Вот насчет сантехника Муся правильно сказала, я ведь обещал востроглазому Фомичу поделиться спиртным, но если бы не Мусины слова, то мог бы и не вспомнить. А дедок-то небось ждет.
От Чертополоха и Мимозы я получил свою порцию поздравлений и добрых пожеланий еще утром и за ужином пригласил их обоих к себе в комнату на вечерний чай с пирожными, которые привезла Лина. Условились собраться часов в десять, благо за соблюдением режима здесь никто не следил. Перетащив с Мусиной помощью подарки из машины в корпус, я поболтал со своим агентом, не спеша прогуливаясь по аллеям парка, помахал рукой вслед отъезжающей машине и направился туда, где вернее всего можно было найти Фомича.
Там он и был, сидел, покуривая, на лавочке, неподалеку от входа в трехэтажный домик, где в крошечных квартирках жили отдельные представители персонала. Как мне объяснил всеведущий Еж Ежович, испокон веку так повелось, что здесь селили в основном тех, кто занят в техническом обслуживании, ведь мало ли что может случиться, канализацию прорвет, или там, к примеру, со светом неполадки какие, или кровать сломается. А ежели ночью - кто будет чинить? Публика же в этом санатории была не простая, она неудобства дольше трех секунд терпеть не приучена, так что техперсонал должен быть на посту круглосуточно, и куда удобнее предоставлять им жилье прямо рядом с местом работы, нежели вводить графики ночных дежурств, потому как за работу в ночную смену надо платить больше, а потребность возникает два - от силы три раза в год. Глупо же ради трех вызовов электрика платить за триста шестьдесят пять ночных смен. При новых порядках старое правило менять не стали, потому как люди, готовые выкладывать бешеные бабки за санаторно-курортное лечение, тоже не очень-то хотят и умеют мириться с неудобствами.
- Я пришел обещание выполнять, - торжественно заявил я. - Любые три бутылки на ваш выбор.
Фомич проявил недюжинную сдержанность, хотя и не сумел скрыть плотоядного блеска вмиг умаслившихся глаз.
- Спасибо, что не забыли, - с достоинством произнес он и тут же принялся оглядываться в поисках скатерти-самобранки с изобилием алкогольных напитков.
Скатерти, однако, в пределах видимости не обнаружил и как-то поскучнел. Вероятно, принял мои слова за неуместную и потому обидную шутку.
- Пойдемте ко мне в комнату, сами выберете.
- Не положено, - Фомич грустно покачал головой. - Если б у вас бачок потек - тогда другое дело, а так не положено.
- Глупости, - решительно ответил я, - никто не узнает. Здесь же никто ни за кем не следит, все ходят куда хотят и когда хотят.
- Да? - он хитро прищурился и хмыкнул. - Это вам только так кажется. Больным ничего не запрещают - это другое дело. Но все всё видят и знают. Особенно про персонал.
- Ладно, пойдемте. В крайнем случае скажем, что у меня действительно бачок подтекает.
Фомич радостно вскочил и потрусил рядом. Он оказался прав, первая же медсестра, попавшаяся нам на пути, вперила в моего спутника злобный и подозрительный взгляд, и мне пришлось, мило улыбаясь, пропеть ей балладу о печальной участи, постигшей мой горячо любимый унитаз. Она милостиво кивнула, но почему-то некоторое время смотрела нам вслед. Да, порядочки тут... Не забалуешь.
При виде бутылочно-спиртового изобилия, парадным строем выставленного на столе, у Фомича аж дух перехватило.
- Три? - нерешительно переспросил он.
- Как договорились, - подтвердил я.
- Любые? - решил на всякий случай уточнить сантехник.
- Любые.
- А если я чего дорогое выберу?
- Я же сказал - выбирайте любые.
Фомич пригорюнился. Он привык выбирать между тремя категориями: очень плохим, просто плохим и сносным. Когда же пришлось делать выбор между двумя десятками напитков, каждый из которых по определению не мог оказаться плохим, мужичок явно растерялся. Я постарался ему помочь.
- Вот это коньяки, это - водки и виски, а вот с этого края вина. Вы что предпочитаете?
Он снова призадумался, потом обреченно махнул рукой.
- Можно я каждого по одной бутылке возьму?
- Ну конечно.
С водками он разобрался быстрее всего, категорически проигнорировав виски, видно, все этикетки были так или иначе ему знакомы. Да и самих бутылок оказалось немного, все-таки основная масса поздравляющих знает, что водка - не мой напиток, я ее не люблю, предпочитаю хороший коньяк. С винами дело пошло труднее, сперва Фомич мучительно пытался понять, какое вино он хочет, белое или красное, французское, немецкое или итальянское, потом метался между сухими, полусухими и креплеными сортами, но и эту задачу в конце концов решил. А на коньяках застрял намертво, бутылки все незнакомые, этикетки заграничные, ну полная катастрофа.
- А вот это? - он осторожно взялся двумя пальцами за горлышко одной из бутылок.
- Берите, ради бога, - я начал испытывать нетерпение, дело шло к десяти, и с минуты на минуту должны были появиться мои гости. Это была бутылка "Хеннесси", моего любимого коньяка.
- Нет, я чего хотел спросить-то... На ней акцизной марки нет. Левый коньяк, что ли? Может, подделка?
- Да ну что вы, - мне стало смешно от такого предположения. Невозможно представить себе, чтобы человек, захотевший поздравить меня с днем рождения, купил бы первую попавшуюся бутылку в придорожной лавке. - Если без акцизной марки, значит, куплено в международном аэропорту, в магазине беспошлинной торговли. Там левого товара не бывает, все только хорошего качества.
- Ну вот ее и возьму, - с явным облегчением выдохнул Фомич. Интересно все-таки, какой коньяк в международных аэропортах продают.
Выпроводив нерешительного пьянчужку, я едва успел запихнуть бутылки в шкаф и достать из холодильника пирожные, как явились Павел Петрович и Елена. Они принарядились, Колючкин был при пиджаке и галстуке, а Мимозочка не только в яркой кофточке, но и при накрашенных глазках, что весьма оживило ее обычно скучное и пресное личико. Вечер прошел чрезвычайно приятно. Чертополох в честь великого праздника попрятал свои колючки и, милостиво улыбаясь, позволил мне блистать джентльменством и ухаживать за дамой, что я и делал с превеликим удовольствием, подкладывая ей пирожные, подливая чай и беспрестанно говоря комплименты.
Развлекательным номером программы стал осмотр поступивших через Мусю подарков, которые я не успел обследовать за разговорами сначала с ней самой, потом с Фомичом. На стол водружалась коробка или пакет, и начинался первый тур угадывания, затем, после изучения приложенной визитной карточки или открытки, следовал второй тур, после снятия красивой обертки - третий и так далее до полного извлечения предмета из упаковки. Условие такое: кто угадает раньше, тому и достается подарок. Если не угадывал никто, подарок по праву считался моим. Я не беспокоился о том, что ценная и нужная мне вещь уйдет на сторону, все, что мне нужно, у меня и без того есть, а по-настоящему дорогие вещи мне дарили только близкие - мама и жена. Совершенно естественно, что если подарок передается через офис литагента, то это почти наверняка сувенир, даже если и дорогой: вазы, пепельницы, настольные часы, ручки, статуэтки и прочие милые знаки внимания. Розыгрыш призов шел весело, Павел Ежович обнаружил при обсуждении вариантов ответов недюжинное остроумие, которого я в нем, честно признаться, не предполагал, а Елена Прекрасная оказалась настолько нестандартно мыслящей особой, что выигрывала без преувеличения каждый третий подарок. И ведь что поразительно: если в первом-втором турах старикан угадывал в коробке статуэтку, то на финальном этапе наша дама ухитрялась каким-то немыслимым образом угадать, что это за изображение.
Разошлись в первом часу ночи. Павел Петрович уносил с собой две швейцарские ручки, керамическую пепельницу и настольные часы, обрамленные в зеленый камень под названием "змеевик", Елена же, не скрывая удовольствия, сложила в предоставленные мною пакеты две вазочки и девять (обалдеть можно!) коробок со статуэтками, фигурками и куколками, изображающими писателей, читателей, Пегасов и одного спецназовца (подарок от Ассоциации ветеранов спецназа, которая когда-то высоко оценила мою книгу о спасателях и даже выдала мне соответствующий диплом). Надо ли говорить, что напоследок самая роскошная из цветочных композиций была преподнесена мною именно Мимозе Уныловне.
Проводив гостей, я остался один. Нет, неправда, не один, а в приятной компании с прекрасным настроением и теплыми воспоминаниями о еще одном дне своего рождения. Пусть он прошел не так, как обычно, как я привык, но все равно он был чудесным. Меня по-прежнему любят и помнят, я работаю над новой книгой, я заметно постройнел, подтянулся, налился силой, во мне зародилось крохотное, едва заметное "нечто" - какая-то новая жизнь, и меня это сладко тревожит и будоражит. А память... Да бог с ней, с памятью. Как выяснилось, можно прожить и без нее. Вернется - встречу с распростертыми объятиями. А не вернется - не очень-то и хотелось.
Спал я крепко и, кажется, даже без сновидений. Только ранним утром проснулся, словно кто-то резко разбудил меня: не то приснилось, не то послышалось, как кто-то кричит. Крик был высоким, пронзительным и страшным. Я открыл глаза - кругом тишина, на часах без десяти шесть, вкусный ветерок, влетая в открытое окно, легко шевелит занавески. Я умиротворенно повернулся на другой бок и поуютнее завернулся в одеяло с твердым намерением доспать.
Намерение свое я осуществил, но через какое-то время проснулся уже от других звуков: мне послышался плавающий, бьющий по нервам звук милицейской сирены. Не успел я подумать, что подобные слуховые галлюцинации являются прямым следствием моей работы над книгой о милиции, как в открытое окно влетели голоса. Слов я не разобрал, но интонации показались мне испуганными и тревожными. В течение нескольких секунд физическая лень истошно боролась во мне с любопытством и позорно проиграла битву: я откинул одеяло, сделал два шага к окну и выглянул. По аллее от корпус