Все со всеми живут в мире и согласии. Ткачи обеспечивают речную артель потоком грузов. Речники закупают у ткачей парусину и мешковину. Бароны не злоупотребляют монополией, отпускают искру по терпимой цене.
Вот только два месяца назад случилось нечто вроде конфликта. Приезжал рыцарь герцогини и принес новость: выборы назначены на дни Изобилия. Стали обсуждать, и старейшина ткачей возьми да скажи: «Хорошо бы Адриана выбрали. Наша герцогиня станет императрицей, выйдут нам налоговые льготы». А старейшина речников возьми да ответь: «Адриан-то как раз поднимет налоги: ему рельсы строить по всему миру. А жену с тестем при случае ухлопает: вспомните как с Альмерами вышло». Повздорили на этой почве. Речники со зла подняли цены на перевоз, ткачи отказались платить и пригрозили нанять баржи в другом городе. Старший барон, Бернард, поддержал речников; младший, Реджинальд, — ткачей. Бернард — человек резкий — взял и отрубил искру ткацким цехам: «Помиритесь с речниками, тогда включу». А Реджинальд хоть и барон, но все же младший. Он был за ткачей, но включить искру не мог, коли Бернард запретил. Реджинальд его и так, и сяк, а брат ни в какую. До громкой ссоры дошло…
Но потом в гости к баронам наведался аббат. Пришел с каким-то прошением от имени Церкви, а заодно — помирить баронов. Выпил с ними изрядно вина, провел беседу, напомнил строки из писания… И следующим днем все уладилось. Прекрасное решение нашли: Бернард Дево лично поедет в столицу — узнать про политическую жизнь. Вернется и толком расскажет, что к чему, и какой владыка лучше, а какой хуже.
Словом, месяц назад — десятого июня — Бернард Дево укатил в Фаунтерру, а Реджинальд выступил в ратуше с речью. Сказал: нечего нам ссориться, особенно — из-за политики. Выберут хорошего владыку — всем будет лучше; выберут плохого — тем более, надо сплотиться, чтобы пережить невзгоды. Очень славную речь сказал, все аплодировали. А потом вернул ткачам искру — и конфликт как рукой сняло. Воцарилась в Финборо прежняя благодать.
На этом моменте рассказа палач Уолтер Джейн не выдержал и перебил бургомистра:
— Но пес-то в чем виновен?!
Констебль Девидсон подлил ему в кружку пенного пива:
— Вы не горячитесь, мастер палач. Бургомистр к этому и ведет.
— Я к этому и веду, — подтвердил Брикман. — Нужно было, чтобы вы знали, как многое сделали братья Дево для нашего города, а в особенности — Реджинальд. И уж теперь, обладая знанием, вы поймете глубину трагедии.
Двенадцатого июня — через день после великого примирения — городской совет заседал по мелкому вопросу. На Третьей Причальной улице засорился водосток. Вместо того, чтобы мирно стекать в Третий канал, нечистоты переполнили трубу под мостовой и стали выплескиваться на тротуар. Событие противно глазу и нюху, но не катастрофично. Труба на Третьей Причальной заполняется каждое лето в сезон гроз, но потом наступает жара, уровень воды падает, и канализация служит как надо. Так что городской совет решил не выделять средства на расширение трубы… И тут заседание грубо прервали.
С улицы донесся заливистый лай, брань и скулеж. В зал совета ворвались два человека. Первый шагал решительно, но криво, прижимая руку к ягодице. Второй семенил следом, втянув голову в плечи.
— По какому праву?! — процедил первый и бросил на стол окровавленную тряпку.
То был Реджинальд Дево собственной персоной. И был он самым беспардонным образом укушен в зад.
— Милорд, прошу успокоиться! — призвал бургомистр. — Если нужна медицинская помощь…
— Нужна справедливость! Животное напало на меня!
За окном вновь залаяла собака, видимо, привязанная у входа.
— Вас покусал пес? Я пошлю констебля найти его хозяина.
— Он уже здесь.
Реджинальд Дево толкнул к столу человека, который пытался скрыться за его спиной. Неказистый мужичонка — по всему, из рыбаков, причем не из успешных.
— Господа старейшины, простите… Мы не нарочно. Кусака лодку стерег…
— Кусака — это ваш пес?
— Да, мастер Брикман…
— А вас как зовут?
— Финч…
Общими усилиями барон Дево и рыбак Финч поведали следующее. Реджинальд Дево, прогуливался вдоль канала и свернул в Третий Причальный тупик. Там имеется ответвление канала, на котором стояла привязанной лодка — грязная, заваленная сетями. Барон не приближался к ней, а прошел по другой стороне улицы. Как тут из лодки выскочил рыжий кобель. Роняя с клыков капли слюны, атаковал барона и впился в тыльную часть бедра. Как на зло, Реджинальд оставил шпагу дома и не имел средств для самозащиты. Он долго и тщетно вырывался из хватки зверя. На звуки пооткрывались ставни, высунулись люди, увидели барона Дево в беспомощном положении. Наконец, подоспел хозяин — этот самый Финч — и отозвал кобеля. Дево велел рыбаку прикончить собаку, но тот отказался. Зеваки глазели, некоторые смеялись; с задницы барона текла кровь. Унижение сделалось нестерпимым. Дево сказал, что не оставит дело безнаказанным, — и вот он здесь, требует суда.
Бургомистр спросил у рыбака Финча:
— Вы признаете, что Кусака нанес телесные повреждения лорду Дево?
— Это ж не нарочно… Просто он лодку стерег, а тут…
— Вы подозреваете лорда Дево в попытке украсть лодку?
Финч замахал руками:
— Нет, мастер, что вы! Просто он его не понял… Барон туда, а пес подумал, вот и укусил…
— Я не подходил к твоей лодке, — процедил Дево.
Бургомистр Брикман ни вдоха не сомневался в словах барона. Благородный дворянин, спаситель города не стал бы врать. А кроме того, к лодочной стоянке на Третьей Причальной вела как раз та мостовая, на которую вытекало из трубы. Стал бы барон Дево расхаживать по жидким фекалиям! Брикман принял решение:
— Хозяину собаки, рыбаку Финчу, назначается штраф в размере…
— Возражаю, — сказал Реджинальд Дево. — Это жалкий бедняк. Штраф, который он сможет уплатить, не покроет даже цену моих испорченных штанов, не говоря уж про ущерб душе и телу. А Финч лишится последнего, и его голодная смерть ляжет на мою совесть. Нет, господин бургомистр, штраф не подходит. Я требую суда.
— Но я не виноват! — вскричал рыбак. — Я даже не видел, что Кусака…
— Не над тобой, — отмахнулся Дево. — Я подаю в суд на это идово отродье.
— Вы желаете судиться с собакой? — уточнил бургомистр.
— Нет смысла в том, чтобы барон взыскал с бедняка несколько монет. Подлинная справедливость — это не прибыль, а урок: зло всегда будет наказано. Никто не может совершить преступление и уйти от суда. Даже пес.
Сейчас бургомистр Брикман завершил свой рассказ словами барона: «Любой злодей будет наказан, даже пес». Макфрид Кроу понимающе кивнул. Палач Уолтер свел к переносице хмурые брови.
— Значит, вы судили Кусаку и приговорили к смерти?
— В полном соответствии с законом. Процесс прошел согласно кодексу Юмин: были вызваны свидетели, заслушаны доводы сторон, обвиняемому предоставлен советник. Между прочим, образованный инженер, выпускник университета.
— Но обвиняемым был пес! Как он мог общаться с советником?!
— Мы сверились с законом. Обвиняемому позволено молчать, а советнику — говорить вместо него.
— Оно и к лучшему, — поддакнул Макфрид. — Видал я процесс, где обвиняемым был шут, а советником — король. Шут говорил сплошную чушь. Если б он молчал, королю было бы легче.
— Но так не делается! Нельзя судить животное!
Бургомистр возмутился:
— А почему зверь должен уйти от наказания? Лишь потому, что покрыт шерстью?
— Кодекс Юмин избавляет от ответственности тех, кто не осознает своих действий.
— Крысы осознанно жрут зерно, а комары — пьют кровь. И те, и другие отвечают смертью за свои злодеяния.
— Но дети и безумцы не отвечают пред судом.
— Кусака — не ребенок и не безумец. Свидетели подтвердили его здравомыслие. Извольте увидеть протокол!
С достоинством бывалого чиновника Брикман подал палачу не только вердикт, а целую пачку протоколов заседаний. Уолтер сник под тяжестью бумаг. Глянул одну, другую… Глаза затуманились, непривычные смотреть сквозь бюрократические дебри.
— Дружище, позволь-ка мне…
Законник Мак взял документы из рук палача и просмотрел примерно так, как дирижер — партитуру симфонии. Мак не считывал отдельные ноты, а сразу слышал музыку и чутким ухом выискивал фальшь. Как он и ожидал, фальши не нашлось.
— Документ составлен по форме и имеет юридическую силу. Уолтер, согласно этим бумагам, ты не только можешь, но и должен исполнить приговор.
Палач издал тяжелый вздох:
— Но собака…
Когда Мак и Уолтер покинули ратушу, палач предложил прогуляться вокруг площади. Он хотел проветрить голову и побеседовать.
— Мак, я не пойму: как поступить?
— Как все палачи: выйти на эшафот, покрасоваться, поиграть мышцами на голом торсе, сверкнуть топором — и хряп…
— Как же так можно? Не стыдно ли?
— Стыдно, — кивнул Мак. — Стыдно так легко добывать деньги. Целый эфес за минуту работы!
— И жалко псину…
— Если казнят миловидных барышень — вот тогда мне жалко. А шелудивый пес — экая ценность!
— Но все это странно. Весьма подозрительно, я бы сказал.
— Ах, вот ты о чем!.. — Мак изменил тон и заговорил официально, будто в суде. — Семьдесят третий год, графство Дэйнайт. По делу об убийстве младенца осуждена свинья. Казнена путем четвертования. Семьдесят второй, Излучина в Землях Короны. Любопытная коза забрела в дом ростовщика, заметила на столе несколько векселей и преступно употребила в пищу. Была признана виновной в хищении, приговорена к денежному штрафу, за неимением средств для уплаты помещена в долговую яму. Семьдесят первый, жаркое лето. В Ардене орудует банда обезьян. Злоумышленники окружают одиноких женщин и вымогают продуктов питания, совершая грозные жесты и бранясь на иностранном языке. Если дама не отдает требуемое, бандиты атакуют ее и срывают блестящие украшения: кулоны, серьги. Пойманы три из шести членов банды, приговорены к отрубанию левой руки.