Небрежно пошевелив пальцами, она подняла Джонаса на ярд, а потом опустила наземь.
— Здоровье будет для всех, не только для богачей. Леди Иона исцеляет Священным Предметом лишь самые тяжелые хвори, а большую часть времени — обучает простых лекарей. Показывает им, как распознавать болезни и что с ними делать. Лекари разойдутся в свои земли, обучат других лекарей. Потребуется время, но через десять лет каждый врач будет знать о хворях все, что сейчас знает одна Иона.
— Леди Иона — Ориджин? — уточнила Мюрриэль.
— Да. Лечение — ее заслуга, а не моя. Волею владычицы я лишь открыла для нее дорогу.
— Что с ценами?.. — напомнили из толпы.
— Вам следует спросить об этом городского бургомистра. Моя временная столица — Первая Зима. Вот вам примеры тамошних цен…
Минерва назвала стоимость фунта мяса и масла, мешка муки, унции соли, пинты эля, поездки в дилижансе. Многие присвистнули и поскребли затылки. Жизнь в Первой Зиме оказалась втрое дешевле, чем здесь.
— Наконец, вы сомневались в возможности низкого налога. Звучали такие слова: «Династия жиреет». Они указывают путь для снижения налогов.
Повисло молчание. Никто не поверил, что Династия способна умерить аппетиты. О чем говорить, если сама же Минерва носит Перчатку Янмэй — штуку ценою с небольшой городок!
Видя, что никого не убедила, Минерва сказала: «Минуту», — и принялась рыться в сумке. По толпе прошел ропот. Сейчас достанет горсть монет и бросит, словно попрошайкам. Дрянь…
Мюрриэль сказала за всех:
— Мы — не нищие, а трудяги. Хотим справедливости, не подачки.
— Я понимаю, — ответила Минерва и достала сшивку из нескольких листов бумаги. — Вот краткий план моей реформы. Именно его я обсуждаю со старейшинами и мастерами. Увы, сейчас при мне только один экземпляр. Сударыня, вы сможете пересказать остальным?
Мюрриэль согласилась. Документ переплыл по воздуху ей в руки.
Люди воспользовались случаем и задали еще дюжину вопросов. Минерва отвечала в прежнем духе: толково и по делу. Но Мюрриэль уже не слушала ее, а вчитывалась в бумагу. Потом заглянул и Хамфри…
Минерва объявила встречу завершенной и попросила очистить путь. Люди расступились, кортеж тронулся с места. Хамфри, Джонас и Софи читали документ поверх тощих плеч старухи. Другие стали спрашивать:
— Что там, ну?..
А затем подошел великий день: открытие Палаты Представителей.
Для ватаги Хамфри это был праздник. Они добились своего: лорды дрожат перед Адрианом. Личные гвардии оцепили Палату, перекрыли подъездные пути — выстроили стальное кольцо, будто при осаде. Мы: Джонас, Мюрриэль, Софи и все остальные — мы добились этого!
Хотелось сделать что-нибудь славное, в честь праздника. Но Рука Додж строго-настрого велел: нынче лордов не трогать, если они не обидят Адриана. Если заденут его — тогда круши-ломай, а пока заседание идет мирно — ничего нельзя. Никто не верил, что лорды посмеют обидеть Адриана. Значит, целых восемь дней, до самого конца заседаний, придется сидеть без дела.
Как тут прошел слух: Адриан покажет ребенка! У владыки родился сын-крепыш. Владыка повезет его в Палату, чтобы все лорды позавидовали. А по дороге проедет через наши кварталы.
— Хочу подержать малыша, — сказал Хамфри.
Шепот прошел по банде. Это же адрианов малыш, разве можно? Наш владыка — Звезда в небе!.. А с другой стороны, почему нет? Мы — свободные люди. Не по приказу, а по просьбе помогаем ему. Адриан — наш владыка. Да, владыка, но — наш.
— Встретим его!
Они вышли спозаранку и двинулись ко дворцу Пера и Меча. Много людей встречалось по пути. Всем говорили: «Идем к Адриану, хотим увидеть младенца!» Сотня Хамфри обрастала людьми, стала пятью сотнями, тысячей, двумя…
— Ад-ри-ан! Ад-ри-ан!
То же слово, что прежде, но звучало иначе — требовательно: «Адриан, покажи сына!»
На площади перед Престольной Цитаделью они встретились. Рота алых гвардейцев, несколько карет, замыкают — рыцари Лабелинов. Сто рыцарей и сто искровиков — страшная боевая сила, но и людей было чертовски много. Хлынули на площадь, затопили, закрыли дорогу.
— Ад-ри-ан! Сына! Сы-на!
Хамфри и Джонас, и Софи были в первом ряду. Лучше прочих они видели, как искровики сомкнули ряд, взяли копья на изготовку, ощетинились остриями.
Адриан был не в карете, а верхом. Горячий конь гарцевал под ним. Поднявшись в стременах за спинами алых гвардейцев, император крикнул:
— В чем дело?!
— Владыка, покажи ребенка! — отпечатал Джонас.
Адриан молчал, натягивая поводья. Ответ висел на его языке, просился наружу. Софи прочла первой и прижалась к Одноглазому. Потом прочел и он, и Мюрриэль. «Прочь с доррроги, распоясались!» — зажимал между зубов Адриан, а конь высекал искры подковами, а гвардейцы до боли сжимали копья. Одно слово императора — и рота прорубит дорогу. Но ни Хамфри, ни Джонас, ни Мюрриэль и Софи не сошли с места. За ними стояли еще многие сотни.
— Владыка, покажи сынишку! — раздалось из толпы. — Это ж наследник! Хотим знать, что здоров!
Адриан принял решение. Проскакал по кольцу вокруг кареты, успокоил коня, подъехал к дверце. Кормилица боялась отдать ребенка, Адриан выдернул его. Поехал к толпе: в одной руке поводья, в другой — розовый пухлый младенец. Солдаты расступились с восторгом и ужасом на лицах. Что здесь: отвага или безумие? Поди разбери! Оставив алую роту за спиной, Адриан подъехал к банде и поднял сына над головою:
— Вот ваш наследник!
— Уррр-рааа!
Младенец хныкал и дергал ручками. Все видели, как он здоров и крепок, кровь с молоком.
— Слава Адриану!.. Слава наследнику!..
— Слава Янмэй! — ответил владыка. — Праматерь с нами всегда!
— Урр-ррааа!
Тогда Софи шагнула к Адриану и протянула руки. Она молчала, как всегда, но жест говорил яснее слов: позволь подержать. Люди притихли. Владыка повернулся к ней. Дай мне его, — тянула руки Софи. И почему-то плакала.
Адриан замер — не зная, не понимая. Нельзя давать — какая-то девка из толпы! Но и не дать нельзя, вот в чем штука. Странная, жуткая минута тянулась и тянулась. Даже младенец перестал хныкать, прилип двумя глазенками к единственному глазу главаря…
— Возьми, — Адриан положил сына в руки Софи.
Она обняла мальца с трепетной и очень страшной нежностью.
— Я доверяю своим людям! — громко, для всех сказал император.
— Ад-ри-ан! — разразилась толпа.
Софи шагнула к Хамфри и Джонасу, гладя и целуя младенца. Что-то было в ее движениях такое, от чего Адриан резко потянулся к ней:
— Отдай!
Софи даже не заметила. Подошла к Хамфри, показала малыша с неведомым, ей одной понятным чувством.
— Отдай! — повторил Адриан, и оказался рядом, в каком-то шаге от бандитов.
Хамфри бережно взял у девушки младенца. Поднял над собою, показал всем. На вдох — всего лишь на вдох — задержал его в своих руках.
И с поклоном отдал Адриану:
— Слава наследнику. Слава Династии.
— Здоровый малыш! Долго проживет! — сообщил людям Джонас.
— Уррааа! Урррааа наследнику!..
Толпа начала расступаться. Алые солдаты вклинились, расширяя дорогу. Адриан вернул мальца няньке и поскакал вперед, блистая в лучах восторга. За ним потянулся весь кортеж…
— Здоровый, крепкий. Ни одна болячка не возьмет, — повторял Джонас, люди ловили каждое слово.
Софи утерла слезы и радостно, очень светло улыбнулась.
Одноглазый что-то процедил сквозь зубы. Мюрриэль погладила его по затылку:
— Все хорошо, сынок. Все хорошо.
С раннего утра здание Палаты Представителей готовилось принять высоких лордов. Еще вчера оно было вымыто и вычищено до торжественно блеска, а также тщательно обыскано в целях безопасности. Сегодня на рассвете почетный караул из шестнадцати отборных рыцарей разных земель отпер здание и произвел обход. Затем прибыла прислуга и представители секретариата. Баронет Дориан Эмбер раздал указания. Прислуга заняла посты в гардеробах и буфетах, секретари стали готовить зал заседаний. На стол каждого Представителя были помещены: писчие принадлежности, папка с планами заседаний и информационными материалам, пара флажков для голосования и бутылка с водой. Высокие кресла с гербами на спинках были расставлены в идеальной точности, придав залу сходство со стратемным полем перед игрой. Лично Дориан Эмбер вписал на доску в холле повестку дня.
Помимо всех традиционных хлопот, велось приготовление особого рода: профессор Николас Олли и Элис Кавендиш настраивали аппаратуру. Из-за сложной, взрывоопасной обстановки в городе на заседание Палаты не будет допущен никто, кроме высоких лордов, секретарей и малочисленной прислуги. Объединенные гвардии разных земель оцепили здание Палаты, выставили укрепления, оборудовали позиции. Никто посторонний не сможет ни прокрасться внутрь, ни прорваться с боем. Однако речи кандидатов, которые определят будущее Полари, услышит своими ушами весь город. Этому послужит устройство профессора Олли. Судьбоносные слова будут записаны на цилиндры, а затем воспроизведены на площадях. Впервые в истории Палата охраняется так надежно — и впервые же народ Полариса с такою точностью узнает все, что случится на заседании.
Каждая речь обещает быть долгой — едва ли короче часа. Но один цилиндр вмещает всего четыре минуты звучания. Чтобы полноценно записать и воспроизвести речи, профессор усовершенствовал устройство. Теперь в нем имелись две оси и две записывающие иглы. Пока запись велась на одной оси, на второй можно было сменить цилиндр. Переключение записи с оси на ось производилось буквально за вдох — одним щелчком. Так, поочередно меняя цилиндры, можно было записать сколь угодно долгую речь.
Улучшенное устройство существовало в единственном экземпляре, и обслуживать его могли только два человека: профессор Олли и Элис Кавендиш. Потому сегодня с рассвета они находились в святая святых — на сцене Палаты Представителей. Они разместили устройство на специальном столе перед трибуной, подключили провода, расставили в удобной доступности ящики с номерованными цилиндрами. Один раструб для приема звука направили на трибуну, другой — на стол первого секретаря. Так устройство сможет записать и речь оратора, и ремарки Дориана Эмбера. Теперь следовало проверить чувствительность. Ораторы будут говорить, глядя в зал, звук пойдет выше раструба устройства, и запись может получиться слишком тихой. Нужно опытным путем подобрать коэффициент усиления. Элис поднималась на трибуну — ту самую трибуну, с которой в течение трех веков говорили величайшие люди Полариса! — и произносила для пробы: