Фантом. Последние штрихи — страница 50 из 81

«Фезерс». Думаю, я подозревал о существовании подобных мест, хотя никогда о них не задумывался. Неудивительно. Толстосумам нужно где-нибудь придаваться шалостям, и «Фезерс» – одна из их песочниц. Там не происходило ничего из ряда вон, просто атмосфера впечатляла. Когда Нордхэген рассказал, что в нем состоит меньше тысячи членов, он подразумевал, что это скорее тайное общество, чем частный клуб. Я решил, что таким образом Нордхэген хочет показать свою важность, и подозревал, что правда более реалистична. Клуб клубу рознь, как он сам сказал мне. Нет никаких сомнений в том, что маленький доктор хотел произвести на меня впечатление и показать, что он не просто гуляка, но еще и важная шишка.

Почему? Этот вопрос возникал у меня каждый раз, как только я перестал думать об удовольствиях, предоставляемых в «Фезерс». Он не был похож на фею-крестную, и я понимал, что он не имеет на меня виды романтического характера. Я смутно помню, как в нашу первую встречу дал Нордхэгену ясно понять, что со мной ловить нечего. Поэтому, возможно он и был тем, кем казался – одиноким старым чудаком, у которого почти не было друзей. Да, у него водились деньги, но он жил сам по себе. Кто знает, может у него такое хобби – знакомиться с кем-нибудь ради компании и приятной беседы. Если это действительно так, то скоро я ему надоем. Если уже не надоел.

Чувство вины – побочный эффект от пьянства, и мне снова казалось, что я расстался с Нордхэгеном на не слишком хорошей ноте. Возможно, я выглядел глупо, когда торжественно объявил той девушке в гроте: «Тогда ты свободна». Она выглядела разочарованной, а Нордхэген лишь грустно улыбнулся. Девушка нырнула в бассейн и уплыла. Ладно, может, мой ответ на их шутку был не идеальным, но они слишком серьезно к нему отнеслись. А чего они ожидали? Правда рассчитывали, что я поверю в эту чушь о возможности обладать этой девушкой, владеть ей и делать с ней все, что пожелаю? Готов признать, тогда слова старика звучали вполне убедительно, но сейчас, этим прохладным утром, все это казалось просто глупым. Однако я не смог им подыграть, и, возможно, эта ошибка будет стоить мне компании Нордхэгена.

Хотя я не уверен, что сильно расстроюсь. Я запомнил странные нотки в его голосе, когда девушка загорелась – маниакальное шипение. И когда я взглянул на него несколько секунд спустя, то увидел выражение его лица: широко открытые глаза, слегка безумный взгляд. Пожалуй, пора прекращать общение с ним. После ухода девушки наш диалог стал натянутым, отрывочным и усталым, совсем утратил связность. Мы выпили еще, но как будто занимали две отдельные безмолвные ниши этого потрясающего грота. Наконец я поднялся, поблагодарил Нордхэгена за чудесно проведенное время, оделся и вышел на улицу. Никакого «до скорой встречи».

Когда я дошел до мемориала принца Альберта, то уже убедил себя в том, что такому человеку, как Нордхэген, никогда не будет со мной интересно. Может, я просто был слеп. Может, он надеялся, что мы с девушкой-метиской предадимся дикому сексу, а у него будет место в первом ряду. До этого почти дошло, и меня все больше забавляло, что ночь ничем подобным не закончилась. Я отклонил его предложение, но почему?

Оставшийся путь до дома я проделал на такси. Поднявшись на свой этаж, услышал Эйлин Фортегилл за дверью ее квартиры. Я поспешил в собственное жилище – мне не хотелось ни с кем встречаться. Выражение лица таксиста красноречиво свидетельствовало о том, как я выгляжу.

Оказавшись в квартире, я запер за собой дверь, разделся и рухнул на кровать. Как только я принял горизонтальное положение, моя голова закружилась, медленно, но без остановки. Впереди был долгий день, и я надеялся, что проведу его в бессознательном состоянии. Хватит с меня Роджера Нордхэгена, исправителя носов из района Мейфэр. Что-то в нем меня беспокоило. Не могу сказать, что именно, но мое впечатление о нем было чем-то омрачено. Возможно, он слишком эксцентричный.

Я не хотел думать о «Фезерс», этой песочнице для избранных, и был готов вернуться к собственной жизни.

Три или четыре дня спустя я пришел в себя. Я вернулся к привычной рутине – ужинал в ресторанах, ходил в кино или театр, посещал новые пабы и продолжал исследовать Лондон. Мой режим не изменился; я по-прежнему вел ночной образ жизни в Вест-Энде. Но что-то было не так, что-то на задворках моего сознания требовало внимания. Когда я задумался об этом, то сидел в баре клуба «Ронни Скотте», ожидая второго отделения концерта Зута Симса.[17]

На самом деле я скучал по тому парню. Возможно «скучал» – не очень подходящее слово, но я сожалел, что контакты между нами прекратились. Он – единственный мой знакомый в Лондоне, не считая старой девы по соседству. Я пытался дать словесный портрет Нордхэгена, чтобы вспомнить, как он выглядит. Хотя прошло всего несколько дней, его образ в моей голове затуманился. Дружелюбный, щедрый, веселый. Но без теплоты. Умный и наблюдательный, всегда готов поделиться своими наблюдениями о вас. Но не о себе. Вот и все, я наконец понял: я еще не разгадал загадку, и этой загадкой был Роджер Нордхэген. Я скучал не по маленькому доктору, приятелю и коллеге, я скучал по загадочному Нордхэгену – странной, эксцентричной личности, скрывавшейся за очаровательным фасадом.

Теперь я задумался, правильно ли я поступил, когда решил забыть о нем. Мог ли я это сделать? После той ночи в «Фезерс» моим прогулкам по Лондону чего-то не хватало. Что-то шло не так, и мне показалось, что я слишком поспешно отказался от общения с Роджером Нордхэгеном.

На эту ситуацию можно взглянуть с разных сторон. По крайней мере, я должен угостить его ужином в ответ, хотя бы из простой вежливости. Я не намеревался снова воспользоваться его щедростью, и решил по возможности ему отплатить. Также в этом решении был и корыстный элемент. Нордхэген все еще являлся моим единственным пропуском в лондонские места, в которые без него я попасть не мог. Когда Зут вернулся на сцену, я пришел к выводу, что компания маленького доктора предпочтительнее, чем посещение ресторанов и баров в одиночестве. Особенно учитывая тот факт, что я уже побывал в большинстве приличных заведений Вест-Энда.

«Приватная» сторона лондонской ночной жизни все еще мне импонировала, и перед ней сложно было устоять. Я успел лишь мельком взглянуть на нее с Нордхэгеном, и видел не все, далеко не все. Дело не только в «Фезерс», хотя я бы не отказался побывать там еще и на этот раз, возможно, не отверг бы евразийскую красавицу, если бы мне снова ее предложили. Меня беспокоило то, что я упускаю какую-то важную сторону Лондона. И чем больше я об этом размышлял, тем больше меня это беспокоило. Мое время здесь ограничено, и я хотел использовать его по максимуму. Возможно, встреча с Нордхэгеном – всего лишь поворот судьбы. Быть может, мы познакомились, потому что этому суждено было произойти, и он мой ключ от города. Было бы ошибкой отказаться от такой возможности, тем более, что никакой замены ему нет. Ведь конечная моя цель – именно Лондон, а не Нордхэген.

Я решил связаться с маленьким доктором, хотя на подготовку к этому заданию у меня ушло еще несколько дней. Не знаю, почему. Как только я принял это решение, на меня напал странный паралич. Я не мог поднять телефонную трубку и позвонить ему. Я хотел это сделать, но как только протягивал руку к трубке, начинал колебаться, чувствовал себя неловко и нервничал. Я был уверен, что покажусь ему дураком, или приспособленцем, или он мне не поверит.

Однажды я прогуливался мимо «Фезерс» по Парк-стрит, потом по Маунт-стрит и оказался на Миллингтон-лейн. Не знаю как, но я догадался, что клиника Нордхэгена находится за блестящей черной дверью в дальнем конце здания. У него был припаркован массивный «Даймлер». Через несколько секунд из черной двери вышел мужчина средних лет, сел в машину и проехал мимо меня. Кто бы он ни был, ему недоставало пары подбородков, поэтому я решил, что он точно вышел от Нордхэгена. Потом меня пронзила мысль, что я стою в начале улицы и трушу, как какой-то прыщавый подросток. Я почувствовал себя глупо, мне стало стыдно. Я поспешил прочь и шел, пока не убедился, что между мной и Маунт-стрит не меньше полутора километров. Затем я зашел в тихий паб и прогнал мысли несколькими пинтами пива.

Конечно, позже я опять размышлял об этом. Нордхэген околдовал меня, сказал я себе, но он по-прежнему казался загадочной фигурой. Скорее всего, я провел в Лондоне достаточно времени и начал чувствовать себя немного одиноким. Может, все дело в этом – в накопившейся эмоциональной усталости из-за одиночества. У меня не было никакого желания звонить Оуэну Флаэрти. Не хотелось сближаться с Эйлин Фотергилл. Можно было пойти на дискотеку и подцепить там девушку, но я не занимался этим уже несколько лет, со времен колледжа, и сомневался, что в этом направлении стоит двигаться. Я всегда ненавидел ритуал знакомства с женщинами – приходится их обманывать, хотя они делают то же самое, а потом, практически всегда, оба вы выясняете, насколько неинтересны друг другу.

Таким образом Нордхэген оставался моим единственным знакомым в Лондоне, с которым мне хотелось общаться. Может, я и ошибался, но мне удалось убедить себя в том, что в этом нет ничего страшного. Он всего лишь одинокий старик, которому нужна компания, и я могу ему ее предложить. В качестве благодарности он может стать моим проводником в невидимый мир Лондона.

Намного позже я понял, что все эти мои размышления являлись сложным защитным механизмом, который я пытался использовать против самого себя. У меня почти получилось.

– Простите, я не мог позвонить раньше, чтобы поблагодарить вас за чудесную ночь, – сказал я, когда наконец до него дозвонился.

– Ничего страшного, – ответил Нордхэген. – Рад, что вам понравилось.

– Ужин был превосходным. И посещение «Фезерс», – добавил я быстро. – Замечательное место.

– Правда?

Его голос звучал дружелюбно, но мне казалось, он ждет, что я сделаю первый шаг. Я предложил ему сходить вместе куда-нибудь выпить. Я решил посмотреть, как он это воспримет, прежде чем приглашать его на ужин.