— Конечно, ваше величество, — цедит Магда.
А Амессин обсасывает косточку и благодушно смотрит на девушек. В его взгляде читается слово «деточки»… Мира не выдерживает:
— Тьма сожри, миледи, вы подглядывали за мною! Это отвратительно, гадко, низко! И теперь еще осмеливаетесь предъявлять мне счет?!
— Отнюдь, ваше величество. Лишь уведомляю о положении дел. Оно таково, что под давлением низших сословий и в виду опасности бунта лордам придется отдать голоса за кандидата, любимого народом. А им, со всею очевидностью, является мой муж.
Магда нажала на последнее слово, и это было унизительно. Вопиюще явный подтекст: я помогала вам, несмотря на волю мужа!
Мира осушила кубок. Жаль, что не подали кофе, но и ордж придает сил. В отличие от вассалов и мужчин, ордж никогда не подводит.
— Леди Магда, я полагаю, вы сгущаете краски. Очевидно, что вы проголосуете за мужа — собственно, я и не ждала иного. Но другие лорды были в высшей степени довольны моим правлением. Я заботилась о мире и процветании всех земель, что многие оценили по достоинству. Святая Церковь тоже на моей стороне!
Амессин хрустнул косточкой, вкусно пожевал, затем произнес:
— Леди Минерва, из чистой заботы о вас я должен сказать. Будет гораздо лучше, если вы снимете свою кандидатуру.
Она поперхнулась:
— Простите?..
— Понимаете ли, — начал он с расстановкой, как хозяин положения, — есть основания считать, что избран будет Адриан. А когда это случится, уже ничто не помешает ему объявить вас с герцогом Ориджином мятежниками и предать суровому суду. Но в случае, если вы отступите, Адриан проявит великодушие и снимет обвинения.
— Значит ли это, милорд…
— Ваше преосвященство, — добродушно поправил Амессин. — Простительная ошибка, поскольку я избран недавно… Но не стоит ее повторять.
— Ваше преосвященство намерены голосовать за Адриана? Вопреки нашей договоренности?!
— Для вас самой, миледи, так будет лучше. Если кто-либо проголосует за вас, Адриан увидит в вашем лице опасного соперника, что подтолкнет его к расправе. Если же останетесь без голосов или вовсе снимете кандидатуру — он склонится к милосердию.
— Он склонится?.. — Просипела Мира, давясь гневом. — Он меня пожалеет?! Дважды его жизнь была в моих руках! И в Часовне Патрика, и в Первой Зиме он был бы мертв, если б не я!
Вот тут Магда не выдержала и рассмеялась:
— Как вы глупы, право слово! Да ведь именно поэтому!..
Мира застыла, чуть не выронив кубок. Действительно, дурная курица. Властный мужчина никогда не простит женщине превосходства. Что угодно, но не это.
— Простите, ваше величество, — сказала Магда прежним вежливым тоном. — Я не хотела оскорбить, приношу извинения. Вы оказали мне честь, назначив наместницей в Землях Короны. Я хочу отплатить взаимностью. Если не станете противиться Адриану на выборах, я выхлопочу для вас место министра финансов. Либо, коли вам будет угодно, губернатора северных земель. Маловероятно, что Адриан потерпит отъявленного мятежника в качестве правителя земли. Семья Ориджин будет лишена герцогского титула, а моему мужу понадобится надежный наместник на Севере. Могу устроить так, чтобы им стали вы.
Мира отставила кубок и отодвинула тарелку. Поднялась из-за стола, кивнула Магде:
— Благодарю за угощение. Должна ли я считать себя в плену? Как вы посмотрите на попытку прорваться с боем?
Магда тоже поднялась.
— Ни в коем случае, ваше величество. Великий Дом Лабелин чтит волю Палаты. До дня выборов вы — временная правительница империи, и будете пользоваться всею свободой и уважением. Последствия наступят лишь потом.
Слуги проводили Миру в покои. Роскошная спальня, уютный будуар — здесь жила какая-то мириамская императрица. Все соседние комнаты отдали гвардейским офицерам. Мира упала в кресло — злая, расстроенная, уничтоженная. Боги, до чего я глупа! Как могла надеяться выиграть в этой игре! Даже против Магды я — овечка. А уж против Адриана…
Вошел с докладом Шаттэрхенд.
— Ваше величество, лазурная гвардия в полной боеготовности. Один ваш приказ — и мы возьмем Престольную Цитадель под свой контроль.
— Благодарю, — выронила Мира.
Так когда-то поступила Иона: силами горстки преданных воинов попыталась захватить замок. Она имела сорок человек и была разбита. У Миры двести, вооруженных искрой. Все может получиться… да только что это изменит?
— Ступайте, капитан.
Он стоял и смотрел на нее. Смотрел взглядом не солдата, а мужчины.
Она вспомнила, как прошлой ночью, после ссоры с Эрвином, хотела отомстить. Напиться, вызвать Шаттэрхенда, сбросить с себя платье: «Капитан, мечты сбываются. Овладейте мною!» Тьма сожри, агатовец не так и хорош: худ, бледен, лжив, самодоволен. Хочу насладиться настоящим мужчиной, а не этим…
Шаттэрхенд смотрел на нее, она — на него. Если бы сейчас он молча скинул штаны и взял ее, как шлюху, — временная правительница империи Полари не стала бы возражать.
Однако капитан сказал:
— Ваше величество, вы правда…
Он осекся с обидою и гневом. Хотел спросить: «Вы были с нетопырем?» — и чувствовал себя в праве обижаться, гневаться, взыскивать с нее.
Мира встала, подошла к нему вплотную. В нем было шесть с лишним футов, в ней — хорошо, если пять с половиной. Она смотрела снизу вверх, но это не мешало.
— Да, капитан, я была с ним всеми возможными способами. Спереди, сзади, сбоку, стоя и лежа. В подземельях и на башнях, в озере и в соборе. Я кричала от удовольствия и умоляла о добавке. Имеете еще вопросы, капитан?
Он побагровел. Сделал шаг назад, второй. Пролепетал:
— Вы…
Он даже не смел додумать до конца, но Мира угадала: «Вы правда настолько сука?» Бросила:
— Свободны! — и Шаттэрхенд ушел, с каждым шагом будто становясь ниже ростом.
Она защелкнула дверь. Скинула туфли, прошла по комнате туда и сюда. Она вся пылала от ярости, пол казался горячим под босыми ступнями. Поискала выпивки и не нашла.
Повторила с кипучею злобой:
— Свободны, капитан! Какое вам дело, тьма сожри? Сплю с кем хочу!
Как вдруг, внезапно, гнев иссяк. Она упала на колени, лицом в подушку, и тихо зарыдала. Три новых врага за один день… Какая же ты дрянь, Минерва.
Эрвин был сыном герцога и внуком герцога, и правнуком герцога. Весь его опыт твердил: простой люд — не сила. Чернь не принимает решений и не диктует волю.
Ему заранее докладывали обстановку в Фаунтерре, Эрвин не принимал всерьез. Собрались мужики, что-то орут — какая разница?.. Он осознал ошибку, лишь когда въехал на территорию врага. Люди толпились повсюду: на вокзале, площади, улицах. Тут и там над толпой торчали портреты Адриана либо флажки с пером и мечом. Крики накатывали океанским прибоем: «Ад-ри-ан, Ад-ри-ан!» Казалось, вагоны качаются под натиском имени.
Иксы первыми вышли на перрон и расчистили проход для герцога. Мужики расступились перед кайрами без страха, чувствуя силу за собою. Увидев Эрвина, закричали как издевку:
— Ад-ри-ан! Ад-ри-ан!
На площади перед вокзалом владычицу и герцога встречала наместница Магда, окруженная рыцарями. Также был здесь Амессин в мантии приарха с сотней боевых братьев. Мерзавец не скрывал торжества:
— Будьте спокойны, лорды и леди. Церковь Праотцов взяла на себя безопасность выборов.
Эрвин не мог видеть эту наглую рожу. Да и Мира с Магдой не радовали взгляд. После кратких формальных приветствий герцог покинул площадь.
Транспорта ему не подали, да и не могли: улицы так запружены людом, что карета не проедет. Довелось идти пешком аж до особняка Ориджинов. Тревога шептала ему: «Пройдись не спеша, полюбуйся, как все прелестно». Чернь была повсюду: многочисленная, дерзкая. Встречалось опасное подобие порядка: организованные группы с явными лидерами, даже со знаками различия. Констебли боязливо прятались, на все закрывали глаза и передвигались только крупными отрядами. Вместо констеблей за каждым кварталом присматривали братья Вильгельма. Эрвин не питал сомнений, на чьей они стороне.
Никто не носил символику Ориджина, Минервы или пророка. Всюду — только перо и меч.
Правда, попадались люди с минервиными листовками. Грамотные зачитывали вслух, другие обсуждали. Но это не меняло настроения: толпа оставалась на стороне Адриана, многие бранили Минерву за ложь. Можно понять. Какой к чертям низкий налог, кто в это поверит?
Добрались до особняка. Он был изгажен: несколько окон выбито, дверь облита нечистотами. Слуги бешеным темпом наводили порядок, дворецкий согнулся перед герцогом:
— Ваша светлость, простите, что не успели убрать. Дом осквернили этим утром, незадолго до вашего приезда. Адриановы крикуны постарались.
Эрвин прошел в свою комнату. Холодина, пол засыпан осколками, посередине гордо лежит камень, влетевший в окно. Обвязан бумажкой, на ней нацарапано: «Неженка, сдохни!»
— Очень мило, — признала Тревога.
Иксы выставили оцепление вокруг дома. Эрвин перебрался в комнату, более пригодную для жизни. Послал Шрама за матерью Алисией.
Священница пришла всего через пару часов. По скорости ее появления стало ясно: капитул в ужасе.
— Милорд, дела очень плохи.
Алисия описала положение в городе. Перед Эрвином открылись новые грани. Десяткам тысяч крикунов Адриан обещал щедрую награду — в случае своей победы. Значит, при ином исходе выборов толпа придет в бешенство. Финансы Адриана, как и прежде, производятся на печатном станке. Инфляция уже сказывается: цены растут на глазах. После выборов ситуация станет только хуже.
Капитул Праматерей сделал попытку выдворить драчунов из города — и потерпел фиаско. Адриан, как бургомистр, запретил полиции изгонять кого-либо из Фаунтерры. Приарх Амессин расставил повсюду своих монахов и объявил себя гарантом безопасности. На деле, вильгельминцы гарантируют безопасность приспешникам Адриана. Если бьют людей с иной символикой, монахи не вмешиваются.
Эрвин вскричал:
— Святая мать, зачем вы это позволяете? Уберите отсюда головорезов Амессина!