[62]. Однако для меня Джош стал настоящим кладом. С его помощью я надеялся узнать, что действительно происходит внутри скотомы. Зачем ломать голову над механизмами зрения и изобретать велосипед, когда можно спросить Джоша?
Одним дождливым, промозглым вечером Джош ворвался в лабораторию, поставил зонт в угол и буквально осветил все помещение своей жизнерадостностью. Он был одет в клетчатую рубашку, свободные джинсы и старые изношенные кроссовки. В тот день мы собирались немного поразвлечься. Другими словами, мы вознамерились повторить на Джоше все опыты, которые вы только что проделали на собственном слепом пятне. Первым делом мы решили выяснить, как его мозг поступит с линией, часть которой попадала на скотому. Он увидит линию с разрывом или «дорисует» ее?
Еще до начала эксперимента мы столкнулись с небольшой технической проблемой. Если мы покажем Джошу одну линию и попросим его сказать, видит он сплошную линию или линию с «дырой» посередине, он может непреднамеренно «смошенничать» — например, чуть-чуть сместить взгляд. В результате линия окажется в его нормальном поле зрения и он увидит, что она сплошная. Чтобы этого избежать, мы просто показали Джошу две линии по обе стороны его скотомы и спросили, что он видит: одну непрерывную линию или две половинчатые? (Когда вы проводили этот эксперимент на себе, вы видели линии без разрыва посередине.)
Джош немного подумал и сказал:
— Ну, я вижу две линии, одну сверху, одну внизу, а в середине большой разрыв.
— Хорошо, — сказал я.
Это никуда не вело.
— Подождите! — воскликнул Джош, прищурившись. — Подождите минутку! Знаете что? Они растут друг к другу!
— Это как?
— Вот так.
Правым указательным пальцем Джош изобразил нижнюю линию, а левым — верхнюю. Сначала кончики двух пальцев находились на расстоянии 5 сантиметров друг от друга, а затем начали медленно сближаться.
— Смотрите, — сказал он взволнованно. — Они растут, растут, растут, растут, и — оп-па — теперь это одна сплошная линия.
Его указательные пальцы соприкоснулись.
Мало того, что Джош заполнял — заполнение происходило в реальном времени! Он мог наблюдать за ним и описать его — вопреки всяческим утверждениям, будто у людей со скотомами ничего подобного не происходит.
Очевидно, некоторые нейронные цепи в мозге Джоша приняли две половинки линии, расположенные по обе стороны от его скотомы, за одну сплошную линию и отправили соответствующее сообщение в высшие центры. В результате его мозг заполнил огромную, зияющую дыру прямо возле центра взгляда, примерно так же, как ваш мозг заполнял естественное слепое пятно.
Затем нам стало интересно, что произойдет, если мы намеренно сместим две линии относительно друг друга. Джош заполнит разрыв диагональной линией? Или его зрительная система просто сдастся? Посмотрев на линии, Джош сказал:
— Бесполезно. Они не сплошные. Я вижу разрыв. Извините.
— Я знаю. Но давайте немного подождем.
Через пару секунд Джош воскликнул:
— Боже мой, вы только посмотрите!
— Что?
— Они движутся друг к другу, вот так! — Он снова поднял пальцы, чтобы показать две линии, движущиеся в бок. — Они выровнялись и теперь заполняются… Готово! Они стали одной сплошной линией.
Весь процесс длился пять секунд — для зрительной системы это целая вечность. Мы повторили эксперимент несколько раз и получили тот же результат.
Я не сомневался: в данном случае мы имели дело с подлинным перцептивным завершением. А иначе почему это занимает столько секунд? Если Джош просто догадывался, он должен был догадаться мгновенно. Но как далеко мы могли зайти? Насколько развита способность зрительной системы «вставлять» недостающую информацию? Что, если вместо простой линии мы используем вертикальный столбец из «Х»? Он галлюцинирует недостающие «иксы» или нет? А если мы покажем ему столбец улыбающихся лиц? Он заполнит скотому улыбающимися лицами?
Мы вывели вертикальный столбец «иксов» на экран компьютера и попросили Джоша смотреть чуть правее, чтобы средние три «икса» попали на скотому.
— Что вы видите? — спросил я.
— Я вижу «иксы» сверху, «иксы» снизу и большой разрыв посередине.
Я попросил его не отводить взгляд — как мы уже убедились, заполнение требует времени.
— Послушайте, доктор, я знаю — вы хотите, чтобы я увидел «иксы», но я их не вижу. Никаких «иксов». Сожалею.
Он смотрел три минуты, четыре, пять, а потом мы оба сдались.
Затем я попробовал длинный вертикальный ряд крошечных «иксов» — одни выше, а другие ниже его скотомы.
— А теперь что вы видите?
— Я вижу столбец «иксов», маленьких «иксов». Вы меня обманываете, да? На самом деле нет там никаких «иксов», верно?
— Не скажу. Кстати, «иксы» слева от того места, куда вы смотрите (которые, как я знал, находились в области его скотомы), выглядят иначе, чем те, что расположены выше и ниже?
— Сплошная колонка «иксов», — ответил Джош. — Я не вижу никакой разницы.
Итак, Джош заполнял маленькие «иксы», но не большие. Это важно по двум причинам. Во-первых, это исключает возможность конфабуляции. Во время неврологического обследования пациенты часто сочиняют истории и устраивают для врача спектакль. Зная, что «иксы» находились выше и ниже, Джош мог догадаться, что он «видит» их и посередине. Но почему это работало только для маленьких «иксов», а не для больших? Поскольку он не заполнил недостающие большие «иксы», мы можем предположить, что в случае маленьких «иксов» мы имеем дело с истинным перцептивным завершением, а не с догадками или конфабуляцией.
Почему же перцептивное завершение произошло только для маленьких «иксов», но не для больших? Возможно, мозг Джоша воспринял крошечные «иксы» как формирующие непрерывную текстуру и автоматически завершил ее. Однако, столкнувшись с большими «иксами», он переключился на другой режим работы и «увидел», что некоторые из «иксов» отсутствуют. Возможно, крошечные буквы активировали другую часть зрительного пути Джоша — часть, которая имеет дело с непрерывностью текстур и поверхностей, тогда как большие буквы обрабатываются в височных долях, отвечающих за объекты, а не поверхности. Логично предположить, что мозг отлично умеет заполнять пробелы в непрерывных поверхностных текстурах и цветах, но не в объектах. Причина в том, что в реальном мире поверхности обычно состоят из однородных «веществ» — например, из куска шероховатого дерева или песчаника, а не из больших букв или лиц. (Конечно, искусственные поверхности, такие как обои, могут быть сделаны из улыбающихся лиц, однако мозг изначально не эволюционировал в искусственном мире).
Чтобы проверить данную гипотезу — заполнение пробелов в текстуре и «веществе» происходит намного легче, чем завершение объектов или букв, — я решил попробовать кое-что весьма экстравагантное. Я разместил цифры 1, 2 и 3 выше, а 7, 8 и 9 ниже скотомы. Сможет ли Джош заполнить последовательность? Что он увидит посередине? Разумеется, я использовал крошечные цифры, чтобы мозг воспринимал их как «текстуру».
— Х-м-м, — протянул Джош, — я вижу сплошную колонку цифр, вертикально расположенных цифр.
— Вы видите пробел посередине?
— Нет.
— Вы можете прочесть их вслух?
— Один, два, три… семь, восемь, девять. Ой, это очень странно. Я вижу цифры посередине, но не могу их прочитать. Они похожи на цифры, но я не знаю, что это такое.
— Они кажутся размытыми?
— Нет, но они какие-то странные. Я не могу сказать, что это такое — типа иероглифов или что-то в этом роде.
Итак, мы вызвали у Джоша любопытную форму временной дислексии. Средние цифры не существовали, но его мозг восстановил текстурные атрибуты числовой строки и закончил ее. Вот вам еще одна яркая демонстрация разделения труда в зрительных путях. Система, которая отвечает за поверхности и края, говорит: «Здесь есть что-то цифроподобное — значит, ты должен видеть это и в середине», однако поскольку объектный путь молчит (на самом-то деле никаких цифр нет), результатом становятся неразборчивые «иероглифы»!
Более двадцати лет назад было установлено, что так называемая зрительная система в действительности состоит из нескольких систем и что разные области коры специализируются на обработке разных атрибутов видимых объектов (движения, цвета и так далее). Как же происходит заполнение: отдельно в каждой из этих областей или сразу, в какой-то одной области? Чтобы это выяснить, мы попросили Джоша посмотреть в центр пустого экрана, выведенного на компьютерный монитор, а затем включили узор из мерцающих черных точек на красном фоне.
Джош присвистнул: видимо, он наслаждался действом не меньше нашего.
— Боже мой, доктор! — воскликнул он. — Я впервые вижу свою скотому!
Он выдернул из моей руки фломастер и, к моему ужасу, нарисовал на мониторе контур скотомы (офтальмолог Джоша, доктор Лилиан Левинсон, очертила границы его скотомы, используя сложную технику под названием периметрия, а потому я мог сравнить его рисунок с ее; они были идентичны).
— Джош, что вы видите внутри скотомы? — спросил я.
— Вообще-то, это очень странно, доктор. В течение первых нескольких секунд я видел только красный цвет, но мерцающие черные точки не заполнились. Затем через несколько секунд точки заполнились, но они не мерцали. Наконец, мерцание — ощущение движения — тоже заполнилось. — Он обернулся, потер глаз, посмотрел на меня и сказал: — Что все это значит?[63]
Ответ заключается в том, что заполнение, судя по всему, происходит с разной скоростью для разных перцептивных атрибутов, таких как цвет, движение (мерцание) и текстура. Заполнение движения занимает больше времени, чем цвета, и так далее. На самом деле такое дифференциальное заполнение — дополнительное свидетельство того, что в мозге человека действительно существуют высокоспециализированные области. Если бы восприятие представляло собой единый процесс, происходящий в каком-то одном месте, оно должно было происходить сразу, а не поэтапно.