- Можно, я поцелую тебя на прощание?
- Конечно.
Она подставила чистый высокий лобик, я наклонился и прижался к нему губами. Я хотел сказать, что еще вернусь и мы обязательно снова увидимся, но и эти слова отчего-то растаяли, едва родившись в сознании. Меня переполняли одновременно благодарность и покой, мне хотелось как-то сказать об этом Эспере и попросить непременно передать мои слова Анне и ее соседке, но в то же время я откуда-то знал, что говорить не нужно. Нельзя. Нужно просто чувствовать.
Пройдя пару десятков шагов, я увидел впереди знакомые очертания домов и купола местной церкви. Поселок оказался даже ближе, чем я предполагал. Пока я добрел до своего дома, я изрядно устал, сердце колотилось в горле, по спине и груди струился пот. Что же это такое? Там, в деревне, я часами ходил пешком и нисколечко не уставал, напротив, чувствовал себя с каждым днем все лучше и лучше. А здесь... Черт знает что! То ли воздух здесь другой, более задымленный, и легким не хватает кислорода, то ли и в самом деле в деревне своя особая аура, при которой и дышится легче, и спится крепче, и настроение поднимается.
Едва войдя в дом, я немедленно залез в аптечку, о которой ни разу не вспомнил, пока находился в деревне, выпил лекарство, принял душ и прилег на кровать поверх покрывала. Кажется, давление подскочило. Жарко, душно. И левая рука так знакомо немеет... Я устал. Я ужасно устал. Надо выключиться и поспать, мне нужен отдых, длительный и полноценный отдых.
Этот отдых почему-то представился мне в виде глубокого прохладного ночного озера. Я мысленно зажмурился и нырнул в его темные манящие воды, мгновенно остудившие мое горящее тело. Мне стало так хорошо и спокойно! Я заснул, и последней мыслью моей было: "Я абсолютно счастлив".
Не знаю, сколько я проспал, но проснулся я с ощущением необыкновенной, доселе никогда не испытываемой легкости и радости. Направился в кухню, чтобы выпить чаю, нажал кнопку на электрическом чайнике и вышел на крыльцо с намерением забрать почту из ящика. Несколько писем и ворох газет, накопившихся за время моего отсутствия. Я приготовил себе чай с шиповником и уселся за столом с намерением просмотреть прессу.
Но что это? Моя фотография. Почему-то в черной рамке. Некролог... Я умер.
Я умер. Меня больше нет.
Так вот оно что... Теперь все встало на свои места. Все мгновенно стало ясным, четким и логичным. Мария - это Жизнь. Старая, мудрая, бесконечная, любящая и благодарная, умеющая радоваться всему живому. Полная сил и энергии. Анна - Смерть. Холодная, одинокая, не имеющая права на любовь. Ее дети - это ее орудия. Грустная и подавленная Лаки - смерть в результате самоубийства, агрессивный Буллит - смерть от чужого насилия, Акси - несчастный случай, Эспера - болезнь. Меня провожала Эспера...
Спасибо тебе, господи, за то, что ты послал мне легкую смерть, что я не мучился, не страдал. Спасибо тебе за то, что в последний миг своей жизни я испытал ощущение абсолютного счастья и покоя. Теперь я знал, что именно я сделал в деревне, какое дело завершил. Я научился любить и благодарить Жизнь и подружился со Смертью. Я перестал сторониться Анны и в то же время перестал испытывать странную, необъяснимую тягу к ней. Я больше не испытывал к ней ни страха, ни вожделения. Я принял Анну-Смерть такой, какая она есть, я проникся искренним теплом и расположением к ней, я сидел с ней и с Марией за одним столом, разговаривал с ними, смеялся и был счастлив. Я сделал самое главное: сбалансировал свои отношения с Жизнью и Смертью, с Марией и Анной, принял их обеих и полюбил, и за это мне была послана легкая, быстрая и счастливая кончина.
Вот почему меня мучили сомнения, когда я шел к Анне и Марии прощаться. Разве можно окончательно прощаться с Жизнью? Мария делает все, что в ее силах, чтобы оставить тебя на этом свете, а ты, неблагодарный, собираешься сказать ей: "Хватит, отстань, уйди, я не хочу тебя больше видеть!" И разве можно навсегда прощаться со Смертью? Она сама знает, когда назначено ваше следующее свидание, и придет на него независимо от твоих планов и желаний. Ты не можешь сказать ей "прощай", не в твоей воле уйти от нее и больше не возвращаться, ты можешь только произнести: "Я с благодарностью жду тебя и готов к встрече, когда бы ты ни пришла". Вот почему я испытал облегчение и чувство "правильности", когда свернул с пути, ведущего к дому Анны и Марии, и отправился вслед за Эсперой в поселок.
Теперь все правильно. Теперь все сходится.
Спасибо тебе, Мария. Спасибо тебе, Эспера. Спасибо тебе, Анна. Я всех вас люблю и всем вам благодарен.
ГЛАВА 18
Этот день оказался таким длинным! Весь вечер и часть ночи Елена просидела за моим компьютером, изучая записанные в него материалы о всевозможных нарушениях и преступлениях, совершаемых работниками МВД от самых низших до самых высоких чинов, а я устроился рядом и от руки в блокноте дописывал последние эпизоды книги.
- Не нравится мне все это, - наконец сказала она, выключив ноутбук.
- Что именно? - уточнил я. - То, что в твоей любимой ментовке развелось такое количество дряни?
- Не в этом дело. Про дрянь я уже давно знаю, меня этим не удивишь. С самими материалами что-то не так. Не знаю что, просто ощущение такое. Наверное, я устала. Надо поспать, пусть голова отдохнет. Будем надеяться, что к утру прояснится. Ты голоден?
- Очень, - я виновато улыбнулся. - Но мне еще чуть-чуть осталось, не хочется бросать...
- Доделывай, а я пока что-нибудь приготовлю, поедим и будем укладываться. Уже третий час ночи.
Засыпал я, крепко обхватив Елену обеими руками и прижимая ее к себе, как ребенок - любимую игрушку.
Утром мне волей-неволей пришлось включаться в рабочий режим. Уже в девять часов к Елене пришел первый посетитель, для работы с ним ей нужна была тишина и полное отсутствие помех, поэтому я взял ноутбук и принялся вить трудовое гнездо. В гостиной Елена работала, предварительно поставив посреди комнаты раскладной массажный стол, в спальне не было ничего, кроме кровати и шкафов, так что ни поставить компьютер, ни присесть самому было некуда. Оставалась кухня, где я и обосновался вместе со своей компьютерной машинкой, блокнотом, полулитровой кружкой чая и глубокой тарелкой, доверху наполненной крохотными шоколадными вафельками - моим любимым лакомством, которым я, не жалея денег, от души запасся на две недели вперед.
В одиннадцать посетитель ушел, и тут же тренькнул звонок - явился следующий жаждущий исцеления. Я выглянул из кухни и негромко позвал Елену.
- У тебя есть вторые ключи от квартиры? - спросил я.
- Есть. Висят в прихожей на крючке. Когда будешь уходить на свидание с журналисткой, возьми их, чтобы мне не отрываться и не закрывать за тобой дверь. Ты хочешь пригласить меня на обед?
- Лялька! Ты не перестаешь меня удивлять. Может, ты и в самом деле мысли читаешь?
- Дурачок, - она поцеловала меня. - Ты же сам вчера сказал, что я знаю тебя как облупленного. Хорошо, я приду, когда освобожусь.
- А когда ты освободишься?
- В час. У тебя встреча назначена на двенадцать? Ну вот, до часу ты с ней пообщаешься, а в начале второго я приду в кафе, и мы пообедаем. Или ты имел в виду что-нибудь поприличнее, чем наша кафешка?
- Это как ты захочешь. Можем прямо там поесть, а можем перейти через дорогу и закатить пир в ресторане. Помнится, там была очень неплохая кухня.
Елена ушла заниматься со своим посетителем, а может, это была посетительница, я не видел. Без десяти двенадцать я на цыпочках вышел в прихожую, обулся, натянул куртку, взял ключи и вышел из квартиры. Кафе, где я договорился встретиться с Воробышком, находилось в соседнем доме, и ровно в полдень я подошел к столику, за которым сидела худенькая коротко стриженная девушка. На столе перед ней лежали листки с записями и диктофон, а также стояла наполовину опустошенная чашка с кофе, из чего стало понятно, что пришла она отнюдь не две минуты назад. То ли время не рассчитала и приехала раньше, то ли... Нервничает, готовится к трудному разговору? С чего бы это?
- Здравствуйте, Лада, - если предположить, что я умею обворожительно улыбаться, то я именно это и сделал. - Рад вас снова видеть.
- Добрый день, Андрей Михайлович, спасибо, что согласились уделить мне время.
А голосишко-то у Воробышка напряженный, звенит как натянутая струна, того и гляди лопнет. Что-то с тобой не так, птенчик мой.
Я заказал себе кофе и пирожное и уставился на Ладу невинными глазами.
- Итак, Лада Ланская, я вас внимательно слушаю. О чем будем говорить?
- О вас, - она опустила глаза и принялась искать на столе что-то, вероятно, очень нужное, без чего она ну просто жить не может. И не сможет, пока не найдет, потому что по какой-то причине боится смотреть мне в глаза. Нашла. Это оказалась зажигалка. Лада закурила, и пальцы у нее дрожали так, что впору было заподозрить тяжкое похмелье.
- Ну, обо мне - так обо мне, - великодушно согласился я. Давайте. Только не надо так нервничать, я не кусаюсь.
По ее лицу промелькнул ужас, но, надо отдать ей должное, Воробышек быстро взяла себя в руки. Вернее, в лапки. Или в крылышки.
- Андрей Михайлович, в том издании, которое я представляю, очень заинтересовались вашей новой книгой, отрывки из которой вы летом передавали для публикации. Она совершенно не похожа на то, что вы писали раньше, и можно сделать вывод, что в вашем мировоззрении произошел некий перелом... В вашей жизни произошли какие-то события, которые заставили вас обратиться к духовному... к эзотерическому... вы смотрите внутрь себя...
Она начала гладко, было видно, что заранее подготовилась, может, даже написала вводные фразы, но потом начала сбиваться и путаться в словах, обрывая фразы на середине.
- Лада, - я бесцеремонно прервал ее, - чего вы так боитесь? Я же вам сказал, что не кусаюсь. Или вы боитесь не меня? Вам поручили материал, который кажется вам слишком сложным, и вы опасаетесь, что ничего не поймете из того, что я вам буду говорить?