– А почему нет?
– Может быть, лучше подождать, пока прибудет подкрепление?
– Они могут приехать еще не скоро. Нет смысла просто сидеть здесь, не зная, куда себя девать. Если мы будем чем-то заняты, нам станет легче: это хоть нас отвлечет от… того, что мы тут видели.
Дженни никак не могла выбросить из памяти эти черные, фасетчатые, как у насекомого, глаза, такие злобные и голодные. Она задумчиво посмотрела на окно, на чернеющую за ним ночь. Городок уже не казался ей родным и знакомым. Теперь он превратился в совершенно чужое и враждебное место, в котором сама она была нежеланным чужаком.
– Здесь, внутри, мы отнюдь не в большей безопасности, чем там, на улице, – тихо проговорил Брайс.
Дженни кивнула, вспомнив супругов Оксли, забаррикадировавшихся изнутри в комнате.
– Здесь вообще нигде нет безопасного места, – сказала она, поднимаясь из-за стола.
Глава 16Тень из мрака
Брайс Хэммонд вывел группу из полицейского участка. Сам он шел впереди. Они пересекли освещенный неровным лунным светом тротуар, прошли через оранжевое световое пятно под уличным фонарем и вышли на Скайлайн-роуд. Брайс нес в руке карабин, Тал Уитмен – тоже.
Все в городке было неподвижно. На деревьях не шевелился ни один листик, а дома казались миражами, готовыми растаять в воздухе.
Брайс миновал освещенное место и вышел на покрытую пятнами лунного света мостовую. Он двинулся, стараясь держаться посередине улиц и по возможности все время в тени. Все время в тени.
Остальные молча шли за ним следом.
Под ногой Брайса что-то хрустнуло, и он насторожился. Но это оказался лишь упавший с дерева сухой лист.
Чуть дальше впереди, примерно в квартале от того места, где они находились, прямо перед ними видна была гостиница «На горе» – четырехэтажное здание из серого камня. Сейчас оно было погружено во мрак. В некоторых окнах четвертого этажа отражалась полная луна, но в самом здании не горела ни одна лампочка.
Уже почти вся группа вышла на середину улицы, как вдруг из мрака к ним что-то метнулось. Брайс вначале увидел только, как в свете луны по мостовой скользнула какая-то тень, словно рябь от ветра на поверхности воды. Он инстинктивно пригнулся и присел. Услышал шелест крыльев, почувствовал, как что-то легонько зацепило его на лету по голове.
Громко закричал Стю Уоргл.
Брайс мгновенно выпрямился и обернулся.
Мотылек. Тот самый.
Он крепко прилепился к лицу Уоргла. Как и на чем он держался, Брайсу не было видно: это существо полностью накрыло собой голову Уоргла.
Кричал не только Уоргл. Все остальные тоже завопили и от неожиданности попадали на землю. Пронзительно кричал и этот мотылек, издавая высокие и резкие звуки.
В серебристых лучах лунного света огромные бархатистые бледно-серые крылья невероятного насекомого хлопали, сворачиваясь и разворачиваясь, с жуткой красотой и грацией, лупя Уоргла по голове и плечам.
Уоргл отшатнулся, сделал несколько шагов вбок, присел, пытаясь пригнуться и закрыться руками; он ничего не видел из-за этого ужасного создания, словно прилипшего к его лицу. Его крики, однако, становились все глуше и глуше, а через несколько секунд затихли вообще.
Брайс, как и все остальные, застыл от изумления и отвращения, не веря собственным глазам, и был не в силах сдвинуться с места.
Уоргл побежал, но сделал всего несколько шагов и остановился. Руки у него опустились, колени подогнулись, он уже не пытался скинуть эту тварь со своего лица.
Брайс, преодолев секундное замешательство, отбросил в сторону бесполезный сейчас карабин и побежал к Стю.
Но Уоргл все-таки не упал на землю. Его трясущиеся колени вдруг словно налились силой, и он резко выпрямился, расправив плечи. Тело его дергалось, словно по нему пропускали электрический ток.
Брайс попытался ухватить мотылька и сорвать его с Уоргла. Но от боли и страданий Стю начал извиваться, будто в пляске святого Витта, и Брайсу не удавалось поймать ничего, кроме воздуха. Уоргл шарахался то в одну сторону, то в другую, он то отпрыгивал, то приседал, то начинал вертеться, наклоняясь вниз, и казалось, будто это не человек, а кукла, которую дергает за веревочки пьяный кукловод. Руки его повисли и безвольно болтались во все стороны, отчего его лихорадочные, судорожные движения вызывали у тех, кто их видел, еще больший суеверный страх и ужас. Уоргл уже не пытался оторвать от себя то, что на него напало. Сейчас казалось, что он скорее впал в экстаз, а не корчился от боли. Брайс старался догнать его, схватить, но это никак не удавалось.
Наконец Уоргл упал.
В то же мгновение мотылек отцепился от него и взлетел, зависнув в воздухе на одном месте и быстро махая крыльями. Он повернулся, его кромешно-черный, налитый ненавистью глаз уставился на Брайса, и он устремился на шерифа.
Брайс инстинктивно закрыл лицо руками, сделал несколько шагов назад, оступился и упал.
Существо пролетело прямо у него над головой.
Брайс перекатился на живот и поднял голову.
Ночная бабочка размером с крупную хищную птицу плавно и беззвучно скользила в воздухе, направляясь к домам на противоположной стороне улицы.
Тал Уитмен поднял свой карабин. В накрывшей городок тишине его выстрел прогрохотал, как артиллерийская канонада.
Бабочка резко вильнула в сторону, перекувырнулась, словно хотела сделать мертвую петлю, скользнула вниз, но, чуть-чуть не долетев до земли, снова взмыла вверх и улетела, скрывшись из виду за крышами.
Стю Уоргл остался на мостовой. Он лежал на спине, распростершись и не двигаясь.
Брайс с трудом поднялся на ноги и подошел к Уорглу. Стю лежал прямо посередине улицы. Света там было мало, но все же достаточно для того, чтобы разглядеть, что лицо у него исчезло. О господи! Исчезло. Как будто его просто сорвали. Волосы и разодранный на узкие полоски скальп торчали вверх прямо над белой лобной костью. На Брайса смотрел голый череп.
Глава 17За час до полуночи
Тал, Горди, Фрэнк и Лиза сидели в обитых красной искусственной кожей креслах в одном из уголков вестибюля гостиницы «На горе». Гостиница не работала с того времени, как завершился прошлый лыжный сезон, поэтому, прежде чем они, отупевшие от пережитого потрясения, смогли шлепнуться в эти кресла, им пришлось снять покрытые пылью белые матерчатые чехлы. Овальный кофейный столик все еще стоял под чехлом, и все они молча взирали на этот зачехленный предмет, не в силах посмотреть друг на друга.
В дальнем конце вестибюля Брайс и Дженни стояли над длинным низким столиком возле стены, на котором лежало тело Стю Уоргла. Никто из сидевших в креслах не мог заставить себя взглянуть в том направлении.
Глядя на зачехленный кофейный столик, Тал проговорил:
– Я же попал в эту чертову штуку. Я ранил ее. Я знаю, что попал.
– Пуля ее задела, мы все это видели, – подтвердил Фрэнк.
– Так почему же ее не разнесло в клочья? – одновременно недоумевал и возмущался Тал. – В нее попали почти в упор из карабина двадцатого калибра. Ее должно было разорвать на мелкие кусочки, черт возьми.
– Оружие нас тут не спасет, – проговорила Лиза.
– Ведь на месте Стю мог бы оказаться любой из нас, – каким-то чужим, замогильным голосом произнес Горди. – Эта тварь могла убить меня. Я шел прямо за Стю. Если бы он пригнулся или отскочил в сторону…
– Нет, – возразила Лиза. – Нет. Оно хотело Уоргла. Никого другого. Именно Уоргла.
– Что ты имеешь в виду? – Тал изумленно уставился на девочку.
Она была бледна как смерть.
– Уоргл отказывался признать, что видел эту тварь, когда она билась в окно. Он утверждал, что это была обычная птица.
– Ну и что?
– Вот поэтому оно и захотело Уоргла. Именно его. Чтобы проучить его. Но главным образом чтобы проучить всех нас.
– Оно не могло слышать, что говорил Уоргл.
– Могло. Оно слышало.
– Но оно бы не смогло понять.
– Смогло.
– Мне кажется, ты приписываешь ему слишком большие интеллектуальные способности, – возразил Тал. – Да, оно большое. Да, оно не похоже ни на что, с чем нам приходилось сталкиваться раньше. Но все-таки это всего лишь насекомое. Ночная бабочка.
Девочка промолчала.
– Оно не всемогуще и не вездесуще, – продолжал Тал, стараясь убедить скорее самого себя, нежели остальных. – Оно не может все видеть, все слышать и все знать.
Лиза молча, не мигая, смотрела на покрытый чехлом кофейный столик.
Стараясь подавить подкатывающую тошноту, Дженни осматривала ужасающую рану Уоргла. Свет в вестибюле был недостаточно ярок, и потому она воспользовалась электрическим фонарем, чтобы лучше рассмотреть края раны и вглядеться в череп. Середина лица погибшего была уничтожена полностью, обглодана до кости, здесь не оставалось ни кожи, ни мяса, ни хрящей. Даже кость местами казалась как будто частично растворившейся, изъеденной, словно на нее плеснули кислотой. Глаз не было. Однако по краям раны со всех сторон кожа и ткани оставались целыми: кожа на щеках, от скул и дальше к затылку, была совершенно нормальной, неповрежденной, такой же целой, нетронутой была и кожа на подбородке и на верхней части лба. Казалось, какой-то садист-художник нарочно поместил жуткие обнаженные лицевые кости в обрамление обычной здоровой кожи.
Увидев все, что ей было необходимо, Дженни выключила фонарь. Еще раньше они накрыли тело чехлом, снятым с одного из кресел, и теперь Дженни натянула этот чехол на лицо погибшего, прикрыв с чувством облегчения ухмыляющийся череп.
– Ну что? – спросил Брайс.
– Следов от зубов нет, – ответила она.
– А у такой твари должны быть зубы?
– Я знаю, что у нее есть рот, небольшой хитиновый клюв. Я видела, как у нее двигались челюсти, когда она билась в окно там, в полицейском участке.
– Да, я это тоже видел.
– Такой рот должен оставлять следы. Должны быть порезы, следы от зубов, изжеванные места, клочья там, где она отрывала куски.