Лина спала в кресле. На столе рядом с ней стоял будильник, и я увидел, что он сработает через пятнадцать минут. Было не по себе от ярости и страха. Хотелось разбить будильник о стену и наорать на Лину. Но потом я заметил, что на улице светло. Время на часах показывало три пятнадцать. Я проспал почти двенадцать часов. Неудивительно, что она заснула. Ей и следовало меня разбудить. Хорошо, что она не забыла поставить будильник. Ярость отпустила, но страх остался. Уже второй раз наш план оказался под угрозой, еще более серьезной. Я не хотел выговаривать Лине, чтобы не расстраивать ее, но нам следовало тщательнее согласовывать наше расписание.
Зазвонил телефон, и я воскликнул от удивления. Через несколько секунд раздалась оглушительная имитация звона Биг-Бена. Кто-то нажал на кнопку дверного звонка.
– Я открою, – сказала Лина, которая сразу же проснулась. – Не отвечай на телефон. – Она поспешила из комнаты.
Я не мог вынести звук телефонного звонка, поэтому выбежал из спальни, закрыв за собой дверь. Вошел в ванную комнату и посмотрел на Нордхэгена. Очнись, думал я, давай, очнись сейчас же. Я сжал руки в кулаки. Нордхэгену повезло, что он был в отключке. Если бы он открыл глаза прямо сейчас, я бы раскроил его череп о смеситель.
– Всего лишь почтальон, – сказала Лина, сонно улыбаясь. – Принес пару посылок с образцами лекарств. Роджер постоянно их получает.
– Может, нам следовало ответить на телефон?
– Нет, ничего страшного. Но если он опять зазвонит, я сниму трубку. Меня они знают, а тебя нет.
– Кто они?
– Не важно, – сказала Лина. – Знакомые. У Роджера много знакомых, и они постоянно приглашают его то на обед, то на какие-то мероприятия. Не волнуйся, я разберусь.
– Думал, он не участвует в светской жизни.
– Так и есть. По крайней мере, не часто. Вернее, очень редко. Таким образом ему удавалось поддерживать социальные контакты, одновременно создавая образ труднодоступного, загадочного человека.
– Умно, – сказал я.
– Он очень умный. Все привыкли, что он редко присутствует на светских мероприятиях. Я поддерживала его образ. Это шло на пользу бизнесу. Некоторые клиенты выбирали его не только из-за квалификации, но и из-за таинственности.
– И нам это тоже на пользу.
Наконец сработал будильник. Лина успела выключить его до того, как я разбил проклятую штуковину о стену. Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись, как дети, которым удалось избежать наказания за шалость. Лина подошла ко мне, и мы обнялись. Я знал, что еще ничего не кончено, но ситуация под нашим контролем.
– Ты уверена, что ему больше некому звонить? У него нет близких друзей?
– Нет, за все время нашего знакомства друзья с ним не связывались.
– А как долго вы знакомы?
– Достаточно, чтобы узнать, что друзей у него нет.
– Хорошо. Я дал ему снотворное несколько минут назад. Какое-то время он нас не побеспокоит.
Мы пошли в свободную спальню. Я еще не оделся. Лина разделась. Мы залезли под одеяло, поцеловались и обнялись. Секс нам сейчас был не нужен. Мы просто делились друг с другом теплом и провели около часа в сонном, расслабленном состоянии.
Худшее позади, пытался убедить себя я. Что бы ни произошло в будущем, оно не сравнится с тем, через что я прошел, когда избавлялся от трупов в погребе. Когда придет час разделаться с Нордхэгеном, это будет так же легко, как прихлопнуть комара.
– Присмотри за ним, – сказал я Лине перед тем, как пойти вниз. – Проверяй не только, спит ли он, но и дышит ли. Меня беспокоит, что из-за снотворного у него может начаться рвота и он может ею захлебнуться.
Эта мысль меня сильно беспокоила, поэтому в погребе я отрезал кусок от пластиковой трубки, отнес его Лине и объяснил, как им пользоваться в экстренном случае. Я боялся, что, пока она сбегает за мной, драгоценное время будет упущено.
На следующей стадии плана требовалось много физического труда. Я должен был разобрать сложную конструкцию Нордхэгена: стол, ящики, консоль, систему жизнеобеспечения. Начал я с ящиков. Это была медленная, изматывающая работа, а после месяцев ночных попоек я был не в лучшей физической форме. Приходилось часто делать паузы, чтобы перевести дух. Вскоре вся моя одежда промокла от пота. Из погреба на крышу здания вела вентиляционная шахта, и я подумывал, не поджечь ли мне деревянную конструкцию. Она сгорит, и огонь не пойдет дальше каменного подвала. В итоге я решил этого не делать. На улицах Мейфэра было многолюдно в любое время суток, и дым, идущий из трубы на крыше дома, привлек бы внимание.
Поэтому я стучал молотком, пилил и опять стучал молотком. Самым сложным было разобрать места стыков, соединенных болтами. К счастью, их имелось немного. Я пытался развинтить болты вручную, но пальцы свело судорогой. Пришлось пилить вокруг них. Доски получались причудливой формы, но я надеялся, что никто не будет внимательно к ним присматриваться.
Гора досок росла. Сначала мне казалось, что работы меньше не становится, но наконец я достиг критической массы и поверил в то, что смогу ее закончить. С этого момента стало легче. Циркулярная пила, с помощью которой Нордхэген собрал эту чудовищную конструкцию, теперь помогала мне ее разбирать. Не так тяжело, как разбирать египетскую пирамиду камень за камнем, убеждал я себя, хотя мне казалась, что моя работа мало чем отличалась. Если кто-то спросит о большой куче досок в погребе, Лина ответит, что ей о ней ничего неизвестно. Возможно, Роджер собирался что-то построить, а может, доски остались от перестройки конюшни. Какая разница? В разобранном состоянии зловещее сооружение превратилось в гору дерева.
Другое дело – электроника и сантехника. Металлические детали отправились в яму с известью. Туда же последовало дорогостоящее медицинское оборудование и мониторы, которые не нужны были в кабинете косметического хирурга. Остальное – трубы, насосы, капельницы – я разобрал, прочистил и сложил в пустом аптечном пункте. Оставались только стеклянные дверцы от ящиков. Сначала я хотел оставить их рядом с кучей досок, но они могли показаться подозрительными, было бы сложно объяснить их назначение. В конце концов я отнес их в крипту, разбил там с помощью молотка и сбросил осколки в яму. Последний кусок стекла предательски отказывался тонуть в извести, поэтому пришлось попотеть, пока он наконец не пошел ко дну.
Я подмел пол в погребе. Затем решил сложить доски заново, чтобы их вид возбуждал меньше вопросов. Потом сделал это еще раз. Но их было слишком много, поэтому мне пришлось сдаться. Теперь камера ужасов выглядела относительно невинно. Киноэкран, бар, стереосистема, доски, инструменты, различное медицинское оборудование в кладовой – все это не вызывало никаких подозрений. Незаконченная комната отдыха? Да, вполне разумное объяснение.
Я просидел в погребе еще час и убедил себя в том, что теперь он выглядит нормально. Но мне слишком хорошо было знакомо это помещение, и его кошмарное прошлое еще жило в памяти. Казалось, его стены кричат об отвратительных ужасах, которым они стали свидетелям. Мне пришлось отвести Лину вниз, увидеть ее улыбку и услышать, как она сказала: «Даже не верится», прежде чем я поверил в то, что у меня получилось. Она обняла меня, и я испытал странное чувство гордости. Мне показалось, я стал чище, словно, разобрав кошмар Нордхэгена до последнего винтика, искупил часть вины.
– Что будешь делать с ямой в крипте?
– Не знаю.
Теперь эта яма представляла собой единственную проблему. Можно сколотить крышку из досок и залить ее цементом, чтобы она оказалась на одном уровне с полом. Но свежий цемент будет выделяться в центре старинного каменного пола, как бы я ни пытался замаскировать его пылью и грязью. Что вызовет больше подозрений у потенциальной ищейки – участок, недавно залитый цементом, или открытая яма с негашеной известью? Мы решили, что новый цемент всегда навевает мысли о захороненных под ним телах. Мы поместили над ямой пару деревянных рам и накрыли их листом фанеры. Теперь яма выглядела «безобидно», и никто не подумает, что мы что-то в ней скрываем.
Прежде чем накрыть яму, я решил обследовать ее с помощью швабры. Так ничего и не нащупав, выбросил швабру туда же. Мне начинала нравиться эта дыра в прошлое. Без нее у нас с Линой было бы меньше пространства для маневра.
Вся работа по уничтожению королевства Нордхэгена завершилась в пять этапов с перерывами на еду и сон. Я потерял счет времени и чувствовал, будто ползу по темному тоннелю в надежде, что он куда-нибудь меня выведет. Нордхэген прибывал в искусственной коме и больше не доставлял никаких проблем. Но я знал, что у нас кончается время. Старик еще был жив, но его состояние ухудшалось. Цвет его кожи стал мертвеннобледным, дыхание ослабло. Было очевидно, что диета и снотворное, прописанные нами, не идут на пользу его и без того нездоровому организму.
Когда с погребом было покончено, у меня появились неожиданные сомнения. Раньше я думал, что с легкостью убью Нордхэгена, но теперь сомневался. Действительно ли необходима его смерть? Может, лучше привести его в чувство и объяснить ситуацию таким образом, чтобы он с ней смирился? Все зависит от Лины. Я – новенький, предатель, которого легко вышвырнуть вон. Но если Лина дорога Нордхэгену, сможет ли она его успокоить? Или ее предательство ранит его сильнее, чем мое, и он придет в ярость?
Мне не хотелось думать о Нордхэгене как о живом, активном враге. Без его королевства у него останемся только мы, и именно на нас он сосредоточит то, что осталось от его извращенного сознания. Не было причин на то, чтобы продлевать жизнь этого человека. Его надо убрать. Ему пора вернуть билет Создателю.
Мы подождали полтора дня, пока не наступила пятница, потом позволили сознанию Нордхэгена проясниться до полубессознательного. Его трясло, и на лице отразились муки адской головной боли. В полдень мы надели хирургические перчатки и начали поить его виски. Первоклассным односолодовым. Видимо, его желудок не был готов к таким потрясениям. Он постоянно кашлял и стонал, но мы продолжали вливать в него напиток. Он поскуливал между глотками. Когда он отказался открывать рот, я сходил на кухню за воронкой и вставил ее ему между зубов, пару раз отвесив пощечину. Потом наполнил воронку виски и зажал ему нос. Немного жидкости вытекло из уголков его губ, но основную порцию он проглотил. Такой метод оказался очень эффективным. Когда алкоголь завладел им, он перестал сопротивляться. Я убрал воронку, и он стал пить самостоятельно. От нас требовалось только наполнять его бокал и следить, чтобы он не тратил время зря. Надо было влить в него как можно больше алкоголя за короткий срок.