— Святая мать, святой отец, простите мне эту проволочку. Я учла все, сказанное вами, потому и назначила эту встречу. Заключение мира состоится у вас на глазах. Баронет, будьте добры, пригласите послов.
Эмбер никому не отдал честь служить секретарем при таком событии. Сам стоял у левого плеча императрицы, сам же отдал команду часовым:
— Владычица ждет герцога и послов Степи.
Первым вошел Эрвин, опоясанный Гласом Зимы. За ним Фитцджеральд и Шрам в парадных доспехах. А следом послы Степи — мужчина и две женщины — в окружении четверки иксов. Иксы были черны, как столетние вороны, и увешаны смертоносным железом. Шаваны — легко одеты и безоружны. С появлением каждого нового человека, церковники все больше менялись в лице. Наконец, епископ не выдержал:
— Герцог Ориджин, я вижу возмутительное зрелище! Вы ведете послов под охраной, как преступников?!
Эрвин улыбнулся с тончайшею иронией. Будь Мира наивнее, могла бы влюбиться в одну эту улыбку.
— Отче, вы сами отмечали: Север ведет войну со Степью. Лазутчики врага взяты под конвой.
— Немедленно развяжите их!
Шаванский посол показал свободные руки и поклонился владычице:
— К услугам вашего величества, Неймир по прозвищу Оборотень, первый всадник ганты Корта. Я не имею претензий к герцогу. Под охраной или без нее, все равно очевидно: в этом городе мы — в его власти.
Мира поприветствовала посла. Его лицо — подвижное, богатое эмоциями и жизненным опытом — отдаленно напоминало Инжи Прайса. Посол выпрямился в полный рост:
— От своего имени желаю вашему величеству крепчайшего здоровья и долгих лет красоты. А от имени ганты Корта обязан сказать следующее.
Внезапно он упал на колени и уткнулся лбом в пол. То же самое сделали обе шаванки. Не поднимая лиц от паркета, они произнесли:
— Ганта Корт умоляет о прощении. Он был глуп и дерзок. Он сошелся в бою с той, кто летает по небу. Он клянется на крови, что никогда не повторит этой ошибки.
У Эрвина глаза полезли на лоб. Видимо, с ним шаваны даже не думали пресмыкаться. Мира тоже была потрясена. Да, сыны Степи — жадны и дики, но в недостатке гордости их никто не упрекал.
— Поднимитесь! Мне не нужно раболепие!
— Ганта Корт велел нам не разгибать колен, пока не получим прощение.
Эрвин хмыкнул:
— А если никогда?
Священники прошили его строгими взглядами.
Мира повторила:
— Встаньте же, Неймир.
— Наши колени приросли к земле. Без вашего прощения мы — ползучие твари.
Она растерялась. Шаваны почти не навредили ей. Не ее дело — прощать или нет. Им бы стоило пасть на колени перед жителями Лида — но не перед Мирой.
— Прекратите это, я приказываю!
Вместо ответа Неймир запел. Шаванки вторили ему. Гортанные слова степного наречия растекались по полу. Возникло чувство, будто сама Степь целует ноги Миры. Стало неловко и даже страшно. Она подошла к Неймиру:
— Поднимитесь, я прошу…
Посол взял подол ее платья и поднес к губам. Не поцеловал, нет, а лишь согрел дыханием. Будто касание его губ могло осквернить даже материю ее платья! А шаванки продолжали петь, не отрывая глаз от пола. Мира схватила посла за плечи:
— Встаньте сейчас же, я не могу это терпеть! Вы — люди, а не черви. И мне вы не делали зла. Кайтесь перед герцогом Ориджином…
— Значит, та, кто летает по небу, простила нас?
— Если герцог простит, прощу и я. Заключите мир с ним, вот все чего хочу.
Не поднимаясь с колен, послы повернулись к Эрвину. Тот был растерян, никак не ожидал происходящего.
— Великий герцог снежных волков, прости нас. Та, кто летает по небу, не даст нам подняться без вашего слова.
— Вы сами упали ниц. Валяйтесь сколько угодно.
Священники разом напали на Эрвина:
— Герцог, что еще вам нужно для мира? Послы бьют челом и целуют землю! Неужто ваша гордыня не насытилась?!
Эрвин опешил:
— Я этого не требовал! Послы знают мои условия, этот балаган в них не входит.
— Мы приняли условия, о великий герцог, — пролепетал Неймир. — Но все еще не прощены девой, летающей по небу.
Минерва беспомощно уставилась на Эрвина. По плану она должна была приказать ему заключить мир. Но план давно сломался, происходило черте что. Она вспомнила лишь главное, о чем мечтала: перстоносец! Слуга с первокровью в жилах, чтобы таскать камни, пока она правит империей.
— Я прощу вас, если ганта Корт передаст мне в подчинение одного из ханида вир канна.
— Все, что прикажет дева, летающая по небу!
— Ему предстоит не стрелять, а строить плотины и мосты. Выберите ханида, способного хоть немного работать мозгами.
— Мы пришлем троих, пусть выберет та, кто летает по небу!
Мать Алисия ввернула:
— Этот человек обязан покаяться перед святой Церковью и принять строгую епитимью.
— Ради прощения летающей девы он примет что угодно, даже пинту яда!
Мира похлопала глазами. Эрвин шепнул подсказку:
— Прости их…
— Встаньте, дети Степи. Теперь вы прощены.
Трое поднялись с таким видом, будто готовы зарыдать от счастья.
— Ганта Корт в вечном долгу перед вашим величеством!
Эрвин кашлянул:
— Надеюсь, прощение не стерло вам память. Доставьте ганте Корту мой подарок.
— Так точно, милорд, — ответил Неймир тоном, лишенным раболепия.
Дориан Эмбер подал пару бумаг: первичное соглашение о мире. Детальные условия могут обсуждаться еще долго; пока же стороны заверяли тот факт, что уладили ключевые пункты и больше не находятся в состоянии войны. Также Эмбер изучил верительные грамоты послов и убедился, что десять крупнейших гант Степи позволили Неймиру поставить подпись от их имени. После этого герцог Ориджин и Неймир Оборотень поочередно взялись за перо.
Послы ушли уже без конвоя. На улице их встретили парни из бригады Святого Страуса, чтобы вместе пойти праздновать в кабак. Мать Алисия удалилась, за нею и Эрвин. Епископ Амессин попросил разрешения сказать пару слов.
— Владычица, я рад, что эта трудность улажена. Особенно приятно видеть герцога Ориджина, подвластного вам. Церковь Праотцов высоко ценит владыку, способного обуздать лордов.
Мира подавила улыбку: знала бы Церковь, как именно я его обуздала…
— Тогда, я полагаю, соглашение в силе?
— Слово Праотцов нерушимо, владычица.
— Типография ордена будет к моим услугам?
— Я уже издал такой приказ.
— Благодарю. Я пошлю с вами гвардейцев, которые отдадут в печать материалы и проследят за процессом.
— Как будет угодно вашему величеству.
Э
В холле ратуши Эрвина ожидала мать Алисия.
— Уделите мне время, герцог.
Он кивнул Шраму с Фитцджеральдом:
— Ждите на улице.
Оставшись с ним наедине, Алисия сказала:
— Я оценила ваше мастерство. Вы подписали мир, сохранив твердость, в то время, как Минерва размякла. И последнее слово было за вами, что вряд ли укрылось от шаванских ушей.
— Благодарю за высокую оценку.
— Если не возражаете, я передам капитулу этот эпизод. Святые матери ценят знание о талантах и характерах лордов.
— Буду только рад.
Но тут голос священницы стал суше:
— Вчера навестила собор. Мастера сознались, что работы над «Выбором Агаты» до сих пор не ведутся. При всем уважении к вам, я не готова это простить. В ходе битвы вы допустили гибель святыни, а теперь даже не думаете восстанавливать!
— Думаю денно и нощно, святая мать. Именно потому работы заморожены.
— Думайте быстрее, милорд. Через два дня я покину Первую Зиму.
Алисия ушла, Эрвин мрачно посмотрел ей вослед. Что за беда с этими дамами в диадемах? Корделия тоже была такою: не могла сказать доброе слово без пары упреков прицепом. Фреска, фреска, фреска… Как передать внешность величайшей женщины в истории?
Хм… А может, не стоит так напрягаться? По словам Натаниэль, Агата была физиком. Можно сказать просто: «Ученая дама», и пусть живописец рисует на свой вкус. Право, зачем столько пиетета перед обычным физиком? Вот Мия изучала финансы, значит, тоже ученая. И что теперь, писать с нее иконы?..
Светлая Агата возникла прямо перед ним. Во всем своем великолепии — куда там Минерве! Куда там Янмэй Милосердной, если уж на то пошло… Дала полюбоваться собою. Подняла к лицу идеальную ладонь: тонкие пальцы, мраморная кожа… Сжала в кулак и поднесла к носу Эрвина. Он улыбнулся:
— Примерно этого я и ожидал. Прости, Агата, подумал глупость. Буду стараться изо всех сил.
Когда вышел на улицу, его ждали охотники на призраков. А с ними вместе — посол Степи. Шрам доложил:
— Этому ишаку понравилось протирать колени. Хочет еще перед вами нагнуться.
— Не хочу, — возразил Неймир Оборотень. — Милорд, прошу вас как воин воина. В ваших землях погибла моя любимая женщина. Позвольте увидеть ее могилу.
— Могилу? — уточнил Эрвин.
Неймир изменился в лице.
— Милорд, я все понимаю. Мои соплеменники делали ремни из кожи ваших предков. Не удивлюсь, если тело любимой изрубили на части и отдали псам. Покажите хотя бы место, где она погибла.
— Как ее звали?
— Чара Спутница, либо — Чара Без Страха. Она была наставницей стрелков ханида вир канна.
Эрвин долго молчал. Он не давал себе труда запоминать имена дохлых гадов. Своей рукой он уложил десяток шаванов, а сестра перебила сотню, и ни один из тех мертвецов не стоил памяти. Но так уж вышло: имя Чары Без Страха он знал. Эта лучница вместе с Паулем пробила оборону лабиринта. Прорвалась через всю долину, добралась аж до грота Косули, и лишь там погибла от руки ассасина владычицы. В данном случае прозвище не лгало: Чара Без Страха.
— Мы не порезали трупы на ремни и не отдали собакам. Хоронить тоже не стали: ни один из моих людей не стал бы копать могилу. Безымянных мертвых шаванов мы просто сожгли. Пленные шаваны спели песни и развеяли золу.
Неймир вздохнул:
— Благодарю, милорд.
— Ваша любимая не была безымянной. Ее пепел сложили в сосуд и спрятали в подвале под арсеналом замка. Сосуд надписан. Если ее дух явится мстить, мы будем знать его имя.