Дженни опустилась на колени возле Тала.
Руки и грудь его были страшно изранены. Вдоль всего левого бедра тоже тянулась большая открытая кровоточащая рана.
– Больно? – спросила Дженни.
– Когда оно держало меня, да, было страшно больно. Сейчас уже поменьше, – ответил он, хотя выражение лица выдавало подлинную силу испытываемых им страданий.
Огромная масса слизи, выплеснувшаяся из гостиницы «На горе», начала постепенно втягиваться назад, утекать в трубы и потайные пустоты, из которых вырвалась раньше, оставляя после себя слегка курящиеся паром пятна и грязные лужи распадающейся плоти.
Отступление, поистине достойное Мефистофеля. Назад в преисподнюю. Обратно в ад.
Убедившись, что непосредственной опасности больше нет, Дженни занялась ранами Тала уже всерьез.
– Плохо дело? – спросил он.
– Не так плохо, как мне показалось вначале. – Она заставила его снова лечь. – Местами объедена кожа. А кое-где еще и подкожные жировые ткани.
– А как сосуды?
– Они не затронуты: ни вены, ни артерии. Оно уже порядком ослабело, когда напало на тебя, и не способно было прожигать тело достаточно глубоко. В подкожном слое повреждено очень много капилляров. Отсюда и кровотечение. Но не такое уж сильное, как можно было бы ожидать. Как только сможем войти в гостиницу, я принесу свою сумку и сделаю тебе перевязку. Думаю, пару дней тебе придется провести в больнице, пройти обследование, просто чтобы быть уверенным, что не проявится позднейшая реакция на кислоту или на какие-нибудь токсины. Но мне кажется, все должно зажить без осложнений.
– Знаете что? – спросил он.
– Что?
– Вы говорите так, как будто все уже кончилось.
Дженни даже заморгала от удивления.
Она посмотрела на гостиницу. Сквозь выбитые окна была хорошо видна внутренняя часть ресторана. Вековечного врага там и след простыл.
Она обернулась и взглянула на противоположную сторону улицы. Лиза и Брайс обходили провал, направляясь к тому месту, где сидели сейчас Дженни и Тал.
– По-моему, ты прав, – сказала она Талу. – Мне кажется, все действительно уже кончилось.
Глава 43Апостолы
Флетчер Кейл больше уже не боялся. Он сидел рядом с Джитером и наблюдал за тем, как сатанинская плоть перевоплощалась во все более странные и причудливые формы.
Его донимал зуд в правой икре. И, следя за действительно поразительными перевоплощениями пришельца из потустороннего мира, Кейл машинально, сам не замечая этого, непрерывно скреб правую ногу.
Поскольку Джитер все время, начиная с воскресенья, безвыходно провел в пещере, он ничего не знал о том, что стряслось в Сноуфилде. Кейл пересказал ему то немногое, что знал сам, и Джитер пришел в восторг.
– Знаешь, все, о чем ты говоришь, – это знак. Сигнал. То, что Он сделал в Сноуфилде, – это сигнал, призванный сообщить всему миру, что наступает Его время. Скоро начнется Его царствие. И Он будет править на земле тысячу лет. Об этом в самой Библии сказано, парень: что будет на земле ад на тысячу лет. И все будут мучиться – кроме меня и тебя и таких, как мы. Потому что мы, парень, – мы избранные. Мы Его апостолы. Мы будем править миром вместе с Люцифером, и весь мир будет принадлежать нам, и мы сможем сделать с любым, с кем только захотим, мать его, все, что угодно. С любым. И никто не посмеет нас тронуть, никто и никогда. Понимаешь? Ты понимаешь это? – Терр схватил Кейла за руку, голос его звучал требовательно и звенел от возбуждения, он дрожал, как у вошедшего в проповеднический раж евангелиста, и его религиозная страсть легко передавалась Кейлу, вызывая у того чувство опьяняющего святотатственного восторга.
Рука Джитера лежала на его руке, и Кейлу казалось, что он физически ощущает обжигающий жар, исходящий от вытатуированного на ней красно-желтого глаза. Этот магический глаз заглядывал ему прямо в душу, обнаруживая там их общую причастность к одному и тому же темному началу.
Кейл откашлялся, прочищая горло, поскреб лодыжку, икру. Потом проговорил:
– Да. Да. Я понимаю. Правда понимаю.
Из колонны слизи, стоявшей в центре пещеры, начал прорисовываться похожий на плетку хвост. Появились крылья, они распростерлись в разные стороны, один или два раза хлопнули. Выросли руки – длинные, мускулистые, жилистые, с огромными кулаками. Сильные пальцы рук переходили на концах в длинные когти. В верхней части колонны и бурлящей, перетекающей плоти возникло лицо. Скулы и подбородок его были словно высечены из гранита, крупный рот обрамляли тонкие губы, за которыми видны были неровные желтые зубы и похожие на змеиные клыки. Нос напоминал поросячий пятачок, и завершали лицо неистовые малиново-красные глаза, совершенно непохожие на человеческие, а скорее напоминавшие сетчатые, призматические глаза мухи. Надо лбом выступили и стали быстро расти рога – все в полном соответствии с христианскими представлениями о том, как должна выглядеть нечистая сила. То, что казалось вначале волосами, превратилось в червей; черно-зеленые, толстые, блестящие, они непрерывно шевелились, то скручиваясь в спутанные узлы, то высвобождаясь из них.
Очертания рта не оставляли сомнений в жестокости его владельца. Этот рот раскрылся, и дьявол заговорил:
– Теперь вы верите?
– Да! – в экстазе восхищения ответил Терр. – Ты мой бог, мой повелитель.
– Да, – неуверенно произнес потрясенный Кейл. – Верю. – Он снова почесал правую икру. – Верю.
– Будете мне повиноваться? – вопросило явление.
– Да, всегда, – ответил Терр, Кейл тоже подтвердил свою готовность.
– Не покинете меня? Никогда? – спросило явление.
– Нет.
– Никогда.
– Хотите доставить мне радость?
– Да! – одновременно ответили Терр и Кейл. – Все, что прикажешь.
– Я скоро уйду, – проговорило видение. – Время моего царствования еще не наступило. Но оно придет. Скоро. Однако прежде должны быть выполнены некоторые условия, должны сбыться некоторые пророчества. И тогда я снова приду уже не только для того, чтобы подать человечеству знак, но чтобы остаться с ним на целую тысячу лет. А до той поры я оставляю вас, но оставляю под защитой всей моей мощи, а она огромна. Никто не в силах будет ни пойти вам наперекор, ни причинить вам вред. Я дарую вам вечную жизнь. Я обещаю, что ад станет для вас заслуженной наградой и местом величайшего наслаждения. Но предварительно вы должны будете выполнить пять моих поручений.
И он сказал им, что от них потребуется, чтобы доказать их преданность и доставить ему удовольствие. Он еще продолжал говорить, но вдруг все тело его пошло сыпью, прыщами, волдырями, язвами, трещинками, из которых сочилась какая-то желтоватая мутная жидкость.
«Интересно, что бы это могло означать», – подумал Кейл, но тут он сообразил, что ведь Люцифер – повелитель всех болезней. И возможно, таким вот образом он недвусмысленно напоминает им о том, что сможет наслать на них любую порчу, самую ужасную, если они не выполнят эти пять его поручений.
Плоть покрылась пеной и стала распадаться. Она кусками падала на пол, отдельные ее клочки отлетали в стороны и попадали на стенки пещеры, потому что явление билось в конвульсиях. Хвост дьявола отвалился от тела и вертелся в судорогах по полу, через несколько мгновений от него осталась только маленькая лужица грязи, вонявшая, как сама смерть.
Но он все-таки закончил свою речь, объяснил им, что ему от них нужно, и заключил вопросом:
– Договорились?
– Да, – ответил Терр, и Кейл тоже подтвердил:
– Да, договорились.
Покрытое непрерывно увеличивающимися язвами лицо Люцифера растаяло. Крылья и рога тоже исчезли. Вспениваясь и изливая из себя гноеподобную кашицу, явление опустилось в отверстие в полу и скрылось внизу, где-то в подземной реке.
Как ни странно, но вонючие отмершие ткани не исчезли. Когда явление из сверхъестественного мира уходит, то вместе с ним должна пропадать и вся эктоплазма, но здесь эта гадость осталась и теперь лежала, смердя и вызывая приступы тошноты, слегка поблескивая в свете газовой лампы.
Благоговейный восторг Кейла постепенно сошел на нет, и он почувствовал холод, исходивший от известняка, на котором он сидел.
Джин Терр прокашлялся.
– Это ж надо… Ну и ну… Ничего себе явление было, а?
Кейл в который уже раз поскреб чесавшуюся икру. Теперь под тем местом, где непрерывно чесалось, образовался маленький сгусток тупой дергающей боли.
Оно уже давно наелось, и период очередной кормежки подошел к концу. По правде говоря, оно уже даже объелось. И сегодня вечером, попозже, намеревалось двинуться к морю через систему подземных пустот, трещин, каналов и рек. Оно собиралось уйти далеко за пределы континента, в глубокие океанские впадины. Уже бесчисленное количество раз оно проводило периоды летаргического сна – длившиеся иногда по многу лет – в холодных и темных глубинах моря. Там, внизу, где давление воды было таким огромным, что выжить под ним могли лишь единичные формы жизни, где абсолютные мрак и тишина исключали почти любые раздражители, – там вековечный враг мог замедлить процессы обмена веществ в своем теле, и только там, внизу, он мог наконец впасть в долгожданную блаженную полудрему и пребывать в полном покое и одиночестве, переваривая съеденное и размышляя о своем.
Но теперь оно уже никогда не сможет добраться до моря. Никогда в жизни. Оно умирало.
Мысль о своей собственной смерти оказалась столь новой и непривычной, что оно еще не успело в полной мере осознать ожидающую его мрачную перспективу и пока, спрятавшись внутри Снежной горы, продолжало отсекать от себя одну зараженную часть тела за другой. Оно забиралось все глубже и глубже, все ближе к текущей в кромешной мгле подземной реке Стикс, а потом и еще глубже, еще дальше, в самые потаенные подземные глубины, туда, где обитают Озирис, Эреб, Минос, Сатана и другие боги подземных царств, властители вечного мрака, повелители царства мертвых. Всякий раз, когда ему уже начинало казаться, что оно избавилось наконец от пожиравшего его микроорганизма, где-нибудь, в какой-нибудь части аморфных тканей снова возникало это особенное, специфическое ощущение – то ли зуд, то ли покалывание, то ли звон; ощущение, что что-то не так, – а вслед за ним приходила боль, совершенно не похожая на ту, какую испытывает человек, и ему приходилось снова отсекать от себя все новые и новые массы отравленной плоти. Оно уходило все глубже и глубже, все дальше вниз, в геенну, в преисподнюю, в царство забвения, в ад. На протяжении многих веков оно с удовольствием исполняло роль Сатаны и других сил зла, ту роль, которую приписали ему люди, и находило для себя огромное удовлетворение, играя на людских суевериях и предрассудках. А теперь оно оказалось приговоренным к той самой участи, которая органически вытекала из мифов и преданий, рожденных с его же собственной помощью. Оно сознавало всю горькую иронию этого. Его свергли. Его прокляли и осудили на адские муки. И теперь всю оставшуюся жизнь будет пребывать во мраке и отчаянии – и при этом вполне возможно, что всей жизни ему осталось лишь несколько часов.