Задний мешок хурджина перекатился ему на голову, идущий следом Вахтанг споткнулся об него, тоже упал, и они оба в два голоса заорали:
— Не хочу!..
Не поправилось мне это дело.
— Чего, — говорю, — не хотите?
— Вершины, — говорят, — не хотим покорять!
Вдруг кто-то как крикнет:
— Кровь!
— Где кровь? Что за напасть?
— У Вахтанга кровь идёт…
Только этого нам не хватало.
— Где ты поранился? Обо что?
— Не знаю, — всхлипывая, отвечает он. — Наверное, на кирку Гиги напоролся, когда упал…
— Это ты во всём виноват, разиня! — накинулся я на Гиви.
— В чём я виноват? Я же нечаянно упал.
— «Упал»! — передразнил я. — На ровном месте падаешь, куда тебе на вершины идти!
— А я и не собираюсь.
Слыхали?
— Что же ты — по грибы, — говорю, — из дому отправился?
— Нет… но… но я же не знал, что сразу упаду… Что это… — замялся всё-таки разиня: совесть, видно, заговорила.
На его счастье, тут вмешался Джимшер и спросил, не захватили ли мы йод или спирт. Я только теперь вспомнил, что забыл вещь очень нужную в походе, в особенности когда в поход отправляются люди, падающие на ровном месте.
Другого выхода не оставалось: я извлёк из рюкзака свою ситцевую рубашку, отодрал от неё рукав и протянул своему заместителю.
— Перевяжи его, пока кровью не изошёл…
НОЧЁВКА В ЛЕСУ
А дальше начались одни неприятности.
Двух раненых, которые так плохо держались на ногах, что падали на ровном месте, мы сразу же отправили домой. Таким горы не покоряются. Остальные продолжили путь и, кое-как продравшись через дебри первого на нашем пути леса, к вечеру остановились на небольшой лесной поляне. Сил больше не было. Решили заночевать на этом месте. Поставили палатку и повалились на землю. Вся моя команда тут же уснула, только Джимшер да я сопротивлялись усталости. Чтобы отогнать сон, я разговаривал с Ломгулой, который зевал и, положив морду на лапы, смотрел на спящих мальчишек. К полуночи и я ненадолго вздремнул, а когда раскрыл глаза, с трудом разобрался при свете костра, кто где спит. Вот ноги Саргиса… А где он сам? Я вынул из костра тлеющую головешку, пригляделся и понял, что Саргис наполовину вылез из палатки, а Коки оказался под животом Джимшера. Пришлось мне сделать над собой усилие, встать и переложить ребят.
— Ничего не поделаешь, Ломгула, — объяснил я своей сонной собачке. — Такова дружба.
Потом откуда-то из мрака, из леса пришёл на свет гаснущего костра старик лесничий. Я сказал ему, что у нас пионерский поход. Он всё рвался поговорить со старшим. «Старший, — говорю, — у нас бессонницей мается: если сейчас разбудить его, потом не уснёт…» Пришлось соврать: кто его знает, что за человек. Старших ему подавай! А мы разве маленькие?
— Ладно, ладно, пусть спит, — сказал старик. — Только смотрите лес не подпалите! И не рубите деревья.
— Ну что вы! Наш старший вожатый только и твердит: не трогайте деревья.
— Значит, он не дурак, ваш старший.
…А наутро продрал я глаза и что увидел? В палатке лежим только мы с Джимшером, а ребят и след простыл. Я вздохнул и поглядел на Джимшера:
— Вот и хорошо. По-моему, нас для дела достаточно, если ещё кто-нибудь не вздумает назад вернуться.
Джимшер покачал головой.
— Не вздумает.
— Счастливого им пути! Да и нам тоже.
Мы разогрели на остатках костра по куску хачапури. Потом перебрали наши рюкзаки. Беглецы поступили вполне добросовестно: всё, что могло нам пригодиться, они оставили. Лишний груз мы сложили в найденном неподалёку тайничке. Потом спустились к речке, умылись и, перейдя через висячий, раскачивающийся мост, пошли дальше.
По пути мы говорили о том, что беглецам придётся целый день добираться до нашей деревни: это, если они не собьются с пути, что совсем не исключено. Надо полагать, что они не «расколются» сразу, не доложат, где мы и куда держим путь. Так что если наши односельчане и организуют погоню и поиски, то не раньше чем через два дня. У нас есть время для того, чтобы уйти подальше.
Идём мимо сёл, всё вверх и вверх в горы. Иногда и через село приходится идти. Собаки лают на нас. Дети провожают удивлёнными взглядами или кричат что-нибудь вслед. Джимшер помалкивает в ответ, а я иногда огрызаюсь.
Мы всё идём и идём…
Вот опять крутой подъём. На ногах словно по жёрнову навешено. Из тех, что на новой мельнице крутятся — большие! Каждый шаг даётся с трудом.
На горы опустился вечер и новой тяжестью лёг на наши перегруженные плечи.
Взглянул я на Джимшера — а он мрачнее тучи. «Неужели, — думаю, — и этот меня покинет?» Но нет: молчит, идёт, и видно по лицу, что раньше меня ни за что не остановится.
Скоро совсем стемнело. Тропинка вывела нас к широкой дороге. Мы остановились. Идти дальше не было сил.
Вокруг лес, а через лес дорога проходит. Где-то далеко собаки лают. А тут… тут из леса вой какой-то доносится. Что такое? Неужели волки?..
— Давай на всякий случай на дерево залезем, — предложил я.
— А спать как будем?
— Привяжемся к дереву и поспим.
Первый раз за этот день Джимшер улыбнулся.
— Ладно, — говорит, — только и собачонку твою на дерево поднимем, не то волки её мигом растерзают…
Влезли мы на дерево, втащили кое-как и нашего Ломгулу… И тут случилось одно приключение: прямо с дерева мы угодили на свадьбу!
Только мы устроились на ветках и задремали, вдруг свет полоснул по глазам. Что такое? Неужели рассвело? А снизу шум какой-то невнятный доносится. Шум всё ближе, ближе: машины едут, два грузовика с людьми. Свадебный поезд. Из машины крики, смех слышится, пение, и время от времени кто-то из ружья палит. Вот к нашему дереву подъехали, и опять — ба-бах вверх!
Я как заору:
— Эй! Стой! Не стреляй!
На машинах притихли.
Потом хриплый голос посоветовал хозяину винтовки:
— Лупани-ка из обоих стволов.
— Да погоди, там кто-то есть, — отозвался другой.
— Есть! Есть! — опять вмешался я. — Мы тут, па дереве…
— А что вы там делаете? — раздался резонный вопрос.
— Мы?.. — Я поскрёб в затылке и ткнул локтем Джимшера. — Мы вас дожидались! — вдруг сообразил я. — Мы вестники радости, нас родители невесты выслали.
— Чего же вы на дерево залезли? — Всё ещё не доверяют нам.
— А тут волки рыщут, воют. Вот мы и устроились побезопаснее.
— Перепугались, значит!
В машинах как захохочут! Обрадовались, что всё объяснилось. Стащили нас с дерева и повезли в деревню на свадьбу.
— А у них и собака на дереве была.
— Да это, наверное, обезьяна. Разве собаки лазают по деревьям!
— Ха-ха-ха-ха!
— Хо-хо-хо!
Нашли над чем смеяться!
Когда подъехали к дому невесты, хозяин ружья опять приготовился палить, а кто-то говорит ему:
— Посмотри наверх, Грамитон, как бы и тут на дереве кто-нибудь не сидел…
Ну, свадьба, сами знаете, что такое.
Только спрыгнули с машины — тут тебе и зурна и доли[5] сразу. Начались пляски. Долго плясали. Двое молодцов всё норовили друг у друга одну девушку переманить. Так и носились вокруг неё, как соколы над перепёлкой.
Даже мне пришлось поплясать. Вытолкнули и меня в круг:
— Иди, иди, вестник радости!
Выйти-то я вышел и прошёлся разок-другой по кругу, а штаны-то порванные оказались, пришлось собаку мою в круг вытащить, чтобы от рваных моих штанов внимание отвлечь. Взял я своего Ломгулу за передние лапы и пошёл с ним плясать под общий хохот.
Джимшер предложил мне убежать со свадьбы, но нам это не удалось. Потащили нас за стол. А там пошли тосты… Тамада попался словоохотливый.
Когда гости принялись из турьих рогов вино пить, я дёрнул Джимшера за рукав:
— Айда!
Вылезли мы из-за стола, спустились во двор, Джимшер и говорит:
— Не для того мы на свадьбу попали, чтобы голодными отсюда уходить. Давай поищем, где тут кухня.
А на кухне дым коромыслом — суетня, беготня. Женщины хлопочут. В огромном котле телёнка варят, в корзине курочки жареные лежат. В углу на столе гора хачапури возвышается. Нас словно на верёвке туда потянули. Возле хачапури толстенькая женщина хозяйничает, новые пироги на гору накладывает.
— Тётенька, не научите, где тут я могу штаны себе зашить? — начал я издалека.
Она засмеялась:
— Какие ещё штаны, сынок? Нашёл время. Где ты их порвал-то?
— Да когда в машину лезли. Мой дядя настоял, чтобы и я с ним на свадьбу поехал, вот и…
— Какой ещё дядя?
— Как какой? Жених ваш, вернее, зять уже…
— Ты что говоришь, мальчик? Наш зять тебе дядей приходится?
— Да… — немного смешался я. — А что?
— И у нашего зятя, выходит, брат есть?
— Есть… а что?
— Да неужели?! — Она как шлёпнет себя по бёдрам — Вот это новости!
Я незаметно отломил кусок от хачапури и поинтересовался, что плохого в том, что у моего дяди есть брат.
— А нам-то свахи наплели: он у родителей один, да такой, да сякой, всё имущество к нему перейдёт и тут, в деревне, и в городе… А дело-то видишь как обернулось!
Я понял, что сморозил глупость, и попытался исправиться.
— Да нет, — говорю, — он не родной дядя…
— И слышать ничего не хочу! — вскричала тётушка. — Завтра утром окажется, что у него не один брат, а семеро! — и выбежала из кухни.
Я взял со стола пять хачапури, заложил их под рубашку и тоже поспешил к выходу. Джимшер проделал то же самое и присоединился ко мне во дворе.
Так кончилось наше свадебное приключение.
ТАМАРА, БЕЛОБОРОДЫЙ ДЕДУШКА И ЧЛЕН ПРАВЛЕНИЯ
То и дело грохочет гром. Дует холодный ветер, пытается сорвать крышу с нашего шалаша.
Джимшер дремлет, положив голову на рюкзак.
Ломгула всё ближе подбирается к тлеющему костру, вот-вот нос себе спалит. Хоть убейте, но не поверю, что сейчас они думают о покорении вершин.
Сверкнула молния. Резко ударил гром.