— Птица, говоришь? — Могильщик ловко выхватил у меня купюру и спрятал в карман спецовки. — Кажись, вспомнил, где такая птичка имеется. Ты сейчас, девонька, прямо до церкви иди, за ней, значит, повернешь направо, там еще чуток — и увидишь эту птичку. Не сомневайся, мимо не пройдешь!
— Спасибо! — поблагодарила я и зашагала к церкви.
Миновав голубую деревянную церквушку с золоченым крестом на куполе, я свернула направо и увидела ряд довольно новых могил. Как и сказал могильщик, не заметить здесь могилу Самоцветова было трудно — она и размерами превосходила все остальные, и памятник на ней был действительно очень впечатляющий. Зря Генка злопыхает — его знакомый потрудился на совесть! Птица с заплаканным женским лицом у каждого прохожего вызывала невольное сострадание.
Я подошла к могиле, перешагнула низкую ограду, положила на черную каменную плиту свой скромный букет, выпрямилась и прочла надпись на надгробии.
«Василий Андреевич Самоцветов. 1948–2005. Дорогому другу, авторитетному руководителю, преданному мужу и отцу».
Ну, и что я здесь узнала?
Судя по тому, что мужем и отцом он назван в последнюю очередь, оплачивали могилу не члены семьи, а деловые компаньоны и совладельцы фирмы. Но семья у покойного, несомненно, была, и эта семья наверняка кое-что знает об обстоятельствах его смерти. Только вот вряд ли мне что-то расскажут…
— Так вот ты какая! — раздался вдруг у меня за спиной женский голос.
Я обернулась.
В нескольких шагах от могильной ограды стояла женщина.
Она была, безусловно, красива и очень ухоженна, одета во все черное — впрочем, ей это шло. На ногах у нее были дорогие черные босоножки на высоком каблуке — совершенно неподходящая обувь для кладбища. В первый момент я дала бы ей не больше тридцати, однако, приглядевшись внимательнее, поняла, что незнакомке никак не меньше сорока, а то и сорока пяти лет.
— Ни рожи ни кожи! — произнесла она, оглядев меня с ног до головы. — Не понимаю, что он в тебе нашел?
— Кто? — переспросила я. — О ком вы говорите? И вообще, мы с вами разве знакомы?
— Ты дуру-то не разыгрывай! — Ее рот искривился, глаза потемнели. — Я думала, что у Василия хороший вкус! Выходит, и в этом я ошибалась! Нет, я его совсем не знала!
— Вы не так поняли… — перебила я, поняв наконец, за кого она меня принимает. — Я вовсе не…
— Ага, ты представитель благодарной общественности! Сотрудница благотворительного фонда! Шлюха! Дешевка! Дрянь! Гадина ползучая! Уродка!
Женщина двинулась вперед, сверкая глазами и размахивая букетом бордовых роз на длинных колючих стеблях. Я подумала, что этими шипами она запросто располосует мне все лицо и нужно срочно принять какие-то встречные меры, если я не хочу попасть на больничную койку.
Никакого подходящего орудия самообороны под рукой не было, и я схватила с могильной плиты свои пионы.
Мы скрестили два букета, как две шпаги. Розы, конечно, были более серьезным оружием, стебли у них гораздо прочнее, да еще покрыты острыми шипами, но старушкины пионы успешно выдержали несколько ударов, и мне даже удалось немного потеснить черную вдову. Ей мешали высоченные каблуки, и это давало мне шанс на победу.
— Я совсем не то, что вы думаете! — выкрикивала я между атаками и контратаками. — Я не была любовницей вашего мужа! Я только пытаюсь расследовать обстоятельства его смерти…
— Не верю! — Вдова снова бросилась вперед, ее тщательно уложенные волосы растрепались, рукав черного платья треснул, но она не обращала на это внимания. — Сука! Дрянь! Куда ты девала деньги? Признавайся немедленно!
— Деньги? — удивленно переспросила я и от растерянности едва не пропустила удар. — Какие деньги?
— Ты отлично знаешь какие! Пять миллионов долларов! И не делай вид, что ты ничего не знаешь!
Она сделала новый выпад, но споткнулась, едва не сломала свой высокий каблук и потеряла равновесие. Еще секунда — и она растянулась бы на земле, но я вовремя подхватила ее под локоть и помогла вернуться на дорожку.
— Спасибо, — прошипела вдова, — но не думай, что я пойду на мировую! — Она извернулась и снова попыталась хлестнуть меня розами по лицу. Я отскочила за надгробие ее мужа. Ведь знаю же, что добрые дела никогда не приносят дивидендов!
— Тебя как зовут? — осведомилась вдова, медленно двигаясь вокруг могилы и подкарауливая меня, как кот подкарауливает зазевавшуюся мышку.
— Женя… Евгения… — отозвалась я, сохраняя безопасное расстояние. — А вас?
— Анна Владимировна… ты что, хочешь сказать, что не знала? Что Василий тебе не говорил?
— Говорят же вам — я вовсе не была его любовницей! Прекратите гоняться за мной! Лучше поговорим об этих деньгах…
— Я тебе все равно не верю! — Анна сделала обманное движение и чуть не догнала меня, но я была начеку.
— В конце концов, это неприлично! — взывала я к ее разуму. — Представляете, как это выглядит со стороны?
— Я должна отомстить за свою честь! — не унималась вдова. — И я отомщу!
— Вы просто ужасно выглядите! — сделала я еще одну попытку. — Волосы растрепались, тушь размазалась…
Этот ход оказался верным. Анна замерла, бросила розы на могилу и поспешно достала из сумочки пудреницу с зеркалом.
— Боже мой! — воскликнула она, разглядев свое отражение. — И правда, во что я превратилась!
Она занялась восстановлением своей внешности, а я опасливо приблизилась и проговорила:
— Анна Владимировна, поверьте мне — я действительно не была его любовницей! Я вообще ни разу не видела вашего мужа! До вчерашнего дня я не подозревала о его существовании!
— Тогда зачем ты притащилась на его могилу? — Она недоверчиво взглянула на меня поверх зеркальца. — Да еще с этими жуткими уродливыми цветами!
— Не такие уж они уродливые, — обиделась я за старушкины пионы. — Во всяком случае, пока мы не устроили сражение на букетах, они были очень даже красивые! Только утром срезаны… А теперь и ваши розы больше похожи на мочалку…
— Это все ты… — прошипела вдова.
— Забудем обиды! — произнесла я примирительным тоном. — Лучше расскажите, что случилось с этими деньгами.
— Вот еще! С какой стати я должна рассказывать это первой встречной? — фыркнула Анна, но тут же, с чисто женской логикой, приступила к рассказу.
Анна Владимировна руководствовалась в своей жизни двумя простыми правилами: каждый человек — кузнец своего счастья, и спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Природа наградила ее красивой внешностью, и она постаралась извлечь из этой внешности все возможные дивиденды.
Сначала, как она выражалась, на заре туманной юности (как давно это было, Анна не призналась бы и под самой страшной пыткой), она вышла замуж за перспективного комсомольского работника. Ее первый муж умел произносить зажигательные, идеологически выдержанные речи и составлять грамотные отчеты о проведенных мероприятиях, так что ему было гарантировано большое номенклатурное будущее. Правда, периодически он встречался в бане с другими комсомольскими работниками, там они выпивали и по слухам, доходившим до Анны, — не только выпивали. Анна была недовольна, но точно так же жили все коллеги мужа, и приходилось терпеть ради многочисленных благ и привилегий. Терпеть и ждать, когда перспективный комсомольский работник сделается большим и настоящим начальником.
Однако в самый неподходящий момент началась перестройка, не к ночи будь помянута. Все вокруг кинулись ловить рыбку в ее мутной воде. Многие коллеги мужа, даже не такие перспективные, как он, сумели-таки наловить полные невода, но Аркадий, так звали ее первого мужа, как назло, запил. Если раньше это ему сходило с рук, теперь порядки были другие, и однажды, в один далеко не прекрасный день, Аркадий сообщил, что его уволили с работы.
Анна, разумеется, не собиралась проводить свои лучшие годы в очередях службы занятости. Она совершенно случайно встретилась с бывшим замом Аркадия, тихим, невзрачным мужчиной, который теперь занимал новую и очень перспективную должность начальника районной налоговой инспекции. В новых условиях жизни его должность стала, можно сказать, ключевой.
Как выяснилось, зам Аркадия (звали его Леонид) всегда питал к жене шефа сильное, глубоко спрятанное в душе чувство. Которое, однако, не укрылось от глаз наблюдательной Анны. Может быть, большую роль в развитии этого чувства играла элементарная зависть — Леонид подсознательно хотел обладать всем, что принадлежало его шефу. В частности, его женой.
Короче, жизнь опять наладилась.
Тем более что сейчас, после перестройки, в ней появились новые радости, прежде недоступные даже женам перспективных комсомольских работников. Такие, как одежда от знаменитых французских кутюрье, косметика лучших фирм, поездки на дорогие европейские курорты… правда, Леонид утверждал, что его доходов определенно не хватает на все капризы и прихоти жены (которые Анна считала вовсе не капризами и прихотями, а совершенно естественными и необходимыми потребностями). Анна с его доводами категорически не соглашалась и подталкивала мужа к неуклонному увеличению доходов.
И в один, опять-таки, далеко не прекрасный день Леонид не вернулся с работы. Его арестовали прямо в кабинете. Как выяснилось, кому-то из вышестоящего начальства показалось, что он слишком успешно наращивает свое благосостояние. Проще говоря — берет не по чину.
Перед Анной снова замаячила служба занятости.
Но она вспомнила свой главный принцип: каждый человек — кузнец своего счастья. И совершенно случайно на концерте заезжей знаменитости она встретила Василия Андреевича Самоцветова. Самоцветов как-то встречался с ее бывшим мужем Леонидом, когда тот еще был в силе, а сам Самоцветов еще только приступал к первичному накоплению капитала. Уже тогда Василий обратил внимание на красивую, ухоженную жену налоговика и подумал, что такая женщина может стать достойной спутницей крупного бизнесмена. К моменту их новой встречи Леонид уже парился на нарах, а Василий стал заметной фигурой на финансовом рынке. Правда, он был женат, но его жена ничего