговорил:
— Я подтверждаю! Она мне сама признавалась!
Я удивленно обернулась. За моей спиной стояла Лариса Ивановна. Лицо ее горело праведным негодованием.
Я почувствовала, что земля буквально уходит у меня из-под ног.
— В чем это я вам признавалась? — спросила я свою начальницу, с трудом справившись с голосом.
— Во время обеда в бистро «Мурена» гражданка Комарова сообщила мне… — зачастила Лариса, как будто озвучивала хорошо вызубренный текст, — сообщила мне, что лично присутствовала при ссоре между гражданином Мельниковым и пострадавшим… Ильей Артуровичем Меликхановым!
Должна признаться, я почувствовала облегчение. Так вот о чем они! А я-то испугалась…
— Хорошо излагаете! — одобрил майор. — Вы раньше в милиции не служили?
— Нет, к сожалению! — Лариса глубоко вздохнула и потерла двумя пальцами переносицу. Значит, она здорово нервничает! А с виду кажется такой спокойной…
— Все еще можно поправить! — с этими словами майор повернулся ко мне и неодобрительно проговорил: — Ну что же, вы и теперь ничего не хотите нам сообщить?
— Ну… я слышала, как они ссорились… — призналась я, недоуменно глядя на майора. — А какое это имеет значение?
— Самое прямое! — Синицын перевел взгляд с меня на Ларису: — Не правда ли, Лариса Ивановна? Эта ссора показывает нам очевидный мотив убийства!
— Мотив? — переспросила я. — Да если бы все, кто с кем-то поссорится, тут же убивали своих… собеседников, на всей земле сейчас было бы пусто, как в Антарктиде!
— Не скажите! — Майор постучал согнутым пальцем по столу. — Ссора ссоре рознь! Какая причина была у той ссоры? Может быть, вы нам все-таки расскажете?