— А, хорошо. Тогда слушайте.
Долгое время Сомерсет подходил к вопросу отношений романтически: верил в любовь с первого взгляда и Ту Единственную Женщину, которую встретишь — сразу узнаешь. Шли годы, Та Самая не появлялась. Сомерсет ждал истинную любовь, не размениваясь на мимолетные романы. Его сокурсники гуляли напропалую и пачками разбивали сердца. Сомерсет критиковал падение их нравов и продолжал воздерживаться. Невинный поцелуй или слегка фривольный танец на балу — вот максимум, который позволял себе отпрыск Лайтхартов. Его сбила с пути…
— Да-да, тетя Карен, не смейтесь!
…Нексия. Сестра кинулась в омут страсти с мерзавцем, который даже не думал жениться на ней. И вдруг — о, ужас! — оказалось, что все одобряют ее безумство. Отец и мать надеялись на выгоду. Подруги откровенно завидовали. Друзья Сомерсета восхищались: «А твоя-то хороша, покорила Север!» Он кипел от гнева: «Так нельзя! Это чисто плотское, он же ее не любит!» Студенты смеялись: «Какая разница, брат? Она соблазнила лорда-канцлера!» Апофеоз наступил в Уэймаре. Нексия свихнулась настолько, что стала расхаживать нагишом, — и даже тогда все ей сочувствовали, а не порицали. И Сомерсет решил: да провались она пропадом, истинная любовь. Коль нравственность уже не в почете, пойду и просто соблазню кого-нибудь.
Скитаясь по Альмере с непутевою сестрой, Сомерсет предпринял несколько попыток. Он был уверен: усилий не нужно. Стоит просто отдаться греху — и грех схватит тебя. Достаточно показать себя падшим мужчиной — и столь же падшая девушка клюнет. Трижды получив по лицу, Сомерсет убедился в обратном. Оказалось, грехопадение — мастерство, которому еще и нужно учиться. Бедный парень приуныл, а тут вдобавок началась война. Сначала в Альмеру пришли северяне, потом шаваны. Эдгар отослал дочку в одни края, сына — в другие:
— Езжай-ка в Фаунтерру, там безопасно.
Поезд был так заполнен беженцами, что даже в первом классе продавались не целые купе, а места вразнобой. На станции Бэк к Сомерсету подсела попутчица: грустная светловолосая девушка с изможденным лицом.
— Вы едете из Алеридана? Там ужас? — спросила она.
— В Алеридане всегда ужас: люди обжираются булочками и не умеют нумеровать дома. Но война туда не дошла, шаваны двинулись на Флисс.
— Отчего же вы так мрачны?
Попутчица совсем не имела груди. Сомерсет не стремился очаровать ее, потому ответил так:
— Я хотел быть честным романтиком, но распущенный мир не позволил мне этого. Теперь я — не более, чем падший грешник.
Девушка проболтала с ним всю дорогу до Фаунтерры, с коротким перерывом на сон. Ее звали Роуз, она была дочкой графа Эрроубэка, чистокровною внучкой Праматери Агаты. Братьев она не имела. Когда граф умрет, колоссальная прибыль от искровой плотины и судоходной реки достанется Роуз и двум ее сестрам.
Фаунтерра тех дней жила военной лихорадкой. Все строили укрепления, запасали провиант и стрелы, кормили и расселяли беженцев. Движимая идеей самопожертвования, Роуз записалась в добровольцы. Сомерсет тоже — от нечего делать. День за днем они проводили на вокзалах, на стройках, в лазаретах. На исходе лета Роуз призналась Сомерсету в любви. Он обдумал ситуацию. Иных чувств, кроме легкого увлечения, он не питал. Но Роуз была богата, высокородна и во всем покорялась Сомерсету. «Я решил стать подлецом, нужно идти до конца», — так подумал мой племянник и сделал предложение.
Роуз послала отцу письмо, в лучших словах расписав любимого и испросив позволения на брак. Неожиданно граф согласился. Дело осталось за малым: Сомерсет должен был получить разрешение своего сеньора, то бишь — Генри Фарвея. Роуз была прекрасной партией, Сомерсет не ждал возражений… Тем большим ударом стал ответ герцога: решительное «нет».
— Тетя Карен, лишь потом я понял мысли негодяя! — Сомерсет злобно хлебнул ханти. — Если Нексия выйдет за Ориджина, а я — за дочку Эрроубэка, то мы, Лайтхарты, станем слишком сильны. Сможем опрокинуть Фарвея вот так… тьфу… вот так!.. не получается… считай, что я щелкнул пальцами. Коли Нексия останется с волком, мне запрещено жениться на первородной!
Такая несправедливость ввергла Сомерсета в бешенство. Он хотел послать Фарвея к чертям, наплевать на титул вкупе с вассальной клятвой и сбежать вдвоем с Роуз. Правда, это означало нищету: граф Эрроубэк хотел видеть зятем графа Лайтхарт-Флейма, а не беглеца и клятвопреступника. Но гнев ослепил Сомерсета. Он все выложил Роуз, сказал, что пригрозит Фарвею и потребует разрешения на брак, а если гад откажет — пусть пеняет на себя, Сомерсет схватит любимую и увезет на Фольту. Роуз пришла в восторг и стала целовать ему руки.
Однако через день Сомерсет остыл. Немного подумав, он послал письмо не герцогу Фарвею, а отцу — с вопросом: как поступить? В ожидании ответа по-всякому убивал время. Шаваны уже отступили, укрепления не строились, поток беженцев иссяк. С Роуз видеться не очень хотелось. Она ждала от него решений, а что решительного в словах: «Ну, я жду, что скажет папенька…» Сомерсет со скуки пошел туда, где точно не будет Роуз: на открытые лекции по физике. Их читал профессор Николас Олли, восходящая звезда науки… Вернее, должен был читать. Оказалось, Олли ненавидит толпы студентов и прогуливает каждую вторую лекцию. Вместо него занятия вела ассистентка по имени Э. Вот так таинственно, чтобы не компрометировать.
Когда в первый раз профессор пропустил лекцию, Э. вышла к кафедре и сказала:
— Господа студенты, примите мое искреннее сочувствие. Николас Олли занят гениальными открытиями, которые изменят судьбу человечества. А я развлеку вас тем, что знаю, и расскажу немного о звуковых волнах.
— Это обман! — вскричал Сомерсет. — Олли должен прийти и…
— Обратите внимание: мы все хорошо услышали реплику «это обман!» Но дальше стало менее разборчиво, и вот почему: расстроенный господин заговорил тоном выше. Сначала: «ОООО», потом: «ииии». Похоже, звуковые волны низкой частоты лучше расходятся в пространстве, а высокой частоты — хуже. Проверим это с помощью эксперимента…
К концу лекции Сомерсет ненавидел себя за выкрик «Это обман!», а еще пуще — за отказ от идеалов. Всего три месяца назад он плюнул на истинную любовь и отдался греху. А теперь истинная любовь стояла перед ним и отряхивала пальцы от мела. Э. оказалась девушкой, которую Сомерсет ждал всю жизнь.
— Вот идиот, — прокомментировал ненаглядный.
Я пристыдила его, но Сомерсет признал:
— Да, я был идиотом, что не дождался любви. Но после лекции понял ошибку!
И бедный мой племянник бросился ухаживать за Э. Правда, он боялся действовать открыто: Э. была чертовски популярна среди студентов, а кроме того, чужда всякой пошлости. Было ясно: душа ее заперта на замок и отдана науке. Стоит допустить одну вульгарную ноту — и потеряешь любимую навсегда! Так что Сомерсет подкрадывался к Э. осторожно, как змей. Клал букеты под дверь ее комнаты и убегал. Писал анонимные признания во всем на свете. На лекциях громче всех хлопал — но сразу прекращал, если Э. смотрела в его сторону. Часами караулил ее в кафе или булочной, чтобы случайно столкнуться у прилавка и с деланным равнодушием обронить: «Не желаете ли кофию, сударыня? Я по ошибке заказал две чашки, а хочу только одну». Э. игнорировала его потуги и продолжала служить единственной госпоже: священной физике.
Не ожидаемый и уже забытый Сомерсетом, пришел ответ отца: «Сын, я понимаю твои чувства к Роуз, и прошу потерпеть. Нет уверенности, что Нексия достигнет своей цели. Как ни крути, она пыталась убить Ориджина, вряд ли он забудет. Хартли говорит, что Нексия не имеет шансов. Обожди месяц или два, а потом снова напиши Фарвею».
Сомерсет не желал ничего ждать. Он хотел целовать снег, по которому ступали сапожки Э. Каждый вечер он бродил у входа в здание факультета, надеясь, что Э. выйдет затемно и будет нуждаться в сопровождении до дому. Она таки выходила затемно, но в обществе профессора Олли. Он и отвозил ее домой в своих санях. Привратник у дверей факультета улыбался в бороду и однажды сказал Сомерсету:
— Вижу твои чувства, парень, но лучше придержи их. Не про тебя птица.
— Она — моя истинная любовь! — отрезал Сомерсет.
— А, ну-ну.
Однажды вечером у входа в факультет Сомерсет наткнулся на Роуз Эрроубэк.
— Черт… — выронил он вместо приветствия.
— Сударь, — сказала Роуз, — вы покорились воле сюзерена. Вы не посмели преступить вассальную клятву, это можно принять и даже одобрить. Но нельзя понять вашу жестокость ко мне! Пришли бы и сказали честно: «Не ждите меня, Роуз». В Альмере давно окончилась война. Отец зовет меня домой. Сестры смеются. Я торчу в Фаунтерре день за днем от глупой, слепой надежды… Тьма сожри, сударь, как же вы могли?
Он потупился, ковыряя носком снег:
— Ну… хм…
Ровно в тот миг из здания факультета вышла Э. Без профессора, одна-одинешенька! Поискала глазами извозчика, пошарила по карманам в надежде на монету, вздохнула и побрела пешком. Сомерсет бросил дочке графа:
— Я вам сразу сказал, что я грешник. Не люблю и никогда не любил вас. Прощайте.
И побежал следом за Э.
Она приняла его помощь и позволила проводить себя до кампуса. Э. была в хорошем настроении, много смеялась, говорила, что стоит на пороге открытия. Сомерсет наслаждался ее смехом и ликовал от ее счастья. Хотел признаться в любви, но всю решимость высосала расправа с Роуз. Потому он просто проводил Э. и даже не попытался поцеловать.
— Я ж говорю: идиот, — отметил ненаглядный, привлек меня и поцеловал прямо в декольте.
У племянника глаза на лоб полезли:
— Тетя Ка-арен!
— А ты болтай, не отвлекайся, — буркнул мой супруг.
Больше случая не представилось. После того дня Э. всегда была кромешно, наглухо занята. Приходила с профессором, уходила с профессором, даже лекций почти не вела. Потом к ней начали являться невероятные люди: то лорды, то епископы, то офицеры протекции. Сомерсет ощущал себя ветошью, брошенной у дороги. Однажды он смог угостить ее завтраком. Э. была очень голодна, проглотила за пять минут, выронила «премноблагодарю» и убежала в лабораторию. В другой день случился чудовищный обыск. Агенты протекции вели себя отвратно, студенты вышвырнули их через окно. Сомерсет, окрыленный победой, пал на колено перед Э. и признался в любви. Не только она, но и все вокруг приняли это за шутку.