На всех трех экранах компьютера вспыхнул один и тот же вопрос:
— ЧТО, НЕ ОЖИДАЛИ, ЧТО ПЛОТЬ САТАНЫ ОКАЖЕТСЯ такой таинственной?
Образец плоти, который предоставила в их распоряжение перевоплощающаяся протоплазма, был величиной с мышь. Но пока он далеко не весь был израсходован на различные пробы и анализы. Примерно половина его еще находилась в чашке Петри, стоявшей на рабочем столе.
Эта половина непрерывно мелко подрагивала, как желатин.
Вот она снова превратилась в паука, и тот беспокойно забегал по чашке.
Паука сменил таракан, тоже какое-то время носившийся по чашке взад-вперед.
Потом она превратилась в слизняка.
В сверчка.
В зеленого жука с красным кружевным рисунком на панцире.
Теперь за микроскопами сидели Брайс и доктор Флайт, а Тал и Лиза дожидались своей очереди.
Дженни и Сара стояли перед экраном, на который выводилось усиленное компьютером изображение с электронного микроскопа. Сара настроила прибор и направила его на ядро одной из тех клеток, что были негусто разбросаны в тканях.
— Есть какие-нибудь идеи? — спросила Дженни.
Сара кивнула, не спуская взгляда с экрана.
— Пока могу только высказать предположение, не больше. Но мне кажется, что неструктурированная материя, составляющая основную часть этих тканей, в принципе способна принимать любую клеточную структуру, какую угодно. Меняет структуру сама ткань. Она способна превращаться в клетки собаки, кролика, человека... Но когда это существо отдыхает, то у его тканей нет никакой собственной структуры на клеточном уровне. Что же касается тех отдельных клеток, которые там вкраплены... по-видимому, они каким-то образом управляют всей этой аморфной массой тканей. Клетки подают сигнал, химический, или выделяя какие-нибудь ферменты, и этот сигнал командует неструктурированной материей, во что ей следует превращаться.
— Значит, эти разбросанные клетки остаются неизменными, какой бы облик ни принимало это существо?
— Да. Или по крайней мере мне так кажется. Если бы оно, например, превратилось в собаку и мы бы взяли от этой собаки образец тканей на анализ, то во взятой пробе обнаружили бы в основном клетки собаки. Но по всей пробе были бы разбросаны эти специфические гибкие клетки с тройным ядром, и их присутствие служило бы доказательством, что на самом-то деле это вовсе не собака.
— Говорит ли нам все это хоть что-нибудь о том, как мы могли бы спастись? — спросила Дженни.
— Нет. Во всяком случае, мне ничего не говорит.
Остававшийся в чашке Петри комочек аморфной плоти снова превратился в паука. Паук растаял, и вместо него появились десятки крошечных муравьев, которые принялись ползать по дну чашки и друг по другу. Но они тут же слились воедино, и на дне чашки оказался червяк.
Он поизвивался несколько мгновений и превратился в очень большую мокрицу. Та мгновенно трансформировалась в жука. И похоже, перевоплощения происходили с нарастающей скоростью.
— А как же мозг? — подумала вслух Дженни.
— Что вы хотите сказать? — спросила Сара.
— Ведь у этого существа должен быть какой — то центр, в котором сосредоточен его разум. Его знания, способности, все, что хранится в его памяти, — все это не может находиться в одиночных клетках.
— Скорее всего, вы правы, — сказала Сара. — У этого создания где-то должен быть орган, аналогичный человеческому мозгу. Разумеется, не такой же, как наш мозг. А другой, очень и очень от него отличающийся. Но с похожими функциями. По-видимому, этот орган управляет теми разрозненными клетками, которые мы видели, а уж они, в свою очередь, управляют бесформенной протоплазмой.
Ощущая растущее возбуждение, Дженни проговорила:
— У клеток мозга должна быть как минимум одна общая черта с теми клетками, что разбросаны в неструктурированной материи. Очень важная черта: они тоже сами никогда не должны меняться.
— Скорее всего это именно так. Трудно представить себе, чтобы память, разум, логические функции могли сохраняться в тканях, не имеющих относительно жесткой и постоянной клеточной структуры.
— Значит, его мозг должен быть уязвим, — сказала Дженни.
В глазах Сары слабо забрезжила надежда.
— Если его мозг состоит не из аморфных тканей, — проговорила Дженни, — то в случае повреждения он не сможет восстановиться сам. Проткни в нем дырку, и эта дырка так там и останется. И мозг останется поврежденным. Если причинить ему достаточно серьезные повреждения, то мозг не сможет управлять аморфными тканями, из которых состоит тело, и оно тоже погибнет.
Сара смотрела на нее широко раскрытыми глазами:
— Дженни, по-моему, вы что-то нащупали!
— Если бы только нам удалось найти этот мозг и несколько раз в него выстрелить, — сказал Брайс, — мы бы покончили с этой тварью. Но вот как его найти? Мне что-то подсказывает, что его мозг хорошо защищен, находится вне нашей досягаемости, укрыт где-нибудь глубоко под землей.
Радостное возбуждение Дженни заметно спало. Брайс прав. Возможно, что мозг действительно является самым слабым местом этого существа, но проверить свои предположения у них нет никакой возможности.
Сара склонилась над листком бумаги, на котором были отпечатаны результаты анализов минерального и химического состава взятой пробы.
— Исключительно много всевозможных углеводородов, — произнесла она. — Причем не одни только следы. Очень высокое содержание углеводородов.
— Углерод и его соединения — главная составная часть всех живых тканей, — ответила Дженни. — Что в этом такого особенного?
— Дело в степени, — ответила Сара. — Здесь такое изобилие углеводородов, в самых разных формах...
— Нам это может быть чем-нибудь полезно?
— Н-не знаю, — задумчиво сказала Сара, перебирая листки, на которых были отпечатаны результаты других анализов.
Мокрица.
Кузнечик.
Гусеница.
Жук. Муравьи. Гусеница. Мокрица.
Паук, уховертка, таракан, многоножка, паук.
Жук-червяк-паук-улитка-уховертка.
Лиза с изумлением следила за лежавшим в чашке Петри комочком живой материи. Теперь он перевоплощался гораздо быстрее, чем раньше, причем скорость перевоплощений увеличивалась с каждой минутой.
Что-то здесь было не так.
— Петролатум, — проговорила Сара.
— Это что такое? — спросил Брайс.
— Нефтяное желе, — ответила Дженни.
— Вы хотите сказать... это нечто вроде вазелина? — произнес Тал.
— Но не может же эта аморфная ткань быть чем-то столь простым, как петролатум, — сказал, обращаясь к Саре, Флайт.
— Нет, нет, конечно же, нет, — быстро согласилась Сара. — В данном случае это живые ткани. Но есть поразительное сходство в содержании углеводородов. Состав этих тканей, конечно, гораздо более сложный, чем состав петролатума. Здесь больше различных минералов и химических элементов, чем даже в составе тела человека. Целый набор кислот и щелочей... Я пока еще даже отдаленно не понимаю, как оно усваивает пищу, как дышит, как функционирует без системы кровообращения или чего-либо подобного, без какой-нибудь видимой нервной системы, как оно создает новые ткани, если оно лишено клеточной структуры. Но вот эти исключительно высокие показатели содержания углеводородов...
Голос ее прервался, глаза уставились куда-то вдаль, лежавших перед нею листков с результатами анализов она уже явно больше не видела.
У Тала, наблюдавшего за Сарой со стороны, возникло ощущение, что она внезапно на что-то наткнулась. Охватившее ее возбуждение никак не отразилось ни в выражении ее лица, ни в позе, ни в каких-либо движениях. Но во всем ее облике появилось тем не менее нечто новое, нечто такое, что явно говорило Талу: Сара наткнулась на что-то действительно важное.
Тал посмотрел на Брайса. Их взгляды встретились. Он понял, что и Брайс тоже заметил эту перемену в Саре.
Тал почти непроизвольно скрестил два пальца.
— Подите-ка сюда, посмотрите, что тут происходит, — настойчиво потребовала Лиза.
Ее внимание было устремлено на чашку Петри, в которой лежала не использованная еще часть протоплазмы.
— Сюда, скорее! — повторила она, когда на ее призыв поначалу никто не откликнулся.
Дженни и все остальные собрались вокруг и тоже уставились на то, что происходило в чашке Петри. Кузнечик-червяк-многоножка-улитка-уховертка.
— Оно меняется все быстрее и быстрее, — сказала Лиза.
Паук-червяк-многоножка-паук-улитка-паук-червяк-паук-червяк...
И еще быстрее.
...паукчервякпаукчервякпаукчервякпаук...
— Оно успевает только наполовину стать червяком и тут же снова начинает превращаться в паука, — проговорила Лиза. — Как ненормальное. Видите? С ним что-то происходит.
— Похоже, что оно потеряло контроль над собой, свихнулось, — сказал Тал.
— Какой-то срыв с ним явно произошел, — согласился Флайт.
В следующее мгновение вид небольшого комочка аморфных тканей резко изменился. Из него выступила похожая на молочко жидкость, комочек сморщился и превратился в мокрую горку безжизненной грязи.
Он уже больше не шевелился.
Не принимал все время новые формы.
Дженни захотелось прикоснуться к нему, но она не осмелилась.
Сара взяла небольшую лабораторную лопаточку и потыкала ею в то, что лежало в чашке.
Оно по-прежнему не шевелилось.
Сара попробовала помешать его.
Из тканей выделилось еще больше жидкости, но никаких других изменений не произошло.
— Оно мертво, — негромко произнес Флайт.
Брайса все увиденное привело в невероятное возбуждение.
— Что было в чашке Петри перед тем, как вы положили туда этот образец? — повернулся он к Саре.
— Ничего.
— Там наверняка что-то оставалось.
— Нет, ничего.
— Черт возьми, вспомните! От этого зависит наша жизнь.