Эдгар обменялся взглядами с крысой.
— Хартли всегда говорила: нечего мечтать. А я распустил слюни… Приедет дочка — будем решать, что делать дальше. Пока же мой полк стоит в постоянной готовности, и я живу в расположении части. Эту гостиницу охраняют мои люди. Сюда поселил вас и Сомерсета, сюда же привезут Нексию.
— Сомерсет тоже здесь?
— Я велел ему сидеть в комнате. Страже легче работать, пока все вы остаетесь на месте.
Поднявшись, он сказал громко:
— Бойцы, это моя сестра и ее муж. Беречь, как зеницу ока.
Дюжина мужских голосов ответила с разных сторон:
— Рады служить, милорд.
Эдгар сел за стол и добавил тише:
— Перчинка, я знаю, что у вас беда с деньгами. Буду рад назначить тебе достойную ренту, но лишь тогда, как все уладится. Сейчас у меня целый полк под знаменами, да в чужой земле. Каждый месяц занимаю в банке по три тысячи эфесов на военные расходы. Говоря правду, если не получу Сердце Света, то я разорен. Мои сбережения уже не покроют долгов.
Я потеребила палец перчатки:
— А я тебе хотела рассказать…
— Что случилось?
— Э… Да ничего, у меня все прекрасно. Пишу книгу, надеюсь издать за большие деньги. Половину отдам тебе. Не три тысячи эфесов, но все же.
Сломать ноготь летом — гораздо хуже, чем зимой. Палец болит сильнее от жары. Перчатки требуются белого цвета, они пачкаются раньше, чем надеваются на руку. А купить запасные перчатки затруднительно, когда в кошельке четыре глории, и три из них алмаз моего сердца отдал за бутылку лучшего ханти.
— Пойду в издательство, — сказала я сразу, как мы поселились в номер.
Любимый запретил:
— Ни в коем случае. Я тебя знаю: с дороги всегда устаешь, хочешь лежать и кушать сладкое. Вот и займись этим, а я пущусь на поиски денег.
— Милый, мне так приятна твоя забота!
Я расцеловала мужа и покинула номер сразу, едва он отлучился в уборную.
Пара солдат Эдгара увязалась за мной:
— Миледи, велено — как зеницу ока…
Втроем отправились искать издательство. Коллектив начинающих авторов: два головореза при мечах и барышня в грязных перчатках. Теоретически я знала адрес. На практике — это Алеридан: ничто не находится там, где должно. Медный квартал заполнен башмачными мастерскими, с Канальной улицы не видать канала. Памятник Рыцарю-Победителю стоит на площади Святых Дев, а памятник Святым Девам — возле дома Правосудия. Красный бульвар и Красная улица — два разных объекта в противоположных концах города…
Очень быстро я признала правоту любимого: с дороги мне, действительно, лучше было полежать. Хотелось булочек. В Алеридане булочные на каждом шагу. Запах свежей сдобы, ванили и корицы терзал меня болью несбыточных надежд. Единственную глорию я берегла на новые перчатки. И вдруг увидела нужную лавку! В витрине белела пара тонких лайковых перчаточек, на взгляд — точно мне по руке.
— Сколько стоят?
— Три глории, миледи, — ответил торговец и принялся перечислять альмерских герцогинь (как покойных, так и ныне живущих), кто носил точно такие.
— Дам одну глорию, — сказала я.
— Одну? — переспросил продавец.
— Больше нет.
— Одну?
Я покраснела:
— Ну, я надеялась на некоторый торг…
— Одну глорию?! — он скрестил руки на груди.
Я спаслась постыдным бегством. От стыда палец начал зудеть невыносимо.
Два стражника шагали рядом, один смотрел на меня с большим участием. Весь его вид выражал готовность выслушать. Вот мой шанс! — поняла я и потянула перчатку с руки.
— Сир воин, позвольте пожаловаться вам…
Он сразу кивнул:
— Прекрасно понимаю, миледи. Это потому, что мы — пустынники.
— Что, простите?..
— Мы с вами рождены в Надежде. Альмерские псы чуют это, потому ведут себя по-скотски. Для местной женщины торгаш скинул бы цену.
— Но я не на это хотела жаловаться…
— Конечно, миледи. Перчатки — мелочь, отношение людей — вот что ранит. Послушайте, как со мной было. Иду однажды вечером, подходит худенькая девочка: «Добрый сир, проводите до дому. Боюсь в темноте идти одна…» Я согласился, довел до фонтана. Она поблагодарила, по руке погладила — и шусть в подворотню. Только потом заметил: кошелька на поясе нет! Воровка она была, вот кто. А в кошельке лежало пять эфесов, жене хотел отправить. У меня в Леонгарде под Сошествие родился сын. Еще ни разу его не видел. Как представлю, так сердце замирает. Помните, миледи, какое чувство, когда рождается первый ребенок?
Я хотела огрызнуться, но прикусила язык. Он же не нарочно…
— Не помню. Память девичья.
Любому страданью приходит конец! Всего за полтора часа мы разыскали издательство, и еще через час меня принял главный редактор. Нервная худоба, огромные очки, подергиванье глаза — все в нем выдавало ценителя литературы. Пряча ладони под стопкой бумаг, я протянула ему свои труды.
— Я леди Карен Арденская, в девичестве Лайтхарт. Хочу предложить вашему вниманию…
— Ни слова больше! — редактор бросил бумаги на стол, схватил меня за руку и поцеловал пятно на перчатке. — Миледи, ваш визит — это дар богов! Надеюсь, вы еще ни с кем не вели переговоров? Если вам предложили цену, назовите — дам больше!
— Весьма польщена, но вы ведь даже не читали…
— Этого и не нужно! — От возбуждения он принялся рыскать вокруг стола. — Легендарная леди Карен Лайтхарт! Прекраснейшая дама своего времени потеряла все и пропала в ссылке. Но спустя много лет совершила побег, чтобы воссоединиться с мужчиной, которого все еще любила. Можно ли представить что-то более трагичное?!
— Вы предпочитаете трагедии? Боюсь разочаровать, но я пишу без лишнего пафоса, с оттенком сарказма.
— Великолепно! Так даже лучше! Легкий стиль письма покажет, что лишения не сломили вас. Это тронет любого читателя. Наше время богато яркими женскими образами: покойная герцогиня Аланис, ее величество, Северная Принцесса… Но их истории по трагизму не сравнятся с вашей! А кроме того, ни одна из них не написала мемуаров.
Только тут я поняла:
— Постойте, кто говорил о мемуарах? Я пишу художественную книгу, сюжет вымышлен…
Редактор споткнулся:
— Вымышлен?..
— Да, сударь.
Он обмяк и сел на край стола. Пролистал пару страниц. Очки сползли на кончик носа.
— Ох, миледи…
Я стала убеждать:
— Выслушайте же! Один человек из нашего мира попадает в подземное царство богов. Он пострадал от большой беды и надеется, что боги помогут ее исправить. Но оказывается, боги похожи на детей. Всемогущество сделало их капризными и беспомощными. Богам не нужно преодолевать трудностей — потому всю жизнь они только играют. И наш герой оказывается единственным взрослым среди… Прочтите хотя бы главу! Там действительно интересно!
Редактор покачал головой:
— Миледи, сейчас никому не нужен вымысел, даже самый лучший. Посмотрите на то, что творится в мире. Армии бьются Перстами Вильгельма. Корабли летают по небу. Машины говорят человеческим голосом. Императора будут избирать, словно старейшину гильдии. Ну какой вымысел сравнится с этим? За полгода мы сожгли десять тысяч непроданных художественных книг — потому, что обычный «Голос Короны» оказался интереснее. Напишите мемуары, миледи. Вот их я издам за любые деньги.
Я поднялась и собрала бумаги.
— Мои мемуары наполовину состояли бы из боли и отчаянья. Потому гордость не позволит мне их написать.
— Но отчего же?.. Разве вам никогда не хотелось пожаловаться?
— Сейчас хочется, — созналась я. — Но этого повода не хватит на книгу, разве что на рассказ.
Дотемна мы успели посетить еще две типографии. На обратном пути в гостиницу мой охранник подвел итог:
— Альмерские гады готовы на все, лишь бы нам насолить.
А в номере меня ожидал сюрприз. В одном кресле восседал ненаглядный, в другом — молодой человек студенческого вида, на столике между ними высилась бутылка ханти.
— Иди ко мне, строптивица! Пади на колени и раскайся! — повелел любимый.
— Т-тетя К-карен? — сплел звуки молодой человек.
Я сковырнула с ног туфли и свалилась на свободный стул.
— Вы пьяны? На какие средства, позвольте узнать?
— О, глупейшая! Я же обещал, что устроюсь преподавателем. Этот парень платит мне за уроки обольщения женщин.
— Т-тетя Карен… — пролепетал ученик.
— Неправильно! — рубанул муж. — Лебезить перед женщиной нельзя! Она провинилась: ушла без спросу. Как мы поступим?
— Любимый, это мой племянник, Сомерсет, — сообщила я.
— Это тебя не оправдывает! Ну, Сомерсет, что сделаем? Думай!
Муж ткнул его пальцем в лоб. Мысли племянника пришли в движение и выразились словами:
— Мы разозлимся!
— Ха-ха, вот и нет! Женщина иногда совершает проделки. Потому что женщина — как кобыла, порою должна взбрыкнуть. Трусливые мужчины начинают заискивать: боятся, что уйдет. Тупые злятся и машут кулаками.
— А к-как надо?
— Наказать, конечно. Но без гнева, любя. Совсем бы не наказывал, да приходится. Иначе она бояться перестанет, тогда конец семье.
Любимый грозно зыркнул на меня:
— Ну-ка, сбегай за колбасой, я хочу жрать. А ученику — кофе. Что-то он устал от науки.
Ради крепости семейных уз я исполнила епитимью и сходила в кабак. Пока ученик пил кофе, наставник поинтересовался результатами моего похода в типографию. Я увильнула от ответа. Муж все понял и обнял меня:
— Да не расстраивайся, им же хуже! Кретины очкастые.
Кружка крепкого кофе с колбасой вприкуску слегка отрезвила Сомерсета.
— Тетя Карен, мне н-неловко… Я, наверное, лучше пойду спать…
— Сперва расскажи, зачем тебе уроки. Что-то случилось на любовном фронте?
— А вам правда интересно?..
Мне было не слишком интересно. Я искала повода излить душу. Сомерсет скажет кратко: «У меня случилось то-то и то-то», и я в ответ: «Да-да, какой ужас! А вот у меня…»
Но тут вмешался супруг:
— Никогда не спрашивай женщину, интересно ли ей. Это же ты говоришь — значит, каждое слово из чистого золота!