Иона улыбнулась. Эрвин вскричал с возмущением:
— Как ты смела подумать, что прощена? И в мыслях не имел даровать тебе прощение! Я пришел лишь затем, чтобы расчетливо манипулировать тобою. Ваша связь с дорианом эмбером — надеюсь, ты услышала строчные буквы в презренном имени! — может быть оправдана лишь одним способом: заставь его сделать то, что нужно мне.
Сестра сказала:
— Попроси его сам.
— Я? Попрошу? Его?!
Иона улыбнулась еще шире:
— Да, я заметила презрение в каждом слове. Но Дориан выполнит просьбу, он же твой друг.
— Он перестал быть другом, когда сорвал цветок невинности моей любимой сестры!
— Милый братец, боюсь расстроить, но я два года была замужем. И до того тоже имела альтеров. Ландыш чуточку увял, ты не находишь?
— Все равно! Этот подлец должен был спросить моего разрешения!
— Он и спросил — на дне рожденья Мии.
— Нет, только бормотал невнятицу о дружбе мужчин с женщинами.
— Его ли вина, что ты не понимаешь намеков?
— А еще, он не сказал о подлых планах Минервы, хотя наверняка знал какую-то часть. Нет, не падай на колени и не умоляй, я все равно не стану считать его другом! Это не друг, а ядовитая змея, пригревшаяся на нашей груди… Ну, большей частью, на твоей.
Иона довольно дерзко погладила свою грудь.
— Метафора с жеребцом мне нравится больше. Впрочем, и змеи бывают очень красивы. Чего же ты хочешь от моей чудесной змейки?
— Она… он… это ползучее существо будет председательствовать в Палате во время выборов. Пусть расставит речи кандидатов в определенном порядке. Я выступлю первым, потом Адриан, потом пророк, а Мия — в конце.
— Слушаю и повинуюсь!
— Этого мало для моего прощения. Также, Дориан должен сделать следующее…
Эрвин описал задачу, Иона старательно изобразила кротость:
— Что угодно, лишь бы заслужить прощение!
Он не выдержал и расплылся в улыбке. Иона крепко обняла его.
— Извини Дориана. Он волнуется…
— Да что взять с коня! Вся вина — на наезднице. Скачи осторожно, хорошо?
— Конечно… Я слышала, вы с Мией рассорились?
— Поэтому и приходил тогда. Что ты скажешь?
— Очень люблю вас обоих. Мне жаль, что вы делаете больно друг другу. Но в глубине души радуюсь.
— Злорадствуешь?
— Мия хороша во многих ролях, но, увы, не как спутница жизни. Лучшей жены, чем Нексия, ты не найдешь.
— Хм. А дети — еленовцы?..
— Елена скоро будет владеть половиной мира. А имя Янмэй становится бранным словом из-за Адриана. Будь жива Аланис, я питала бы сомнения. Но так, еленовка — лучшая невеста.
Тогда Эрвин сказал:
— Очень хорошо, что мы поладили. Мне нужна твоя помощь в крайне важном и столь же приятном деле.
— Сгораю от любопытства!
— До первого заседания осталось три дня. За это время мы должны разозлить Адриана.
Утро. Похмелье. Пора исправлять ошибки.
Мира с горечью подумала о том, как много дней ее жизни начинаются этим описанием. Приказала подать кофе. Вспомнила, где находится: в Престольной Цитадели, захваченной Лабелинами. Вспомнила, как пила утренний кофе много прошедших дней подряд: обнаженная, под взглядом желанного мужчины. Вспомнила все, что было вчера… Минерва, тьма тебя сожри!
Кофе принесла лично Лейла Тальмир. Вместе с чашкою подала дневной план.
— Ваше величество, вчера я нашла всех нужных людей и назначила встречи. Главные из них выделены красным.
Ее лицо — непроницаемо: ни упрека, ни злорадства. «Я же говорила!» — могла бы сказать фрейлина. Тьма сожри, она могла бы сложить песню, где эти слова повторяются припевом!
— Вы ничего не скажете, миледи?.. Имеете полное право.
— Осталось ли что-либо такое, чего вы еще не сказали себе сами?
Мира вздохнула:
— Вряд ли…
— Тогда зачем повторяться? Садитесь, я вас причешу.
Приводя в порядок волосы владычицы, фрейлина спросила:
— Вы беременны?
Вопрос был бестактен, и Мира обрадовалась. Хотя бы Лейла осталась прежней!
— Нет. Похоже, первокровь не дает забеременеть, пока я не хочу. Это плохо?
— Если б вы ждали ребенка, это помогло бы на выборах. А нет — ладно, выиграете и так.
— Вы полагаете?
— Обратите внимание: звездочками в списке отмечены те, кто особенно мечтал вас увидеть. Советую начать с Первой искровой гильдии.
Мире слегка отлегло от сердца. Она дала фрейлине одеть себя, попросила подготовить карету и позвать дежурного офицера.
— Надеюсь, это Уитмор?
Лейла качнула головой:
— Шаттэрхенд. — И позволила себе перчинку злорадства: — Приятного общения, владычица.
Фрейлина ушла, позвав лазурного капитана. Он встал в дверях по стойке «смирно», уткнулся взглядом в потолок, гаркнул:
— Ваше величество!
Мира сказала:
— Пожалуйста, простите меня. Вчера я была пьяна…
— Никак нет, ваше величество. Вы не были пьяны.
Отчеканил без выражения, но вполне двусмысленно: «Вы унизили меня не от хмеля, а по трезвому расчету».
— Извините, я же прошу! Три человека подряд упрекнули меня за ту связь, и я просто озверела. Накинулась на вас без малейшего повода. Простите, что сорвалась.
Капитан посмотрел ей в лицо. С тревогою, ожидая выходки, вроде вчерашней.
— Пожалуйста… — кротко повторила Минерва.
Он сказал опасливо:
— Ваше величество — лучшая на свете. Для меня ничего не изменилось.
— Изволите шутить?
— Никак нет. Вы — идеал женщины и императрицы.
Мира сжала кулачки.
— Да тьма сожри, я же попросила прощения! Довольно смеяться надо мною!
— Владычица, я не смеюсь.
Она вздохнула:
— Ладно. После вчерашнего, я не заслуживаю ничего иного… Будьте добры, подготовьте эскорт и проложите маршрут движения. Вот мой список встреч на сегодня.
— Так точно, ваше величество.
Он зашагал к двери. Остановился, обернулся.
— Владычица, я…
Склонив голову набок, она ждала продолжения. «Я считаю вас отпетой гадиной». «Я хочу целовать пальчики ваших ног». «Я заколю нетопыря при первой встрече».
— Ну же?..
— Виноват. Позвольте идти.
Собор Вильгельма еще хранил следы недавних выборов приарха. В центральном нефе до сих пор стояли сто двенадцать кресел с гербами Праотцов. В день выборов их занимали прелаты — главы епархий и орденов. Пара послушников подходила к каждому прелату: один держал поднос с пером и карточками, другой — золотую дароносицу. Перо ложилось в руку прелата и выводило имя будущего владыки Церкви; карточка с именем падала в дароносицу.
Остался и черный стол на возвышении у алтаря. За ним сидели четыре кардинала — почтенные святые отцы, уполномоченные считать голоса. В час вечерней песни дароносица встала перед кардиналами. Старческие руки, унизанные перстнями, извлекли карточки. Четыре пары глаз прочли имена; сухой голос председателя озвучил каждое. Затем карточки упали в серебряные чаши с именами и гербами кандидатов. Две из чаш оказались заполнены больше остальных. Амессин — сорок одна карточка, Неллис-Лайон — тридцать девять…
Разумеется, ни чаш, ни дароносиц уже не было. За черным столом теперь сидели пророк Франциск-Илиан и мать Алисия, и еще двое священников, незнакомых Мире. Они совещались, если можно назвать это совещанием: каждый глубоко погрузился в свои мысли и лишь изредка ронял реплики.
Монашеские стражи не посмели задержать императрицу. Мира подошла к черному столу в сопровождении капитана Шаттэрхенда. Не то, чтобы он мог как-то помочь, но все же, с ним было спокойнее. При виде Минервы священники прервали совещание. Задумчивость на лицах сменилась гневом, даже Франциск-Илиан, обычно безмятежный, угрожающе сузил глаза. Мира поклонилась:
— Доброго дня, святые отцы и святая мать.
— Что же привело вас сюда? — спросила Алисия. Легко слышалось несказанное: «После того, что вы натворили».
— Я хочу… — Мира запнулась. Нелегкие слова, клещами нужно тащить наружу. — Хочу принесть извинения и попытаться исправить ошибку.
Пророк криво усмехнулся. Алисия осведомилась:
— Извинения — за что именно?
Мира не выдержала, опустила глаза.
— Я взяла на себя слишком много: будучи лишь временной владычицей, поставила подпись, как полноправный император. Кроме того, я утаила свой договор с епископом Амессином.
Они молчали и давили взглядами, будто требовали сознаться в чем-то еще.
— Какой именно договор? — прервал паузу Франциск-Илиан.
— Я позволила выборы приарха; Амессин обещал мне поддержку Церкви. Ваше величество должны были знать: вы же сами приняли участие в выборах.
— Разумеется, о выборах я знал.
— Как и я, — добавила Алисия.
И снова угрюмое молчание, будто грозовая туча сгущалась над головой.
Мира рискнула посмотреть им в глаза:
— Святые отцы, я поступила дерзко, поставив подпись. Однако я не заставляла вас проводить выборы, вы сами этого хотели. Простите, я не понимаю, в чем еще должна покаяться.
— Результат выборов, — процедил Франциск-Илиан, — был неожиданным для нас.
— Как и для меня.
Священники переглянулись. Заговорил незнакомый Мире зрелый южанин, вероятно, лаэмский архиепископ:
— Да будет известно вашему величеству, выборы приарха — сложный вопрос, решаемый не вдруг. Голосованию в этом соборе предшествовали долгие месяцы обсуждений и переговоров. Мнения большинства прелатов уже были известны ко дню голосования. Мы имели все причины полагать, что победит пророк Франциск-Илиан. Ваше величество имели с ним некоторые разногласия, потому Церковь Праотцов настояла, чтобы вы не применяли право убрать кандидата. Пророк остался в списке, но, к нашему большому удивлению, не был избран.
Тут Мира начала понимать:
— Вы думаете, что я… подкупила избирателей?
— Вы не смогли его вычеркнуть, но отняли мантию иным способом.
От возмущения она забыла робость:
— Тьма сожри! Кем вы меня считаете?!
Мать Алисия отчеканила:
— В нашем присутствии следите за речью! Вы уже уличены в финансовых играх с высшим духовенством. Есть причины подозревать вас и теперь.