— А мне показалось, что это оттуда… — Он покосился на шкаф.
— У меня здесь такая акустика… — Я для верности еще раз фыркнула в платок.
Стасик снова вздохнул и отправился за едой.
— Ну что там, можно вылезать? — донесся из шкафа придушенный голос Мельникова.
— Сидеть! — прикрикнула я на него. — Сидеть и не чихать! Он сейчас вернется!
— Это я от пыли… — пробурчал шеф. — У тебя здесь такая пылища… ты хоть иногда тут прибираешь?
— Я что — уборщица? За свою зарплату я и так слишком много делаю! И вообще, в вашем положении не приходится привередничать!
Я оказалась права: Стасик вообще-то на редкость медлительный, но когда хочет кофе, может поставить личный рекорд в беге на короткие дистанции. Так что не прошло и пяти минут, как он снова появился в моем кабинете.
В руках у него была коробка с пончиками и оранжевая кружка с крупной надписью «Я ненавижу Windows XP».
— Ты какой будешь — с вишней или с клубникой? — деловито осведомился Стасик, усаживаясь напротив меня и открывая коробку с пончиками.
— Оба, — ответила я строго, убирая пластиковую коробку с выпечкой в верхний ящик своего стола. — А ты бери кофе и выматывайся: у меня много работы.
— Да ты че? — Стасик уставился на меня, отвесив челюсть. — Ну ты даешь! Я думал, мы с тобой как люди попьем кофе, потрендим за жизнь… а ну, отдавай один пончик!
— И не подумаю! — Я нагло посмотрела на него и показала на дверь. — Хочешь кофе — бери, нет — так проваливай!
— Ну как же меняет людей повышение по карьерной лестнице! — воскликнул Стасик, насыпая в свою кружку две ложки с горкой. — Ты стала просто другим человеком!
— Повышение? — недоуменно переспросила я. — Какое повышение? О чем это ты?
— Ну как же. — Он задумчиво посмотрел на кружку и добавил третью ложку. — Все знают, что новый шеф хотел назначить тебя на место Ларисы… хотя теперь… — До него, похоже, дошло, что нового шефа убили, и он замолчал.
— Взял кофе? Можешь идти!
Стасик вздохнул и поплелся прочь из моего кабинета.
Как только дверь за ним захлопнулась, из шкафа донеслась возня, дверцы распахнулись, и Мельников вывалился наружу.
— Кто-то говорил про пончики… — воскликнул он, голодным взором оглядывая мой стол.
— Вы какой будете — с вишней или с клубникой? — повторила я вопрос Стасика, вынимая из ящика коробку с пончиками.
— А? Что? — переспросил Антон Степанович, запихивая в рот пончик. — Что ты спросила?
— Да неважно, — ответила я, наблюдая, как он торопливо заглатывает первый и тянет в рот второй. — Кофе будете? Питаться всухомятку вредно…
— Всухомятку! — передразнил меня Мельников. — В моем положении только и приходится питаться всухомятку, потому что… в общем, сама понимаешь.
— Не понимаю и понимать не хочу!
— Какая ты! — Мельников надулся. — Сама посуди, в туалет я могу выйти только ночью, и то с оглядкой — чтобы не попасть на глаза охране и не оказаться в зоне обзора видеокамеры… а до ночи еще ох как далеко, так что придется резко ограничить потребление жидкости!
Я вынуждена была признать, что вопрос серьезный. Немного подумав, сказала:
— Ну, до обеденного перерыва как-нибудь дотерпите, а там я вас выведу. Есть у меня одна идея.
— До обеда доживу! — Антон Степанович явно оживился. — Тогда, пожалуй, налей мне чашку кофе…
Я с грустью взглянула на коробку из-под пончиков: позавтракать мне действительно не удалось, а в свете только что обозначенных планов в обеденный перерыв поесть тоже не удастся.
Напоив шефа кофе, я загнала его обратно в шкаф. Перед тем как закрыть за собой дверцы, Мельников сказал:
— Давай договоримся об условном сигнале на случай тревоги. Если произойдет что-нибудь непредвиденное, ты запоешь арию Лизы из «Пиковой дамы», а если все спокойно и я могу вылезать…
Но я молча повертела пальцем у виска, и он усовестился, а я наконец смогла приступить к выполнению своих непосредственных обязанностей. Пусть один начальник убит, а другой прячется в стенном шкафу, клиентам банка до этого нет никакого дела, и наша финансовая машина должна работать без перебоев.
Заработавшись, я едва не прозевала обед.
Однако ровно в час из шкафа донеслось негромкое покашливание: Антон Степанович напоминал мне о моем обещании.
Я отложила бумаги, выключила компьютер и выглянула в коридор.
Помещение банка опустело: трудоголики вроде меня сидели по кабинетам, а секретарши, офис-менеджеры и прочие персонажи, в течение дня непрерывно шастающие по коридорам, воспользовались законным перерывом и разлетелись по окрестным кофейням и бистро.
Так что путь был свободен.
Я быстро перебежала от своего коридора до кладовки, где уборщица тетя Клава держала свои нехитрые инструменты — ведра, швабры, большой моющий пылесос, банки и коробки с разными моющими и чистящими средствами.
Здесь же стоял столик на колесах, который тетя Клава обычно катила перед собой, составив на него свое оборудование. Этим-то столиком я и хотела воспользоваться для транспортировки Антона Степановича.
Закатив столик в свой кабинет, я покосилась на шкаф.
Что он там велел петь в случае, если все в порядке? Кажется, ничего не успел сказать.
Тогда я просто позвала его по имени-отчеству:
— Антон Степанович, на выход!
Дверцы распахнулись, и он буквально выпал из шкафа.
— Ну, я уж думал, ты никогда не вернешься! Тебя только за смертью посылать!
— Можете меня уволить, — сказала я жизнерадостным тоном. — По-моему, сейчас для этого самый подходящий момент!
Он пробурчал что-то невразумительное и удивленно уставился на тети Клавин столик:
— А это еще зачем?
— А вот сюда вы сейчас залезете! — Я показала ему на нижнюю полку столика, откуда предусмотрительно убрала все тети Клавины моющие средства.
— Я? Сюда? — Он уставился на меня с детской обидой. — Я ведь не йог и не цирковой акробат! Я сюда ни за что не помещусь!
— Нужда делает чудеса! — холодно проговорила я. — В туалет хотите?
Он покраснел, но тут же согнулся и послушно полез в столик. Самое интересное, что через пять минут он сумел там как-то устроиться, только одна нога в дорогом модном ботинке предательски вылезала наружу. Я попыталась впихнуть ее глубже, но тогда с другой стороны высунулся локоть.
Я махнула рукой на несущественные детали, завесила столик застиранной простыней, найденной в той же кладовке, и выкатила столик с Мельниковым в коридор.
К счастью, там не было ни души.
Я представила себе, что кто-то из деловых знакомых Антона Степановича увидит, как его, управляющего отделением банка, в сложенном виде везут в туалет, и невольно прыснула. Из-под простыни донеслось возмущенное пыхтение.
Впрочем, мне и самой стало не до смеха: без груза столик был легким, но с Мельниковым внутри я его едва катила, чувствуя себя каторжником, прикованным к тачке с рудой. К счастью, ехать пришлось недолго: ближайший туалет был через две двери от моего кабинета.
Я вкатила столик внутрь, убедилась, что в туалете никого нет, и выпустила Антона Степановича наружу.
Выбравшись из столика, он огляделся и побагровел:
— Куда ты меня привезла? Это ведь женский туалет! Ты надо мной просто издеваешься!
— А чего вы хотели? Чтобы я таскала вас с этажа на этаж по лестнице или вызывала лифт? На этом этаже мужского нет! И вообще — хватит привередничать!
Мне действительно осточертели его бесконечные капризы, так что буквально подмывало послать бывшего шефа к черту… однако я вспомнила вчерашнюю сцену в его кабинете, осознала, что он страдает фактически за меня, и я уже хотела извиниться, но он тоже, наверное, понял, что позволил себе лишнее, пробурчал что-то примирительное и скрылся в кабинке.
Я встала перед зеркалом, как говорят, на стреме, и от нечего делать оглядела свое лицо.
Как ни странно, выглядела я довольно неплохо: в глазах появился блеск, на щеках играл румянец… похоже, что стрессы двух последних дней действовали на меня благотворно.
Однако обстановка была нервной. Я покосилась на кабинку и уже хотела поторопить Мельникова, как вдруг дверь туалета открылась и в него вошла Лена Андросова.
Я вздрогнула и, чтобы предупредить Антона Степановича, запела первое, что пришло в голову.
Это оказалась песенка из детской передачи «Спокойной ночи, малыши».
— Спят усталые игрушки… — пропела я как можно громче.
Андросова посмотрела на меня с ужасом.
— Жень, ты чего? Тебе плохо? Это на тебя так смерть начальника повлияла?
— Да нет, мне хорошо. — Я широко улыбнулась и продолжила: — Книжки спят!
Андросова на всякий случай отступила к двери.
— Ты извини, — проговорила она, вглядываясь в мое лицо. — Если ты тут… того… нюхаешь чего или колешься… так я про это ничего знать не хочу!
— Да ты не бойся. — Я улыбнулась еще шире. — Мне врач велел петь для укрепления легких, вот я и пою, пока никто меня не слышит! Одеяла и подушки ждут ребят…
— Ну ладно, я тогда в другой туалет пойду! — И испуганная Ленка вылетела в коридор.
— Можете выходить! — окликнула я Антона Степановича.
Он тут же выбрался из кабинки и спросил:
— Что это было?
— Это вы о чем?
— Ну, вот это… спят усталые игрушки…
— Ну, вы же велели мне петь в случае опасности!
— Да, но ведь не это! Я предлагал вам петь арию Лизы из оперы «Пиковая дама»…
— А что, вы думаете, это выглядело бы менее глупо?
На самом деле я просто не помню эту арию, но не обязательно же ему в этом признаваться!
— Давайте, скорее залезайте в стол, а то как бы еще кто-нибудь не пришел, пока мы тут обсуждаем ваши музыкальные пристрастия!
Он тяжело закряхтел и полез обратно.
На этот раз на упаковку ушло гораздо больше времени — теперь у него не было такого мощного стимула.
Наконец Мельников кое-как упихнулся в стол, я завесила его простыней и покатила в обратном направлении.
До моего кабинета добрались без приключений. Я взглянула на часы и подумала, что, пожалуй, еще успею чего-нибудь быстренько съесть.