Лиза направилась прямо в тот угол вестибюля, где были двери в туалеты, помеченные табличками:
ЗАЙЧИШКИ
КРУТЫЕ
Эти обозначения совершенно не вязались с общим стилем гостиницы «На горе».
Лиза толкнула дверь с табличкой «ЗАЙЧИШКИ» и вошла внутрь. Туалеты считались безопасным местом: тут не было окон, а попасть в них можно было только из вестибюля, где постоянно дежурили несколько полицейских. Женский туалет представлял собой большое и чистое помещение с четырьмя кабинками и таким же числом умывальников. Пол и стены его были отделаны белой керамической плиткой, а в верхней части стен и внизу, вдоль самого пола, были выложены полоски из узкой темно-синей плитки.
Лиза воспользовалась самой первой кабинкой и ближайшим к входной двери умывальником. Уже домывая руки, она взглянула в зеркало и тут увидела его. Это был действительно он, Тот самый мертвый полицейский. Уоргл.
Он стоял у Лизы за спиной, в весьма или десяти футах от нее, прямо посередине комнаты. И ухмылялся.
Она резко обернулась, уверенная, что увиденное ею в зеркале — мираж, игра света в неровностях стекла, на худой конец чья-то дурацкая шутка. Не мог же он и в самом деле оказаться здесь.
Но он и вправду был тут. Совершенно голый. И грязно ухмылялся.
Лицо у него полностью восстановилось: тяжелый подбородок, с толстыми губами рот, поросячий нос, маленькие бегающие глаза. Каким-то непостижимым образом все это снова оказалось на своих местах.
Невероятно.
Лаза не успела даже пошевелиться, как Уоргл встал между ней и входной дверью. Голые его ступни громко и влажно прошлепали по каменному полу туалета.
Кто-то изо всей силы колотил в дверь.
Но Уоргл, казалось, не слышал этого.
Колотили, колотили, колотили...
Почему они просто не откроют дверь и не войдут?
Уоргл протянул руки вперед и стал шевелить ладонями, как бы подзывая Лизу к себе. И по-прежнему ухмылялся.
Лиза невзлюбила Уоргла с той самой минуты, когда впервые увидела его. Несколько раз, когда он полагал, что ее внимание отвлечено чем-то другим, она ловила на себе его взгляды, неприятные и вызывавшие у нее какое-то беспокойное, тревожное чувство.
— Иди-ка сюда, красоточка, — проговорил Уоргл.
Лиза взглянула на дверь и тут воняла, что никто в нее не колотят. Это стучала ее собственное, бешено бившееся сердце.
Уоргл облизал губы.
Лиза вдруг громко вздохнула — и сама удивилась. Оказывается, ее настолько поразило это воскрешение из мертвых, что, незаметно даже для себя, она на какое-то время перестала дышать и только сейчас задышала снова.
— Иди сюда, сучка!
Она попыталась закричать, но не смогла.
Уоргл выразительно потрогал себя:
— Хочешь попробовать эту штуковину, а? — сказал он, по-прежнему ухмыляясь и непрерывно, жадно облизывая мокрым языком губы.
Она снова попыталась закричать, и опять у нее ничего не вышло. Каждый глоток воздуха давался ей с неимоверным трудом. О том, чтобы крикнуть, не могло быть и речи.
Он не настоящий, сказала себе Лиза.
Если закрыть глаза, плотно зажмурить их, досчитать до десяти, а потом открыть, он исчезнет.
— Сучка!
Нет, это иллюзия. Мираж, сон. Наверняка весь этот кошмар ей только снится. Даже и то, что она пришла в туалет.
Но она не решилась проверить свои предположения. Не закрыла глаза и не стала считать до десяти. Она просто не осмелилась этого сделать.
Уоргл, выразительно поглаживая себя все в том же месте, сделал шаг в ее направлении.
Он не настоящий. Это мираж.
Еще один шаг.
Он не настоящий, это мираж.
— Иди сюда, красоточка, дай-ка я пощупаю твои сиськи!
Он не настоящий это мираж он не настоящий это...
— Тебе это понравится, моя сладенькая.
Лиза попятилась от него.
— Какое у тебя хорошенькое тельце, красотка! Очень хорошенькое!
Он подступал к ней все ближе и ближе.
Вот он уже подошел так близко, что лампа, освещающая туалет, оказалась у него за спиной, и его тень упала на Лизу.
Приведения и призраки не отбрасывают теней.
Ухмылка застыла на лице Уоргла, словно приклеенная. Время от времени он как-то странно подхихикивал. Но голос у него становился все более хриплым и мерзким.
— Глупая ты девчонка. Сейчас я тебя заделаю. Как надо заделаю, по-настоящему. Не то что твои одноклассники. А так, красотка, что ты у меня потом неделю ходить не сможешь.
Теперь ужа Лиза вея целиком очутилась в тени Уоргла.
Сердце у нее билось так часто и сильно, что, казалось, вот-вот оборвется совсем. Лиза пятилась все дальше и дальше, пока наконец не уперлась в стену. Теперь она была в ловушке.
Она оглянулась по сторонам, ища что-нибудь, чем можно было бы воспользоваться как оружием или хотя бы кинуть в него. Но ничего подходящего не было.
Каждый новый вдох давался ей труднее предыдущего. Она ощутила нарастающую слабость и головокружение.
Он не настоящий. Это мираж.
Но дольше обманывать себя она уже не могла, в мираж верить становилось все труднее и наконец — невозможно.
Уоргл остановился на расстоянии вытянутой руки от нее и стоял, упершись в нее взглядом. Он раскачивался на пятках голых ног из стороны в сторону и взад-вперед, как будто бы в такт какой-то слышной ему одному мрачной, дикой музыке, заставлявшей его тело извиваться.
Он закрыл налитые ненавистью глаза и продолжал раскачиваться, словно в трансе.
Прошла секунда.
Что он делает?
Две секунды, три, шесть, десять.
Глаза его были по-прежнему закрыты.
Лиза чувствовала, что в ней нарастает неудержимая истерика.
Может быть, удастся проскочить мимо него? Пока он так качается с закрытыми глазами? О Господи, нет, он слишком близко. Невозможно проскочить, не зацепив его. Боже, коснуться его?! Нет, только не это, Боже упаси! Это выведет его из транса, или в чем еще он там находится, и тогда он поймает ее своими холодными, ледяными, совсем как у мертвеца, руками. Она бы не смогла заставить себя коснуться его. Нет.
Тут она обратила внимание, что в глубине его закрытых глаз, под опущенными веками происходит нечто странное. Словно там что-то корчится или извивается. Но линия век не соответствовала больше выпуклости глазного яблока.
Уоргл поднял веки.
Глаз не было.
Прямо за веками начинались пустые глазницы.
Лиза наконец-то закричала, но вопль, который она сумела выдавить из себя, не смогло бы расслышать ни одно человеческое ухо. Выдох получился молниеносным, она почувствовала, как горло ее стало сводить судорогами, но крика, такого, чтобы его услышали и пришли на помощь, так и не получилось.
Его глаза.
Эти его пустые глаза.
Почему-то она была уверена, что, хотя глазницы Уоргла и пусты, он ее все равно видит. И эта пустота его глаз непонятным образом притягивала ее к себе.
Ухмылка по-прежнему держалась у него на лице.
— Кошечка ты моя, — проговорил он. Она опять молча, беззвучно вскрикнула.
— Кошечка, Поцелуй меня, кошечка.
Непонятно как, но в черных как ночь, обрамленных по краям обнаженной черепной костью глазницах все еще светилось, мерцало сознание и было видно выражение нескрываемой злобы.
— Поцелуй меня.
Нет!
«Позволь мне умереть, — молилась она, — о Боже, позволь мне умереть прежде, чем...»
— Дай-ка мне пососать твой теплый язычок, — требовательно произнес Уоргл и дико захихикал.
Он протянул к ней руки.
Лиза изо всех сил вжалась в стену, но отступать больше было некуда.
Уоргл дотронулся до ее щеки.
Она попыталась уклониться, сбросить со щеки его руку.
Он провел рукой по щеке, легко касаясь ее кончиками пальцев.
Пальцы были холодные как лед и скользкие.
Она услышала слабый, сдавленный, еле различимый стон — «О-о-о-...оооой!» — и поняла, что это стонет она сама.
В лицо ей пахнул какой-то странный, острый и раздражающий запах. Что это такое — его дыхание? Зловонное дыхание трупа, извергаемое его разлагающимися легкими? Но разве ходячие трупы дышат? Вонь была слабая, но невыносимая. Она зажала себе рот и нос.
Уоргл наклонился к ней, и его лицо оказалось прямо напротив нее.
Лиза уставилась в его выеденные глаза, в их колышущуюся, переливающуюся черноту, и ей показалось, что через две эти темные дыры она заглядывает сейчас в самые сокровенные глубины Ада.
Рука Уоргла с силой сжала ей горло.
— Подари-ка мне... — сказал он.
Она испустила... нет, не крик, но лишь горячий выдох.
— ...хорошенький поцелуй.
Она попыталась крикнуть снова.
На этот раз крик ее не был беззвучным. На этот раз вопль ее был такой силы, что, казалось, от него должны были бы лопнуть все зеркала, треснуть и осыпаться все керамические плитки.
Мертвое безглазое лицо Уоргла медленно склонялось к ней; Лиза слышала, как ее крик эхом отражается от стен; водоворот истерики, уже начавший кружить ее раньше, все разрастался и разрастался, превращаясь в водоворот мрака, который затягивал ее и уносил куда-то в пустоту и забвение.
20Похитители тел
Лиза лежала на диване цвета ржавчины, стоявшем в вестибюле гостиницы «На горе», в самом дальнем от туалетов углу. Рядом, обнимая ее, сидела Дженифер Пэйдж.
Брайс, держа в руках Лизину ладонь, присел перед диваном на корточки. Как он ни сжимал и ни растирал ее, рука Лизы по-прежнему оставалась ледяной.
За спиной у Брайса, образовав полукруг, собрались все остальные. Тут не было только тех полицейских, которые стояли на постах.
Вид Лизы был ужасен. Глаза глубоко ввалились и смотрели отрешенно и настороженно. Лицо своей белизной напоминало плитку, которой был выложен пол в женском туалете — где они обнаружили ее лежащей без сознания.
— Стю Уоргл мертв, — снова и снова уверял девочку Брайс.
— Он х-хотел, чтобы я ег-го... поцеловала, — твердила она, упорно и настойчиво повторяя то, что уже успела рассказать и что всем им показалось более чем странным.