— Тогда поехали, осмотрим карету.
— Зачем?
— Может, найдем люк…
— Сквозь который кучер залез в кабину и заколол седока? Потому, что его детей взяли в заложники волки? Потому, что волки никак не могут без зверства?
— Ну…
— А лошади не сбились с пути без кучера, хотя ни черта не видели из-за дождя. А он, прикончив хозяина, вернулся через люк на козлы, доехал до поместья — и снова поперся в кабину к трупу. Они же так давно не виделись, в пору соскучиться!
— Э…
— Ладно, давай осмотрим карету.
— Что?!
— А отчего нет? Карета — улика, которую мы не видели. И теперь есть предлог, чтобы явиться к дьякону.
Мак взял со стола серебряную флягу.
Правда, Уолтер наотрез отказался вынести ее из темницы. Честь палача не позволяла брать вещи приговоренного до его смерти. Мак предложил спросить разрешения у хозяина фляги. Уолтер и тут отказался: она сейчас — не собственность кучера, а улика в деле. Тогда Мак обратился к тому, кто ведал хранением улик, а именно — к тюремщику.
— Что ж вам все неймется… То столы подай, то стулья, то флягу. А у меня спина больная, и напарника схоронил. Скоро сам помру с такой службой, тогда берите что угодно. Хоть весь замок по камням растащите, мне дела не будет.
— Ты отвечаешь за сохранность улик, верно? Значит, мы возьмем флягу для нужд следствия, а ты поедешь с нами, чтобы присмотреть за ней. А на обратном пути заедем в трактир и выпьем за упокой твоего напарника. Мы очень сильно соболезнуем, вся выпивка за наш счет.
— Вот же изверги, никак не уйметесь… — начал по привычке тюремщик, но вдруг постиг суть идеи. — А, тогда ладно.
Взял флягу, запер темницу — и трое отправились в порт города Винслоу.
Церквушка оказалась симпатичной: вся разрисована кораблями, чайками, русалками, Еленами-Путешественницами и Праотцами-Странниками. Любой, кто ненавидит море чуть меньше, чем Мак, захотел бы взбежать на палубу и поднять паруса.
Пресловутый дьякон благословлял старушек. Видимо, потому, что время было дневное. Моряки благословляются вечером, накануне плаванья, а бабульки прутся днем: им-то нечего делать, лишь досаждать священникам и лекарям. Мак выждал, пока схлынет поток ровесниц владычицы Ингрид, и подошел к дьякону:
— Доброго дня. Я и мой друг Уолтер улаживаем последние дела, связанные с трагической смертью отца Фарнсворта.
Он подал визитную карточку, каковая традиционно произвела эффект. Дьякон поклонился:
— Доброго дня, господин Кроу. Чем могу помочь?
— Взгляните на эту флягу и скажите: она принадлежала отцу Фарнсворту?
— Либо кучеру. Святой отец купил две одинаковые фляги: одну себе, вторую Пелмону в подарок.
— Ой, какая незадача… Видимо, это та, что была у кучера. Тогда я должен вам сообщить, что фляга отца Фарнсворта хранится в ратуше и будет выдана по вашему требованию.
Дьякон удивился:
— Выдана мне?.. Почему?
— Это дорогая вещь, а вы — наследник. Можете предъявить свои права.
— Вы заблуждаетесь, я не наследую имущество святого отца. Оно достанется его детям, если таковые объявятся.
— Вот как!.. — Мак изобразил озадаченность. — Вы вступили во владение каретой и конями, вот я и пришел к выводу…
— Это не так. Карета с лошадьми также принадлежит наследникам. До их появления я буду применять ее лишь для перевозки церковной почты — поскольку так поступал сам отец Фарнсворт.
— Ага, теперь уяснил: вы взяли на себя роль душеприказчика. Когда появятся наследники, вы отдадите им все имущество святого отца. Я прав?
Дьякон развел руками:
— Называйте как знаете. Я не силен в юридических терминах.
Он не выказывал ни тени жадности, но Мак и не ожидал так легко подловить убийцу. Главные надежды — на осмотр экипажа.
— Можем ли мы взглянуть на карету покойного? Если не возражаете.
— Позвольте узнать: зачем?
Мак мысленно усмехнулся: ну вот, шельмец начал темнить.
— Мы работаем с кучером Пелмоном в целях получения признания в убийстве. Нам будет легче нажать на этого душегуба, если узнаем побольше деталей с места преступления.
Дьякон перевел взгляд с Мака на Уолтера:
— Господа, я не могу сказать, что одобряю ваше ремесло. Сказано Праотцами: «Не получай выгоды от страданий». А ваш хлеб — это пытки и боль.
Уолтер ответил с достоинством:
— Я тоже не горжусь допросной частью своего ремесла. Я стал палачом ради свершения справедливых наказаний, согласно заветам Праматери Юмин. Иногда приходится производить и пытки, ибо того требует устав гильдии. Так вышло и в данном случае, я этому совсем не рад.
Дьякон выдержал паузу, и Мак сообразил: тьма сожри, карета может быть не здесь! Она же собирает почту — вот и катается где-нибудь! Плакали улики…
Но неожиданно последовал ответ:
— Хорошо, господа, я покажу вам экипаж. Он на заднем дворе. Я до сих пор не нанял нового кучера, чтобы послать за почтой.
Они вышли через боковую дверь, обогнули церквушку и в тени под навесом увидели ту самую повозку. Пожалуй, «карета» — слишком громкое слово. Черный крытый экипаж без украшений и излишеств, неброский, практичный. Сам Мак в годы службы пользовался таким.
Уолтер взялся за дверь кабины, но она поддалась не сразу. Засов на внешней стороне дверцы был совершенно гладким, пальцы соскальзывали по металлу. В нем имелось отверстие — видимо, туда вкручивался винт, чтобы взять и потянуть, только теперь он потерялся.
Палач одолел засов и вошел в кабину, следом — Мак. Уолтер стал осматривать потолок и стены в поисках тайного люка. Мак прежде всего сверил кабину с описаниями. Нет, в протоколах суда не содержалось ошибок, место преступления было в точности таким. Буквально своими глазами можно увидеть труп на дальнем от дверцы сиденье и зонтик на полке, и плащ на крючке… Вслед за Уолтером, Мак простучал потолок и стены. Нигде ни люков, ни щелей — ни единого способа проникнуть в кабину тайком. Версия Уолтера рухнула. Беда в том, что у Мака не было своей. Засов очень тугой, а в тот день был еще и мокрым. Никак невозможно открыть его и заскочить на ходу, тем более — выскочить и закрыть за собою. Но Фарнсворта убили именно на ходу!
— Прятался под сиденьем! — воскликнул Уолтер и припал к полу.
Мак тоже присел — без особого вдохновения. Никто там не прятался, ясное дело: куда бы он делся потом? Между сиденьями и полом имелся зазор, куда при известном упрямстве можно запихнуть кота, но никак не человека. Там было пыльно, болтался на нитях одинокий паучок… Уолтер глубоко засунул ручищу и принялся простукивать пол.
— Ищешь люк в днище? Удобненько: выпадаешь из кабины — и прямо под колеса.
Палач не слушал и продолжал свое дело: стучал по доскам, скреб ногтями, чихал от пыли.
— Эй, тут что-то есть…
Он ухватил и потянул. Из самой глубины вытащил на свет продолговатый кожаный чехол, а точнее — ножны. Ножны от узкого длинного ножа. Если точнее — от стилета.
— Вот тебе улика! — победно заявил палач. — Ты искал ножны? Вот они! Убийца вонзил стилет, а ножны бросил.
Мак оглядел находку, и в голове вскипело от мыслей. Нет, ножны не бросили, а спрятали нарочно. Запихнули глубоко под сиденье, еще и за ножку. Их не увидели ни Сэмы, ни констебли. Уолтер бы тоже не нашел, если б не шарил наощупь. Но какой смысл прятать ножны?! Клинок-то остался в ране!
Убийца не хотел, чтобы их нашли? Так чего проще: забрать с собой и выкинуть в море. Зачем оставлять на месте преступления?
Убийца хотел, чтобы их нашли? Ложная улика? Тогда бы бросил на виду!
И главное: как, тьма сожри, он попал в кабину? Люков нет. Скользкий гладкий засов защищает дверцу. Даже если б Сэмы отвернулись, такой засов не отопрешь на бегу. Убийца — призрак? Призраки водятся на Севере. Сдобная Булка права, священника зарезал нетопырь?..
— Вы удовлетворили любопытство, господа? — сухо осведомился дьякон.
Этот парень тоже злил Мака: не вел он себя как убийца. Не радовался тому, что Мак не нашел улик, а раздражался и скучал.
— Да-да, пора бы нам, — напомнил о себе тюремщик. — Ну, чтоб помянуть как следует…
Мак поморгал, глядя на него. Помер напарник. Надо было сразу учесть. Мертвый напарник — это странно. Как две фляги. Как брошенный кинжал…
— Скажи-ка, а от чего он помер?
— Да говорил уже, ты ж не слышишь. От сердца. Ночью на смене схватило — к утру уже остыл.
— Он один был на смене?
— Ну, да. Его ж дежурство.
— Тело нашли в караулке?
— Нет, на ступеньках к выходу. Лежал весь скрюченный, бедняга.
— А на столе в караулке не осталось какого-нибудь сосуда? Например, чашки или кубка?
— Кружка стояла. Я помыл и убрал.
Мак схватился с места:
— Едем в замок!
— Э, а помянуть?..
— По дороге купим ханти, в замке помянем.
За время заключения кучер Пелмон развил мастерство живописца. Новая голая баба, нацарапанная на стене, была явно красивше прежних. Кучер снабдил ее петлей на шее — ну, а что, пускай составит компанию художнику.
— Уже пора? — спросил он вошедших. — Я думал, завтра…
— Пора выпить, — ответил Мак и вытащил флягу. — Я доказал, что не ты зарезал Фарнсворта.
Пелмон разинул рот:
— Меня отпустят?!
— Садись, послушай, мне есть что рассказать. А ты, тюремщик, принеси стулья… Стоп, не неси — они тут остались.
Законник и палач заняли два стула, тюремщику пришлось стоять.
— Вот подлецы…
— Чтобы ты успокоился, начну с самого приятного, — сказал Мак заключенному. — Если тело неподвижно, а сердце не бьется, то кровь не течет из ран. Одежда Фарнсворта была залита кровью. Это значит, после смерти тело раскачивалось от движения кареты. Стало быть, его закололи еще в дороге, и ты никак не мог этого сделать.
Кучер выдохнул:
— Спасибо, друг.
Мак откупорил флягу с жабкой:
— На, хлебни.
— Не хочется.
— Да ладно! Ты ж не пил все время заключения.
— Вот и отвык.