С чувством огромного облегчения он набрал номер расположенного в Дагвее, штат Юта, штаба бригады гражданской обороны отдела бактериологической защиты.
Лизе понравился Горди Брогэн.
Поначалу он показался ей мрачным, замкнутым и как бы излучающим вокруг себя угрозу. Он был очень крупного телосложения, и руки у него были такие большие, что он казался чудовищем из фильмов о Франкенштейне. Правда, лицо у него было довольно приятное и красивое, но когда он хмурился – даже если он при этом не сердился, а просто бывал обеспокоен или напряженно думал о чем-то, – то брови его сходились на переносице, придавая лицу свирепое выражение, совершенно черные глаза становились еще темнее, чем обычно, и он казался самим воплощением рока.
Улыбка совершенно меняла его, и это было просто поразительно. Когда Горди улыбался, всем немедленно становилось ясно, что вот именно сейчас, в этот самый момент они и видят перед собой настоящего Горди Брогэна. А тот, другой Горди – каким он представлялся, когда он хмурился или не улыбался, – был всего лишь плодом воображения. Его теплая и широкая улыбка сразу же делала заметными и доброту, которой светились его глаза, и мягкие изгибы его широких бровей.
Тем, кто узнавал его получше, он начинал казаться большим щенком, которому страшно хочется, чтобы его все любили. Он принадлежал к числу очень немногих взрослых, кто умеет говорить с детьми, не испытывая при этом смущения или застенчивости, не снисходя до них, без покровительственных поз и интонаций. Способностью общаться с детьми он был наделен ничуть не меньше, чем Дженни. И он сохранил способность смеяться даже в том положении, в котором они все сейчас очутились.
Пока они занимались тем, что резали консервированное мясо, хлеб, сыр, раскладывали пирожки и фрукты, варили кофе и накрывали на стол, Лиза сказала:
– Вы мне кажетесь совершенно не похожим на полицейского. Ничуточки не коп.[8]
– Вот как? – проговорил Горди. – А как должен выглядеть настоящий коп?
– Ой, я сказала что-нибудь не то? Разве «коп» обидное слово?
– В некоторых местах его считают обидным. В тюрьме, например.
Лиза сама удивилась, что после всего, что случилось сегодня вечером, она еще могла смеяться.
– Нет, правда? – проговорила она. – А как вы предпочитаете, чтобы вас называли? Полицейским?
– Не важно как. Я помощник шерифа, полицейский, коп. Называйте, как вам больше нравится. Главное, что я вам кажусь не соответствующим этой роли.
– Нет, внешне-то вы похожи, – сказала Лиза. – Особенно когда хмуритесь. Но вы не кажетесь полицейским.
– А кем же я вам кажусь?
– Дайте подумать. – Она уже увлеклась этой игрой, позволявшей ей на время позабыть о творящемся вокруг кошмаре. – Вы мне кажетесь похожим… скорее на… молодого священника.
– Я?!
– Ну, вы бы великолепно смотрелись в церкви, на кафедре, когда произносили бы зажигательную проповедь. И я очень хорошо представляю себе, как вы могли бы сидеть в своем приходе, с доброй, сочувственной улыбкой на лице, и выслушивать людей, приходящих к вам поделиться своими проблемами.
– Я священник! – повторил он, явно пораженный. – С таким воображением вам надо будет стать писательницей, когда вырастете.
– Нет, думаю, я стану врачом, как Дженни. Врач может сделать столько хорошего. – Она помолчала. – Знаете, почему вы мне кажетесь не похожим на копа? Потому что я не могу себе представить, как бы вы смогли воспользоваться вот этим. – Она показала рукой на его револьвер. – Я не могу представить вас в кого-нибудь стреляющим. Даже если тот человек будет заслуживать, чтобы в него выстрелили.
Ее удивило и немного напугало выражение, появившееся на лице Горди Брогэна. Он был явно потрясен.
Но прежде чем она успела спросить, что его так поразило, свет в комнате задрожал, погас на мгновение, зажегся снова.
Она подняла голову и посмотрела вверх.
Свет снова мигнул. Потом еще раз и еще.
Она взглянула на окна, что выходили на проезжую часть. Уличные фонари тоже мигали.
«Господи, только не это, – подумала она. – Господи, ну пожалуйста, не надо. Сделай так, чтобы мы не оказались снова в темноте. Пожалуйста, ну пожалуйста!»
Свет погас.
Глава 15Видение в окне
Брайс Хэммонд переговорил с дежурным офицером, который был в этот поздний час у круглосуточного телефона в штаб-квартире БГО ОБЗ в Дагвее, штат Юта. Ему не пришлось долго объясняться, прежде чем дежурный перевел разговор на домашний телефон генерала Гэйлена Копперфилда. Копперфилд внимательно все выслушал, но почти ничего не сказал в ответ. Брайсу хотелось узнать, считает ли генерал вообще возможным и вероятным, чтобы весь Сноуфилд погиб и исчез под воздействием какого-то химического или биологического реагента. Копперфилд ответил: «Да». Но, кроме этого, он не захотел говорить ничего. Он предупредил Брайса, что они разговаривают по открытой телефонной линии, и неопределенно, но жестко напомнил ему о существовании таких вещей, как секретная информация и допуски к ней. Выслушав самое главное, он оборвал Брайса, когда тот заговорил о некоторых подробностях, причем довольно грубо, и заявил, что все остальное они обсудят при личной встрече. «Того, что я услышал, мне достаточно. Я уверен, что это представляет интерес для моей организации». Он пообещал, что к утру или чуть позже пришлет в Сноуфилд передвижную лабораторию и бригаду специалистов.
В тот момент, когда Брайс уже клал трубку, свет начал мерцать, потускнел, снова замигал, стал слабеть – и потух.
Он на ощупь отыскал на столе, за которым сидел, электрический фонарь, схватил его и включил.
Сегодня, когда они снова вернулись в участок, им удалось отыскать здесь еще два полицейских фонаря на длинных рукоятках. Один из этих фонарей взял Горди, другой – доктор Пэйдж. Сейчас они тоже одновременно включили свои фонари, и несколько сильных лучей прорезали в разных направлениях наступившую темноту.
Они заранее договорились о том, как действовать и какого плана придерживаться в случае, если освещение в городке снова погаснет. И теперь, в соответствии с выработанным планом, все сошлись в центре комнаты, встав подальше от дверей и окон, и образовали круг, повернувшись спинами внутрь его, а лицами наружу – так они могли больше видеть и лучше защищать друг друга.
Все молчали и напряженно вслушивались.
Слева от Брайса, ссутулившись и вобрав голову в узкие плечики, стояла Лиза Пэйдж.
Справа от Брайса был Тал Уитмен. Он беззвучно скалился, как будто собирался зарычать, и старался разглядеть то, что скрывалось в темноте, за пределами, которые очерчивал расходящийся конусом луч фонаря.
Тал и Брайс держали свои револьверы на изготовку.
Эти трое стояли лицом к задней части комнаты. Четверо других – доктор Пэйдж, Горди, Фрэнк и Стю – оказались лицом к окнам.
Брайс водил лучом фонаря во все стороны, потому что в возникавшей при этом игре теней самые невинные предметы вдруг начинали казаться угрожающими. Но среди ставших уже привычными вещей и мебели не было видно ничего подозрительного.
Стояла полная тишина.
В задней стене комнаты, ближе к правому ее углу, располагались две двери. Одна вела в коридор, по сторонам которого находились три камеры для содержания арестованных. Они еще раньше осмотрели эту часть здания: камеры для задержанных, комната для проведения допросов и два умывальника, занимавшие в общей сложности половину первого этажа, были пусты. Вторая дверь вела наверх, в квартиру помощника шерифа, – и там тоже никого не было. Тем не менее Брайс все время направлял луч своего фонаря то на одну, то на другую дверь: они вызывали у него чувство беспокойства.
Где-то в темноте что-то сильно, но глухо стукнуло.
– Что это? – спросил Уоргл.
– Оно было вон с той стороны, – сказал Горди.
– Нет, с этой, – возразила Лиза Пэйдж.
– Тихо! – резко скомандовал Брайс.
Тук… тук-тук.
Звуки напоминали мягкие удары. Словно уронили подушку на пол.
Брайс быстро поводил вправо-влево лучом фонаря.
Тал сопровождал луч движениями своего револьвера.
«Что мы будем делать, если свет не зажжется всю ночь? – подумал Брайс. – И что делать, когда рано или поздно сядут батарейки фонарей? Что произойдет тогда?»
Он не боялся темноты уже давным-давно, с тех пор как перестал быть маленьким ребенком. Сейчас он ясно вспомнил, что́ иногда испытывал в те далекие детские годы.
Тук-тук… тук… тук-тук.
Звук стал громче. Но не приблизился.
Тук.
– В окнах! – воскликнул Фрэнк.
Брайс резко обернулся, переводя луч своего фонаря с одного окна на другое.
Три ярких луча от трех фонарей одновременно упали на окна, превратив каждое из стекол в зеркало, надежно скрывавшее все, что происходило по другую сторону окна.
– Направьте свет на потолок или на пол, – сказал Брайс.
Один из лучей поднялся вверх, два опустились вниз.
Теперь отраженный свет падал на окна так, что не превращал их в блестящие зеркальные поверхности, и можно было рассмотреть, что делается за окном.
Тук!
Что-то ударилось в окно, поколотилось по задребезжавшему стеклу и снова исчезло в ночи. Брайсу показалось, что он видел крылья.
– Что это было?
– …птица…
– …я такой птицы никогда в жизни…
– …что-то…
– …ужас какой…
Видение снова вернулось и принялось биться в стекло сильнее и настойчивее, чем прежде: тук-тук-тук-тук-тук!
Лиза закричала.
Фрэнк Отри раскрыл от изумления рот, а Стю Уоргл проговорил:
– Твою мать!
Горди издал какой-то странный, сдавленный вскрик.
Брайс не отрываясь смотрел на окно, и ему казалось, будто из мира реальности он переносится в мир иллюзий и кошмаров.
Уличные фонари не горели, и вся Скайлайн-роуд была погружена в темноту, если не считать отраженного лунного света. Тем не менее то, что билось о стекло, разглядеть все-таки было можно.