— А не получится, как в той басне про «лебедя, рака и щуку»?
— Исключено! «Чтобы не было трепежу, все будем делать по чертежу!» — повторил Кочубей любимую присказку полковника Гольцева.
— Трепежу — чертежу? Интересный подход?
— Я хотел сказать — по плану.
— Ну если только по плану, то я согласен, — с улыбкой ответил Мальцев.
— То есть я могу рассчитывать на вашу помощь? — все еще не мог поверить Кочубей.
— А почему бы не тряхнуть стариной?
— И тряхнем, Виктор Петрович! Еще как тряхнем! — радость переполняла Кочубея.
— Когда приступать к работе? — перешел на деловой тон Мальцев.
— Быстрее, чем вы думаете. Мое руководство ждет результатов нашей беседы.
— Будем считать, что вопрос решен, — подтвердил свое согласие Мальцев.
— Спасибо! Для нас это очень важно, — растроганно произнес Кочубей.
— А как быть с моей командировкой на космодром?
— Приказ о вашем откомандировании в Москву поступит в ближайшие дни. Там и займемся проработкой вопросов.
— Хорошо.
— До скорой встречи, Виктор Петрович! — не стал больше отвлекать Мальцева от работы Кочубей.
— До скорой, — ответил Мальцев и теплым взглядом проводил Николая.
В тот же день в департамент военной контрразведки ФСБ России поступила служебная записка по ВЧ-связи.
«Совершенно секретно
Только лично
генерал-майору А. Сердюку.
27 августа мною проведена беседа с известным Вам
кандидатом для участия в операции «Мираж». Получено
его принципиальное согласие.
Старший оперуполномоченный по ОВД
подполковник Н. Кочубей»
Глава пятаяДопрос в Лэнгли
В холле второго этажа отеля царила вязкая тишина, ковровая дорожка скрадывала шаги, и Перси показалось, что он слышит прерывистое дыхание Ковальчука. Тот не решался сделать шаг навстречу и потерянно топтался на месте. Его осунувшееся, с глубоко ввалившимися глазами лицо пошло красными пятнами, губы дрогнули, но с них срывались лишь нечленораздельные звуки.
Перси жег Ковальчука ненавидящим взглядом — внутри него все клокотало от ярости. Тот, кого он до вчерашнего дня считал другом, с которым делал одно общее дело, стал врагом. Его так и подмывало бросить Ковальчуку в лицо: «Мерзавец! Подлец!», но разум возобладал над чувствами, а профессионал над обывателем. В холле вряд ли были вмонтированы скрытые микрофоны и камеры Главного инквизитора — Кейджа, а значит, появлялась возможность прощупать Ковальчука и понять, к чему готовиться завтра в Службе специальных расследований. Избегая его умоляющего взгляда, Перси буркнул:
— Хэллоу, Генри.
Физиономию Ковальчука исказила жалкая гримаса. Он неловко переступил с ноги на ногу и промямлил:
— Марк, я благодарен Господу, что он нас свел вместе.
— Скорее, дьяволу.
— Ну зачем ты так?
— А как, когда тебя потрошат у Главного инквизитора?
— Ты был у него?!
— Только что от него.
— И что?
— Будто не знаешь? Пятки до сих пор горят.
— Тебя-то за что?
Выдержка изменила Перси, пальцы сжались в кулаки, и он сорвался на крик.
— Ты еще спрашиваешь? А кто всю эту кашу заварил? Кто?!
Вопросы остались без ответов. Ковальчук вжал голову в плечи и отшатнулся к колонне. Вспышка ярости, охватившая Перси, погасла, и он глухо обронил:
— Извини, Генри, нервы.
— А у меня… — Ковальчук махнул рукой, и его прорвало: — А все из-за этой свиньи Саливана! Ничтожество! Мерзавец! Завалил работу и пытается выставить меня «русским кротом»! Меня, у кого вербовок больше, чем волос на его вонючей заднице! Я…
— Перестань, Генри! Ты хочешь, чтобы это слышал весь отель? — одернул его Перси.
— Мне нечего бояться! Это пусть Саливан за свою шкуру трясется.
— Оставь его в покое. Нам надо думать о своей.
— Значит, мы вместе, Марк? Ты не веришь в их шпионские бредни? — в глазах Ковальчука появилась надежда.
— Нет. Но, чтобы выбраться из этого дерьма, надо разобраться и понять: откуда дует ветер.
— Да-да, конечно!
— Но только не здесь.
— Пошли ко мне в номер, — предложил Ковальчук.
— Под микрофоны и камеры Кейджа? Нет! — отказался Перси.
— Ах, да! Голова уже ничего не соображает.
— Где мы можем поговорить без чужих ушей и глаз?
— Есть одно место.
— Веди, — согласился Перси.
Ковальчук распахнул дверь, они вышли на террасу и осмотрелись. Перед ними раскинулся тенистый внутренний дворик. Его покой нарушали щебет птиц и убаюкивающее журчание воды в фонтане. Саму террасу от любопытных глаз надежно закрывал густой ковер из плюща. Страхуясь от прослушки, Ковальчук включил вентилятор. Монотонный гул и смягчившийся взгляд Перси придали ему уверенности.
— Марк, не держи на меня зла. Я перед тобой чист! — заявил он и предложил: — Давай проблему решать вместе.
— Какую? — схитрил Перси, решив прощупать Ковальчука.
— Ту, что раздул Саливан, и потом подхватили в Службе специальных расследований. Идиоты! Все это выеденного яйца не стоит.
— Говоришь, яйца выеденного не стоит? Так какого черта я здесь, а не в Киеве?! — возмутился Перси.
— Марк, не горячись и выслушай до конца. Клянусь, я чист перед тобою, и мне не в чем каяться.
— Кейдж так не считает.
— Он — болван! Он подхватил горячечные фантазии Саливана.
— Да погоди ты с фантазиями! Мы не в Голливуде! Мы — профессионалы, и давай говорить языком фактов! — потребовал Перси.
— Хорошо, хорошо! — согласился Ковальчук.
— Так в чем тебя обвиняют?
— Обвиняют?! Выходит и ты…
— Извини, Генри, я оговорился. Так что они имеют против тебя?
— Ничего конкретного. Одни только инсинуации и домыслы.
— Генри, это не разговор! Давай по существу!
Ковальчук смешался и с трудом выдавил из себя;
— Кейдж лепит из меня «русского крота»? С ума сошел! Я — «крот»?! Абсурд! Ты же это понимаешь?
— Генри, дело не во мне, а в них. Они же не из пальца все это высосали? Есть же какие-то основания?
— Какие к черту основания? Дохлая наводка.
— Какая? От кого? Говори толком! — начал терять терпение Перси.
— На меня от нашего агента у русских.
— Агента? — неприятный холодок заструился по спине Перси, и голос дрогнул: — И-и-и где он сидит??
— Так Кейдж и скажет. Но я сам догадался! — заявил Ковальчук и пустился в пространные рассуждения.
Перси слушал его вполуха, а в голове вихрем проносилась одна мысль тревожнее другой: «Наводка агента? Какого? Собственно, какая разница? От этого не легче? Где он сидит? В СВР или ФСБ? Но если засвечен Фантом, то, скорее всего, в ФСБ».
От этой мысли Перси стало и вовсе кисло. Если раньше у него еще теплилась надежда на то, что расследование ограничится перетряхиванием «грязного белья» в киевской резидентуре и потом уйдет в «песок», то теперь стрелки сходились на нем и Ковальчуке. Поэтому рассчитывать на снисхождение Кейджа не приходилось. На его и весах руководства ЦРУ агент в российских спецслужбах мог перевесить все его и Ковальчука заслуги. Что касается самой операции, то по большому счету уже не имело принципиального значения: являлся Ковальчук тем самым «русским кротом», которого разыскивал Кейдж, или стал жертвой рокового стечения обстоятельств. В таких случаях директор не церемонился и безжалостно отстранял от работы как правых, так и виноватых.
«Я-то в чем виноват, если где-то произошла утечка? Почему я должен расплачиваться за других? Почему?» — терзался Перси.
— Марк, ты меня не слушаешь? — как сквозь вату, донесся до него голос Ковальчук.
— Слушаю, слушаю, продолжай, — подключился к разговору Перси.
— Так ты понял, что против меня у них ничего нет, кроме наводки этого пресловутого агента!
— Агента? И что, он прямо указывает на тебя?
— Нет. Все вокруг да около.
— Но этого одного мало, чтобы нас вытаскивать в Лэнгли и бросать под Кейджа.
— Я и говорю: у них одни домыслы, которые родились в воспаленном мозгу Саливана. Этому сумасшедшему повсюду мерещатся русские шпионы, — твердил свое Ковальчук.
Но его глаза говорили Перси другое, и он потребовал:
— Генри, не держи меня за болвана! Говори начистоту!
Ковальчук, потупившись, промямлил:
— Помнишь, я рассказывал о разработке одного русского?
— Да, что-то такое было, но как это связано с нами?
— Сейчас поймешь. Два месяца назад я познакомился с ним в ресторане «Гетман». Разговорились, мне он показался перспективным кандидатом на вербовку. Потом были еще две встречи…
— Генри, ближе к делу и Фантому! — торопил Перси.
Лицо Ковальчук пошло бурыми пятнам, и он с трудом выдавил из себя:
— Он оказался из контрразведки.
— Ты хочешь сказать из ФСБ?!
— Д-а?
— А что он делал в Киеве?
— Приехал в отпуск к родителям.
— Допустим, но как ты узнал, что он из ФСБ?
— Не я, а Саливан.
— Саливан?! — удивился Перси.
— Русский находился в разработке у Берда, и я попал под слежку.
— В разработке у Берда? А причем тут ты? Я уже ничего не понимаю.
— Видишь ли, я не доложил Саливану о контакте с этим русским.
— Почему?!
— Ну, ты же знаешь о моих отношениях с ним.
— И что?
— Я рассчитывал поставить Саливана перед фактом, чтобы не загубить разработку. А он, мерзавец, раздул из мухи слона, и теперь меня имеют все кому не лень. Я — русский шпион? Бред!
— Стоп, Генри! А как все это связано со мной и Фантомом? Как? — окончательно запутался Перси.
— Хоть убей, Марк, не знаю! Не знаю! — твердил Ковальчук.
— И все-таки это крутится рядом с тобой. Думай, Генри, вспоминай!
Ковальчук нервно теребил брючный ремень, его лицо исказили мучительные гримасы. Перси не спускал с него глаз. Ключ к разгадке головоломки с Фантомом сейчас находился в руках того, кто вольно или невольно оказался в центре последних драматический событий. С губ Ковальчука срывались обрывки фраз. Одна из них: «Кейдж требовал от меня данные по «Тополю»? Зачем?» — дала толчок мыслям Перси. И здесь сработала, скорее, интуиция, чем логика.