Скомкала лист и швырнула в урну. Бедная Салли проковыляла к себе.
Горгулья вызвала Эмму:
— Ты исправила, что хотела?
— Да, миссис Гейл. Поменяла Агату на Людмилу.
— Зачем?
— Вы же сказали…
— Я сказала: измени что хочешь. Ты хочешь писать про людмиловцев?
— Нет, миссис Гейл, про агатовцев…
Горгулья тяжело вздохнула:
— Какая безнадега!.. Ладно, плевать. Признаю свое поражение. Начинаем новую тему: причастный оборот.
Опираясь на трость, она подошла к доске. Брезгливо взяла мел черными бархатными пальцами, стала писать примеры.
Пол Иголка повернулся к Салли и протянул руку через проход:
— Не унывай, пожалуйста. Знаю, что ты красиво написала, просто горгулья — она такая…
Все запело в душе девушки. Прекрасный голос, светлые ясные глаза…
— Пол, у тебя все хорошо, ты выздоровел?
— Так я и не болел! Просто…
Бах — трость горгульи ударила в пол. Они утихли и стали молча смотреть друг на друга. Душа Салли переполнилась теплом. Все вылетело из головы: строки сочинения, жалость к себе самой, обида на училку. Ни один чертов пример частного оборота, или как он там зовется, Салли не переписала в тетрадь. Остаток урока она только смотрела на Пола, а под конец даже рискнула коснуться его пальцев.
Была суббота — короткий день. Горгулья отпустила всех еще до полудня, веселые дети помчали по домам.
— Хочешь, проведу тебя? — спросил Пол. — Ну, два квартала, пока нам по пути…
— Угу! Угу!..
Счастливей девушки, чем Салли в этот миг, не нашлось бы в целом городе.
Она ушла вместе с Полом Иголкой, размышляя над единственным вопросом: можно ли держать его за руку? То есть, он же меня провожает — значит, можно. Но это так дерзко и откровенно! Не лучше ли заложить руку за спину?..
А на парте Салли, всеми забытый, остался листок из тетради. «Леди гнила в темнице» — так начинался текст, а оканчивался другим почерком: «нашел чудище и атрубил клык».
Чего не любила Салли, так это воскресений. Как честный человек, отец считал долгом посещать церковь. Но служба-то начиналась при утренней песне, а он не всегда просыпался даже к дневной. Каждое воскресенье Салли приходилось будить отца, с великим трудом вытаскивать из постели, приводить в угодный богам вид и выпихивать из дома. Он же все это время либо бранился, либо жаловался на боли и обещал помереть. Только на подходе к церкви папенька совсем пробуждался и начинал учтиво кланяться знакомым горожанам. В течение службы Салли могла отдохнуть, но потом наступали новые труды.
В городе жила дюжина ветеранов, знакомых с отцом. Не все они были обласканы женской заботой. У одного жена криворукая, у второго слепая, третий свою прогнал со зла, четвертый вовсе ходил бобылем. Салли подрабатывала, починяя для них одежду. После богослужения отец собирал заказы:
— Что у тебя, Фрэнк? Все рваное в мешочек собрал — благодарствую. Салли, прими у Фрэнка… Джонни, брат, да у тебя на спине дыра! Снимай, снимай, дочура исправит… Барни, ты принес? Ах, неловко с портками в церковь? Это да, брат, не по-божески. Салли, зайди к нему домой, возьми штаны…
Платили гроши, но и то — помощь в хозяйстве. Беда, что платили не всегда деньгами. Иные — например, этот Фрэнк с мешочком — выставляли отцу бутылку косухи. Вместе ее приговаривали под слезливые солдатские песни, пока Салли в своей коморке штопала рванье.
Однако нынешнее воскресенье согрел приятный слушок. То бишь, Салли сперва не поняла, приятный ли, просто уловила, как люди судачат про Несущую Мир и реформу школ, и какую-то стандарту. Пол вчера тоже говорил об этом, потому Салли заинтересовалась и стала расспрашивать людей.
По счастью, Фрэнк, отцовский собутыльник, оказался в курсе дела. Он был знатоком имперских новостей, поскольку выпивал с почтовым смотрителем, который заглядывал в «Голос Короны». В подопечных Минерве землях, к коим принадлежит и Альмера, Несущая Мир проводит образовательную реформу. Университеты и академии уже обласканы ее вниманием, теперь очередь дошла до школ. Владычица ввела устав, где расписано: чему и сколько надо учить, сколько детей допустимо в классе, кто может работать учителем, а кто не может. Эти вот правила названы стандартой, и те школы, что соблюдают их, получают деньги от министерства. По школам Альмеры ездят важные люди — ревизоры — и проверяют соответствие. Потом Фрэнк устал от рассказа и переключился на любимую тему: «А помнишь, как мы в такой-то битве…» Салли взялась за шитье, но стандарта уже не шла из головы.
Обрел смысл вчерашний рассказ Пола. Его отец — мастер портняжной гильдии — на неделю забрал сына из школы, возмущенный нарушением стандарты.
— Чего это баба моего сына учит?! Где видан такой устав, чтобы бабы обучали парней? Нету такого устава. Эти приедут — я им пожалуюсь!
Правда, потом он смягчился и все-таки пустил Пола в школу:
— До поры, ладно уж…
Теперь Салли поняла, что означало «до поры». Мастер Пол-Старший ожидает, что люди императрицы уволят миссис Гейл и назначат другого учителя!
В понедельник горгулья вела только утренний класс и ушла ровно тогда, когда пришла Салли. Счастливые дети вечернего класса попали к отцу Бартлби. Было два двойных урока: притчи и история Сошествия. Не занятия, а сказка! Добрый седой учитель приятным баском зачитывал страницы из писания — медленно, доходчиво, по абзацам. После каждого абзаца уточнял, все ли понятно. Задавал проверочные вопросы — очень простые:
— Кого пощадила Праматерь Глория?.. Верно, Мартин, двух разбойников. А зачем она их пощадила? Ну, кто ответит? Милдред, прошу… Конечно, Глория была очень добра и подавала нам пример! А почему доброта так важна? Как живут добрые люди на Звезде?..
Салли не боялась говорить, Салли отвечала — ее хвалили. Урок был ясен и понятен, мозги не закипали от натуги. С каждой минутой она все тверже убеждалась: горгулью должны уволить! Не за то, что она женщина, — в других школах тоже бывают дамы среди учителей. Но миссис Гейл — не дама, а демон в юбке. Пусть ревизоры посетят два урока: отца Бартлби и ее. Они сразу увидят разницу, потому что нельзя не заметить!
— Может ли кто-то еще привести пример доброты? Ну-ка, подумайте…
Салли вызвалась с легкой душою, сказала про Агату и косулю, получила похвалу. Сияя, села на место и подумала: Пол — мой пример доброты! Он такой же мягкий и приятный, как отец Бартлби, только намного моложе. И поет красиво, и провожает иногда, и за руку берет. Однажды перед школой помог мне разнести заказы. Надо написать об этом!..
Салли любила посылать Полу записки. Сочинит какую-нибудь шутку или вспомнит забавную новость, или просто в рифму две строки — чирк на бумажке, и раз ему на парту. Пошарила в шухляде — там иногда забываются старые листки. Достала страничку, изготовилась писать, как тут разинула глаза от удивления. То был давешний рассказ про рыцаря и даму, вот только он вырос в размере! Салли хорошо помнила, как окончила словами про клык чудовища. После «клыка» добавился абзац.
«Леди была плоха. Рыцарь стал ее выхаживать. Поил зельями, кормил порошками, перевязывал раны. Он любовался своей добротою. Клялся: «Я никогда не брошу вас». Падал на колени и умолял: «Простите».
Внутри у Салли все затрепетало. Почерк был тот же, что в самой первой строке — почерк Пола! «Я никогда вас не брошу» — это все равно, что признание в чувствах! «Он любовался добротою» — не совсем понятно, но звучит очень хорошо, наверное, это любовь и доброта вместе! Но почему он просит прощения?! За что — за то, что неделю не был в школе? Но у него же была важная причина — отец не пускал!
Салли быстро сочинила ответ:
«Вы не виноваты! Вы исполняли приказ могущего лорда, что же тут поделаешь! Так ему сказала леди. Еще сказала что ей стало лучше от заботы, потому что он очень любовально добрый…»
Салли задумалась. Хотелось написать, как леди поцеловала рыцаря в уста, но можно ли при ее болезни? Нельзя же его заразить!.. Так что Салли окончила вопросом:
«А он ее совсем вылечил да?»
И сунула листок в шухляду.
Освободились рано, отец Бартлби всегда отпускал детей до вечерней песни. Салли очень хотелось поболтать с Полом, но он сильно спешил: были дела в мастерской. Все же она пристроилась рядом, чтобы хоть пару кварталов пройти вместе. Душу распирало содержанием записки, но говорить такое вслух Салли не смела. Завела о другом:
— Я узнала про эту стандарту. Фрэнк, сослуживец папы, говорит, что Несущая Мир решила изменить к лучшему все школы. Таких, как горгулья, точно уволят. Приедут люди императрицы — прогонят ее метлой! Взамен поставят хорошего и доброго учителя.
— Мой мастер тоже так думает… — Пол звал родителя «мастером», и Салли млела, настолько по-взрослому это звучало. — Но вот какая присутствует беда: Миссис Гейл — ставленница отца Бартлби, это же он ее нанял. Если узнает, что мы жаловались на миссис Гейл, то обидится. А обижать отца Бартлби совершенно ни к чему.
— Конечно, ни к чему, он очень хороший! Но мы же не жаловались…
— Моя мать послала жалобу в министерство. Она сказала: «У миссис Гейл есть какое-то прошлое».
— Ой… — Салли слегка испугалась. Дама с прошлым — это всегда звучит страшно, даже когда не знаешь, о чем речь.
— Мастер забрал меня из школы, но потом вернул назад: чтобы никто не понял, что это мы пожаловались. Незачем ссориться с отцом Бартлби.
— Совсем незачем!
Уже у поворота Салли почти набралась отваги:
— Скажи мне про воина и леди…
— Что?.. — немного резко бросил Пол, и она стушевалась:
— Да нет, ничего. До завтра! Приходи пораньше!
— Уж как получится.
Она нарочно пришла впритык к началу урока, чтобы дать Полу время добавить ответ в их любовном сочинении. Но обнаружила послание совсем иного толка. На ее парте мелом было намалевано здоровенное сердце и написана свадебная кричалка: «Мириам поцелует!» На парте Пола корявые буквы вопили: «А Софья обнимет!» У него тоже было сердце, только перевернутое, похожее на ягодицы. Конечно, шутники спрятали все тряпки. Пол пытался стереть мел рукой, а Руперт тыкал в него пальцем и вопил: