— Да, милорд, нам не терпится получить ряд ответов.
— В таком случае, пройдемте в ратушу.
В большом холле ратуши гостям предложили кресла и подали напитки. Хитрый Эрвин велел добавить им в кофе немного ханти. Измученная ездою мать Алисия расслабилась и задремала. Однако Амессин держался кремнем:
— Милорд, один вопрос беспокоит Церковь больше остальных. До сих пор не заключен мир между Ориджином и Рейсом. Формально вы по-прежнему в состоянии войны. Ганта Корт, вождь Степи, боится вашего нападения и держит войско под знаменами. А страшная орда у берегов Холливела создает опасность для центральных земель. Угроза войны омрачает души прихожан. Тысячи добрых людей просят Церковь не допустить кровопролития.
Приятно слышать подобное от одного из тех людей, кто и развязал войну!
— Епископ, ваша забота о мирных людях так благородна…
Амессин выпятил челюсть:
— Изволите насмехаться?
— Ни в коем случае. Просто не понимаю, каких действий вы ждете от меня.
— Заключите мир с шаванами! Они боятся вас, и потому накапливают силы. Точат мечи, собирают отряды, не хотят расставаться с Перстами Вильгельма. И богам, и людям противна новая война. В ваших силах предотвратить ее.
Ах, конечно, богам и людям!.. Новая война противна лично Амессину — поскольку прошлую он с треском проиграл. Жаль, Мии нет рядом: она лучше Эрвина умеет беседовать с мерзавцами.
— Видите ли, отче, имеется сложность. Возьмем для примера генерала Хориса из Закатного Берега. После поражения при Первой Зиме он имел мужество встретиться со мною и обсудить условия капитуляции. Потому Ориджин и Закатный Берег смогли подписать мир, а полки Хориса ушли с честью. Но шаваны не рискнули встать передо мной. После битвы они ринулись наутек, и по пути грабили все, что попадалось. Я был вынужден послать батальоны преследовать их. Большая часть шаванов погибла, меньшая — сбежала в Степь, так и не встретившись со мною.
— Вы могли отправить к ним послов.
— Это выглядело бы так, будто я прошу о мире. Но просить должны они. Я выиграл, они сбежали.
Амессин насупил брови:
— Значит, на пути мира стоит ваша феодальная гордыня?!
— Нет, справедливость, — процедил Эрвин. — Шаваны, закатники, медведи и кое-кто еще пришли на мою землю, чтобы грабить и убивать. Они заслужили наказание. Я заключил мир с теми, кто преклонил колено и капитулировал. Шаваны этого не сделали.
— Похоже, вы просто ищете повода напасть. Слава полководца ударила вам в голову.
Эрвин стиснул зубы. Нет, правда: как Мие удается мило беседовать со сволочами? Что она делает с желанием выхватить меч и проткнуть гада насквозь?
Но к счастью, в этот миг проснулась мать Алисия.
— Мн-мн… у вас вкусный кофе, герцог… О чем идет речь?
— О мире с шаванами, святая мать.
— Ах, да… Мир нужен людям, мир нужен Церкви. Хаосу пора положить конец. Капитул Праматерей желал выступить посредником между Севером и Степью, но ганта Корт заверил нас, что уже направил к вам послов. Убедительно просим, герцог: примите их со снисхождением и постарайтесь заключить договор.
На самом-то деле, священники правы: незавершенная война с шаванами создает проблемы. Лорды Палаты сомневаются в легитимности выборов во время войны. Фейрис — традиционный союзник Ориджина — боится атаки орды и запрашивает помощь. Мия хочет получить носителя первокрови для рельсовых строек, а взять его можно только в Степи. Потому да, мир нужно заключить — но так, чтобы шаванам нескоро захотелось его нарушить.
А епископ Амессин продолжал давить:
— Гордыня противна богам. Если новая война вспыхнет по вашей вине, Праотцы и Праматери обрушат на вас кару!
Эрвин метнул ответную шпильку:
— Позвольте спросить, отче: претендуете ли вы на сан приарха?
Амессин злобно всхрапнул. Тонкость положения состояла вот в чем. Приарха избирают главы монашеских орденов, но кандидатуру должен одобрить владыка. Перед выборами приарха император просматривает список кандидатов и может вычеркнуть одного. Этот человек выбывает из выборов. Точно так же дело обстоит и с архиматерью ветви Праматерей.
Нынешняя владычица Минерва — всего лишь временная, потому сначала надо избрать владыку, а уж потом — приарха и архиматерь. Если императором станет Эрвин — сложно ли угадать, кого он вычеркнет из списка?
— Довольно склок, — вмешалась Алисия. — Мы с епископом рады посетить священный город и не желаем портить визит спорами.
Эрвин поклонился: с вами, святая мать, я и не думал спорить. Алисия сказала:
— Коснемся более приятного вопроса. В ходе войны пострадали грот Косули и фреска «Выбор Агаты». Вы обещали, милорд, реставрировать их. Капитул доверил мне осмотреть и освятить восстановленные реликвии.
При этих словах лицо Алисии просияло. Фреска и грот — величайшие святыни агатовского ордена. Освятить их после реставрации — все равно, что заново подарить их верующим. Для Алисии это огромная гордость и честь.
Эрвин откашлялся.
— Святая мать, горько говорить, но грот Косули еще не восстановлен. Удар деконструктора оставил большую дыру в скале. Строительные работы крайне сложны…
Алисия вздохнула:
— А я надеялась… Что ж, по крайней мере, фреска завершена?
— Увы… — Эрвин опустил глаза.
— Как это возможно? Месяц назад вы сообщили, что фреска почти готова, осталось лицо!
— Боюсь, сейчас она… в том же состоянии.
— Что может вас оправдать?!
Вообще-то оправдания имелись. Во-первых, Эрвин извинился за проволочку перед самой Агатой и получил прощение. А во-вторых, собственно, Светлая Агата и виновна во всем! Зачем она столько раз показывалась Эрвину? Конечно, неземная краса врезалась ему в память. Лицо старой фрески не подлежало реставрации, нужно было рисовать заново. Художник делал наброски и показывал герцогу, а тот всякий раз браковал: «Не она. Недостаточно изящна… Теперь не настолько умна… Теперь выглядит слишком молодой… А теперь — зачем вы ее состарили? Я так сказал? Нет, тьма сожри! Агата — и молодая, и зрелая. Нежная и суровая, веселая и печальная, прагматичная и фантазерка. Просто сложите противоположности! Неужели трудно?» В отчаянье живописец попросил отставки. Герцог отказал: художник был мастером своего дела, рисовал потрясающих женщин — просто непохожих на Агату. А как сделать похоже — Эрвин не мог объяснить.
— Кхм… Святая мать, надеюсь, вы задержитесь тут до дня рожденья владычицы. Клянусь за это время найти решение.
— Я полагаюсь на вас, — с нажимом молвила Алисия. Хлебнула кофе: — Как вы готовите такой вкусный?
— Тайный рецепт ее величества… Святая мать, я очень сожалею, что расстроил. Могу ли чем-либо исправить впечатление?
— Мы наслышаны о чудесах медицины, которые являет миру ваша сестра. Будем рады узреть их воочию.
Эрвин просиял. Вот здесь точно не будет сбоя! Эти двое ахнут, увидев Иону в деле!
— Проследуем в клинику, святая мать.
Клиника Милосердия открылась десять лет назад, стараниями леди Софии Джессики, и была пристанищем больных старцев и отчаявшихся бедняков. Все, кто обладал деньгами или гордостью, обходили ее стороной. Это изменилось месяц назад: Иона вернулась из покаянного странствия и стала принимать пациентов.
Во всех городах и весях, где появлялась Иона, к ней стекались толпы больных. Слухи опережали движение отряда. Вызнав следующий город в маршруте Северной Принцессы, пациенты загодя спешили туда, чтобы занять место в очереди. Первая Зима не стала исключением. Сначала здесь появились недужные пилигримы с вопросами: «Где будет принимать миледи?..» Затем всполошились хворые горожане: «А что, леди Иона возвращается? Она будет лечить?..» Пугающая толпа людей, покрытая симптомами сотни болезней, собралась у ратуши. Разумеется, здоровые мещане пришли в ужас. Пока в Первой Зиме не вспыхнула эпидемия всех хворей, известных человечеству, Эрвин велел запереть больных в клинике Милосердия. Вот тогда и появилась сестра.
Во время странствий она прекрасно научилась организовывать работу. За один день — всего за один! — Иона навела в клинике порядок. Очередь входящих пациентов разместилась на первом этаже. Там их осматривали дежурные лекари и сортировали на тяжелых больных, легких больных и не больных вовсе. Здоровых отсылали восвояси, хворым раздавали номерки. Тяжелым доставались красные номерки и койки на втором этаже; легкие получали зеленые номерки и должны были ожидать в городе. Иона первым делом осматривала и лечила «красных», затем, по остатку времени, принимала «зеленых». Медсестры и лекари ассистировали ей, порядок в клинике обеспечивали кайры.
Каждый день на прием к Принцессе попадали тридцать два пациента. Лечение некоторых занимало считанные минуты, но другим требовались операции, зачастую непростые. Третьи нуждались в долгом объяснении, что даже Рука Знахарки не сможет им помочь. Потому тридцать два пациента в день — огромное число, сравнимое с подвигом. Но прибывали они еще быстрее. Иными днями в Первую Зиму являлось до сотни больных. Иона начала практиковать зимой, сейчас стояло лето. Слухи о ее чудесах облетели уже целую империю. Отчаявшиеся люди со всех концов света тянулись на Север.
Счет зеленых номерков давно перевалил за триста. Многие стояли в очереди неделями. Хозяева гостиниц безбожно взвинчивали цены: «Рискованно вас принимать, сами понимаете». Хозяева складов и конюшен сдавали больным тюфяки на полу. Даже солдаты наживались, предлагая места в походных шатрах. Вокруг клиники открылись десятки лавок, где все продавалось втридорога. Появилась станция быстрых дилижансов: клиника Милосердия — порт Уиндли; экипажи отправлялись каждые полчаса. Возникла особая порода жуликов: торговцы местами в «зеленой» очереди… Целый финансовый водоворот окружил клинику, обильно питая бюджет Первой Зимы. Единственным, кто не наживался на больных, была сама Иона. Всех пациентов она лечила бесплатно, отвергая даже безумные взятки от богачей. Справедливость не знала исключений: сперва — тяжелые, потом — в порядке номерков.