— Теперь вы видите, леди Карен, на какие жертвы идут мои потомки. Эвелин, Джереми, Лаура — все пожертвовали своим счастьем ради процветания семьи и герцогства Надежда.
— Я премного сочувствую им.
— А я — Альберту, — вставил дорогой.
Карета тронулась, и Фарвей задернул шторки.
— Миледи, вы любите своих родных?
— О, конечно. Правда, я вижу их раз в двадцать лет, но это не помеха любви.
— Ваш племянник Сомерсет соблазнил и позвал замуж дочку графа Эрроубэка — того из альмерских лордов, кто меньше всех желает покориться моей власти. Не знаю, разделяет ли Сомерсет бунтарские настроения графа, и обдумывал ли нечто вроде заговора. Так или иначе, я строго запретил брак. Надеюсь, миледи, не нужно уточнять значение слова «строго»?
— Нет, милорд.
— В таком случае прошу вас оказать на Сомерсета воспитательное воздействие.
— Конечно, милорд. Лучший способ воспитания — личный пример.
Он исподлобья посмотрел на меня.
— Главное волнение вызывает не Сомерсет, а Нексия. Вы уже знаете, что Сердце Света вернется в собственность вашей семьи лишь при соблюдении определенных условий. Так вот, Нексия приложила все силы, чтобы эти условия не выполнились.
— Насколько я знаю, Нексия оказала герцогу Ориджину неоценимую помощь и даже рискнула собой. Когда девушка рискует жизнью ради мужчины — это серьезный вклад в отношения. Вы не согласны, милорд?
— Нексия предприняла фривольную интригу: сымитировала роман с одним из вассалов Ориджина.
— Если сердце мужчины холодно, его может растопить ревность.
— Затем Нексия провела в Первой Зиме пять месяцев без видимого результата. Герцог так и не обручился с нею. Пять месяцев под одной крышей — и не потрудилась понести ребенка!
— Меня это не удивляет. Ориджин потерял отца, брата и друга. Вряд ли смерть родных и близких настраивает на постельный лад. Нексия, со своей стороны, желает любви, а не блуда.
Фарвей презрительно пожевал губу:
— Желание любви — это худшее, что в ней есть. Долг перед семьей требовал, чтобы она применила весь женский арсенал и достигла цели. Герцог вернулся из долгого похода. Траур или нет, а мужская плоть жаждет. Все, что требовалось — понести дитя!
Мы с мужем не очень-то любим, когда при нас говорят о детях. Я погладила руку любимого, одолжив ему часть своего терпения.
— Напомню, лорд Генри: северяне славятся прямотой. Хитрость вроде нежеланной беременности обозлила бы Ориджина. Честный и открытый подход может вызвать симпатию.
— И поэтому Нексия устроила скандал с императрицей? Так она понимает честность — бросить в лицо янмэянке: «Руки прочь от моего мужика»? А если Нексия выдерет Минерве клок-другой волос — это и будет северная прямота?
Алмаз моей души не сдержался:
— Слушай, Генри, это ж тебе нужны войска северян. Вот сам и беременей! Езжай на Север, соблазняй кого хочешь. У них там, кстати, герцогиня овдовела…
Игнорируя Менсона, Фарвей обратился ко мне:
— Миледи, позволю себе обрисовать последствия невыполнения вашей семьей своих обязательств. Для начала, вы не получите Сердце Света. Вашему брату придется уплатить долги. Не имея золотого города, он не сможет этого сделать. Имущество Эдгара пойдет с молотка. А затем состоятся выборы, и кто-то станет новым владыкой. Либо Ориджин, с чьим вассалом Нексия крутила шашни, либо Минерва, которой Нексия нахамила, либо Адриан, ненавидящий всю вашу семью. Я не стану защищать вас ни от кого из них. Полагаю, вы помните, каково быть нищим изгоем? Желаете такой судьбы брату и его детям?
— А знаете, — ответила я, — у меня ноготь сломался.
— Что, простите? Это метафора?..
— Ах, если бы. Взаправду сломался, прямо посередке. И это волнует меня гораздо больше, чем все ваши угрозы.
— Угрозы, миледи?
— Поймите правильно, милорд. Вы служите молотком, забивающим гвозди в крышку гроба Дома Альмера. Я уважаю вас за этот благородный труд. Но если вы хотели выглядеть грозно, то должна разочаровать: прежде меня запугивали люди, гораздо более страшные, чем вы.
Фарвей пожевал губы, огладил лысину и нашел в себе достаточно ума, чтобы сменить тактику.
— Простите, леди Карен, я не хотел угрожать. Это лишнее, вы абсолютно правы. Я только описал последствия, вытекающие из поступков Нексии. Мне кажется, будущее ваших племянников находится в опасности. Если вы согласны, что мои тревоги обоснованы, — повлияйте на Нексию. Если думаете, что опасаться нечего, — выбросьте нашу беседу из головы. И я по-прежнему жду вас завтра на празднествах по случаю помолвки.
Карета остановилась у гостиницы. Фарвей пожал руку Менсону, поцеловал мою — и укатил восвояси. Я обняла мужа:
— Не волнуйся, герцог Фарвей меня совсем не расстроил.
— Да он просто козел! — усмехнулся ненаглядный. — Станет ли лучшая женщина в мире переживать из-за всяких копытных?
После поцелуя он продолжил:
— Вот послушай, я сочинил. Эвелин строит детей: «Мелкие, равняйсь, смирно! На первый-второй рассчитайсь!.. Муж мой, а ты куда лезешь?» Призрак Айдена прилетает к Альберту: «Сын, зачем ты женишься? Молоко же на губах не обсохло!» Альберт облизывается: «С такой женой никогда не обсохнет». О, а вот любимая шутка: леди Фарвей усыновила мужа.
Я коротала время, помогая ненаглядному муштровать Сомерсета. Муж показывал на мне примеры ухаживания, племянник пытался повторить. Чтобы не смущать его, я надела театральную маску. После подхода Сомерсета я комментировала:
— Ты слишком заискивал… Теперь слишком хамил… А теперь ты очень странный, и хочется позвать стражу.
Зрелище было забавным, но чем дальше, тем мрачнее становилось на душе. Я до сих пор никому не смогла пожаловаться, из-за чего ощущала себя брошенной и забытой. А кроме того, скоро приедет Нексия, и нужно будет что-то ей сказать — а я так и не придумала, что.
Устав изображать жертву ухаживаний, я попросилась:
— Сомерсет, можешь ли дать ключ от своей комнаты? Запрусь и поработаю над книгой. Если, конечно, вы справитесь без меня.
— Так даже лучше! — обрадовался любимый. — Сомерсет тебя стесняется. Позовем служанку.
Меня заменили молодою горничной в кружевном передничке, и я удалилась творить.
Но, тьма сожри, вдохновение не появлялось. Слишком много чужих жалоб обрушилось на меня в эти дни. Вместо светлых мыслей о сюжете приходили тяжкие думы о разоренном Эдгаре, затравленном Альберте, покинутой Роуз. Палец тоже болел и не способствовал творчеству. За час или два я вымучила лишь половину страницы, как тут в дверь постучали.
— Сомерсет, ты уже всему научился? — удивилась я и отперла.
На пороге стояла девушка. Я не видела ее много лет, однако узнала с первого взгляда: она слишком напоминала молодую меня.
— Нексия…
— Леди Карен…
Я впустила, мы стали смотреть друг на друга. Есть множество способов для двух леди завязать разговор. «Как вы доехали? — Ах, и не спрашивайте, эти жуткие дилижансы… — И погода ужасна, не правда ли? — О, да, такой жары я не встречала даже в Шиммери! — А вы бывали в Шиммери?..» Но ничто из этого не помогло, мы молчали и тщетно искали слова.
Наконец, она сказала:
— Простите, леди Карен, мне сейчас неловко. Дело в том, что вы — мой кумир. С самого детства восхищалась вами. Но мы не виделись так давно, и я боюсь, что любые мои слова испортят впечатление… — Она робко усмехнулась. — Вот, я сказала свое. А отчего неловко вам?
— Я слышала про тебя много мерзостей. Каждому ты чем-нибудь насолила, каждый нашел повод высказаться. И чем дольше я слушала, тем больше испытывала к тебе симпатии. Я сильно захотела поддержать. Ты рассталась с любимым и рассорилась с янмэйским владыкой — это две беды, до боли мне знакомые. Но меня не учили утешать и поддерживать. Знаю только: «Полноте» и «Ну-ну». Вот отчего мне сейчас так неловко.
Нексия сказала:
— Ну-ну, леди Карен. Полноте!..
Мы рассмеялись, а потом обнялись.
Я заказала вина и сыра. Велела племяннице разуться, ведь в такую жару носить башмаки — это сущая пытка. Мы забрались в кресла с ногами, отведали странного альмерского вина, закусили пахучим козьим сыром. Я предложила:
— Если вдруг ты хочешь поведать о несчастьях, то буду рада выслушать. Заранее знай, что я на твоей стороне. Пускай отправятся во тьму все, кто чем-нибудь недоволен.
— Теперь точно расскажу, — улыбнулась Нексия. — Но сперва ответьте: что обо мне говорят?
— Ты бегаешь по замку нагишом. Северные дамы топятся в озере от зависти.
— Вот как!..
— Ты соблазняла вассалов Ориджина, дабы вызвать его ревность, а потом бросала их, как перчатки. Большие потери северян в битве за Первую Зиму вызваны тем, что покинутые тобою кайры просто не хотели жить.
— Ничего себе!..
— Ты должна была заиметь ребенка от герцога, но вместо этого подралась с императрицей и выдрала ей столько волос, что хватит на парик для Генри Фарвея. Минерва приказала тебя четвертовать, повесить и обезглавить. Батальон влюбленных кайров прикрыл твое отступление, лишь потому ты выбралась живой.
Она засмеялась с нотою печали:
— Все так и было, леди Карен. Ну, почти…
Нексия не забудет день, когда возникла тайна. До того дня жизнь была понятна, хоть и непроста. Нексия любила Эрвина, он ее вожделел и ревновал. Любил он сестру, и Нексия это принимала. Она и сама любила Иону. Самая бесстрашная девушка Севера — как ее не любить?.. Это не стало бы помехой. Эрвин не был настолько безумен, чтобы жениться на сестре. Время прошло бы, подвиги Ионы забылись, красота Нексии — осталась. Нексия обручилась бы с Эрвином и родила детей. Он был бы ей верен, а лишняя нежность к сестре осталась бы милою простительной причудой.
Минерва и вовсе не составляла проблемы. Видимо, она была влюблена в забавного юношу по имени Нави, над чем подшучивали Эрвин с Ионой. Женственностью владычица не блистала: носилась по Первой Зиме, как бешеный пес, отчитывала офицеров, командовала гильдиями, жевала бутерброды на бегу. Словно рой насекомых, ее вечно окружало облако дел. Как человек и как владыка, Минерва вызывала уважение. Как женщина… женщиною она не была.