Лиза принесла поднос, на котором стояли четыре кружки с кофе, лежали салфетки и чайные ложечки. Девочка передала кофе доктору Ямагути, Дженни и Брайсу, четвертую кружку она взяла себе.
Они сидели в столовой, что была устроена в гостинице «На горе», за столиком у окна. Вся улица была залита золотисто-оранжевым предзакатным солнцем.
Через час, подумала Дженни, опять стемнеет. И снова придется мучиться неизвестностью до самого рассвета.
Ее передернуло. Да, чашка горячего кофе была ей сейчас необходима.
Сара Ямагути переоделась в коричневые джинсы и желтую блузку. Длинные шелковистые черные волосы были распущены у нее по плечам.
– Наверное, – говорила она, – все мы насмотрелись тех старых документальных фильмов о природе, которые снимал когда-то Уолт Дисней. И потому знаем, что те пауки, те осы, которые живут в земле, и некоторые другие насекомые вводят в тела своих жертв консервирующие вещества и складывают эти жертвы либо в запас, либо для того, чтобы скормить позднее своему еще не родившемуся потомству. Тот консервант, которым пропитаны ткани тела Векласа, отдаленно напоминает консерванты, используемые насекомыми, но гораздо более сложен по составу и более сильнодействующий.
Дженни пришел на память тот невероятно огромный мотылек, который напал на Стюарта Уоргла и убил его. Но подобные существа не могли бы истребить всех жителей Сноуфилда. Определенно не могли бы. Даже если бы город наводнили сотни подобных созданий, то и тогда им было бы не по силам убить буквально каждого. Такой мотылек не мог бы забраться в закрытые машины, в запертые дома, в забаррикадированные комнаты. Нет, здесь поработало что-то другое.
– То есть вы хотите сказать, что людей здесь убило какое-то насекомое? – спросил Брайс Сару Ямагути.
– Те факты, которыми мы располагаем, об этом не свидетельствуют. Для того чтобы убить жертву и ввести в нее консервант, насекомое обычно пользуется жалом. Поэтому всегда бывает маленькая ранка – след от укуса, пусть даже микроскопический. Но Сет Голдстейн осмотрел все тело Векласа, целиком и полностью, через увеличительное стекло. В самом прямом смысле слова. Он дважды рассматривал через лупу каждый квадратный дюйм поверхности тела. И не нашел ни следа от укуса, ни какого-либо другого повреждения кожи, через которое мог бы быть введен консервант. Мы опасались, что тут могли вкрасться какие-то ошибки. Поэтому мы провели еще одно вскрытие и еще одну серию анализов.
– На Карен Оксли, – догадалась Дженни.
– Да. – Сара Ямагути отвернулась к окну и посмотрела на улицу: не идут ли генерал Копперфилд и все остальные. Потом опять повернулась лицом к сидевшим за столом и продолжила: – Однако результаты анализов оказались точно такими же. И в этом трупе не было никаких живых бактерий. Разложение трупа было каким-то непонятным образом полностью остановлено. Ткани насыщены консервантом. Опять пошли крайне странные исходные данные. Но мы, по крайней мере, были довольны хоть тем, что в первый раз не допустили никакой ошибки.
– Но если консервант вводился не через укус, то как же это было сделано? – спросил Брайс.
– Наше предположение таково, что этот консервант очень легко и быстро поглощается тканями и что он попадает в тело через контакт с поверхностью кожи, а потом за несколько секунд проникает во все ткани тела.
– Может быть, это все-таки какой-то нервно-паралитический газ? – спросила Дженни. – Быть может, его консервирующее воздействие – просто один из побочных эффектов?
– Нет, – ответила Сара Ямагути. – На одежде жертв нет ни малейших следов газа, а если то был действительно газ, то такие следы обязательно должны были бы оставаться. И, кроме того, хотя неизвестное нам вещество и обладает попутным токсическим воздействием, химический анализ показывает, что это не яд, каким обязательно был бы нервно-паралитический газ, это именно консервант.
– А причиной смерти был он? – снова спросил Брайс.
– Он сыграл свою роль. Но точную причину смерти мы так и не смогли установить. Отчасти смерть произошла из-за токсического воздействия консерванта. Однако есть признаки, которые дают основания думать, что она наступила из-за резкой нехватки кислорода. Жертвам то ли полностью перекрывали трахею, то ли долго держали их в полупридушенном состоянии.
– То есть их так или иначе удушили? – подался вперед Брайс.
– Да. Но мы не знаем, как именно.
– Но это же невозможно, – вступила в разговор Лиза. – То, о чем вы говорите, должно было бы занять минуту или две. А все эти люди погибли очень быстро. За одну-две секунды.
– А кроме того, – добавила Дженни, – насколько я помню обстановку в доме Оксли, там не было никаких признаков борьбы. Люди, которых убивают, обычно оказывают чертовски сильное сопротивление, ломают и переворачивают все вокруг…
– Да, – согласно кивнула доктор Ямагути. – Это совершенно непонятно.
– Почему все тела такие раздутые? – спросил Брайс.
– Мы считаем, что это реакция на консервант.
– А то, что они посиневшие, – тоже?
– Нет. Это что-то… другое.
– Что именно?
Сара ответила не сразу. Она нахмурилась и какое-то время сидела, уставившись взглядом в содержимое своей кружки. Наконец она сказала:
– Кожа и подкожные ткани обоих трупов явно свидетельствуют о том, что эффект посинения вызван воздействием какой-то внешней силы: это классические ушибы. Иными словами, посинение не связано со вздутием и оно не является самостоятельной аллергической реакцией на консервант. Такое впечатление, что жертвы кто-то бил. Долго и сильно. Но это очень странно. Потому что когда избивают до таких синяков, то должен обязательно быть хотя бы один перелом. Есть и еще кое-что столь же странное: степень посинения одинакова по всему телу. Ткани повреждены совершенно в равной степени во всех местах: на бедрах, на руках, на груди, везде. Но это просто невозможно.
– Почему? – спросил Брайс.
– Когда кого-нибудь бьют чем-то тяжелым, – ответила ему Дженни, – то всегда какие-то участки тела получают более сильные повреждения, какие-то – менее сильные. Невозможно наносить каждый удар с абсолютно одной и той же силой и под тем же самым углом, что и все другие удары. А именно так надо было бить, чтобы ушибы по всему телу были одинаковы.
– Кроме того, – добавила Сара Ямагути, – посинение есть даже в таких местах, куда не могла бы достать никакая дубинка. Скажем, под мышками. Между ягодицами. И даже на подошвах ног! Причем несмотря на то, что на миссис Оксли, например, были надеты туфли.
– По-моему, совершенно очевидно, – сказала Дженни, – что повреждения тканей, приведшие к их посинению, наступили не в результате ударов по телу, а от чего-то еще.
– От чего, например? – спросил Брайс.
– Понятия не имею.
– И все они умерли очень быстро, – напомнила им Лиза.
Сара откинулась на спинку стула, покачалась на его задних ножках и снова посмотрела в окно. В сторону гор. В ту сторону, где стояли передвижные лаборатории.
– Доктор Ямагути, что вы обо всем этом думаете? – Брайс невольно понизил голос. – Не как врач и специалист. А неофициально. Что вы лично думаете о том, что тут происходит? Есть у вас какое-нибудь объяснение?
Она повернулась к нему, отрицательно покачала головой. Волосы ее взметнулись, и лучи клонящегося к закату солнца заиграли на них, отбрасывая красные, зеленые, синие блики примерно так же, как отражающийся от масляного пятна свет рождает целую гамму переливающихся красок.
– Нет. Боюсь, нет у меня никакого объяснения. И даже более или менее связных мыслей нет. Хотя…
– Хотя что?
– Н-ну… сейчас мне уже кажется удачным, что с нами приехали Айсли и Аркхэм.
У Дженни мысль о возможности того, что здесь замешана внеземная цивилизация, по-прежнему вызывала скептическое отношение, Лизу же, наоборот, эта мысль захватывала.
– А вы действительно думаете, что здесь могут быть пришельцы из других миров? – спросила девочка.
– Ну, в принципе могут быть и другие объяснения, – ответила Сара, – хотя трудно сейчас представить, какие именно. – Она посмотрела на свои наручные часики, нахмурилась, поерзала на стуле, потом проговорила: – Почему они так долго? – Повернувшись к окну, она внимательно и ожидающе стала смотреть на улицу.
Деревья на улице стояли абсолютно неподвижно.
Тенты перед входами в магазины не колыхались.
Весь городок застыл в оцепенении.
– Вы говорили, что они снимают защитные костюмы и переодеваются.
– Да, но это не занимает столько времени.
– Если бы что-то случилось, мы бы услышали стрельбу.
– Или взрывы, – добавила Дженни. – Тех бутылок с зажигательной смесью, которых они столько наделали.
– Они должны были быть здесь по меньшей мере пять… даже десять минут назад, – продолжала волноваться Сара. – А их до сих пор даже не видно.
Дженни вспомнила, как поразительно тихо и незаметно подкралось оно тогда к Джейку Джонсону.
Брайс поколебался, потом отодвинул стул и встал.
– Пожалуй, не повредит, если я возьму несколько человек и схожу гляну.
Сара Ямагути резко повернулась от окна, передние ножки ее стула с резким тревожным стуком опустились на пол.
– Что-то произошло, – сказала она.
– Да нет. Вряд ли, – возразил Брайс.
– Вы же сами это чувствуете, – сказала Сара. – Это видно по вашему лицу. О господи!
– Не волнуйтесь, – спокойно проговорил Брайс.
Но если голос у него был спокойный, то глаза выдавали его. За последние двадцать с чем-то часов Дженни научилась отлично прочитывать выражение этих внешне всегда полусонных глаз. Сейчас в них отражались внутреннее напряжение и ледяной, колючий страх.
– Пока еще рано беспокоиться, – сказал Брайс.
Но все они уже поняли, что случилось.
Они еще не хотели в это поверить, но уже знали.
Кошмар начался снова.
Брайс решил, что к лабораториям вместе с ним пойдут Тал, Фрэнк и Горди.