Неврологические теории отрицания отвергают фрейдистское толкование. Вместо этого они утверждают, что отрицание является прямым следствием неглекта (одностороннего пространственного игнорирования), который также наблюдается после повреждения правого полушария и делает человека глубоко безразличным ко всему, что происходит в левой части мира, включая левую сторону его собственного тела. Возможно, больной с анозогнозией просто не замечает, что его левая рука не двигается в ответ на команды мозга.
Я нахожу две ключевые проблемы с этим подходом. Во-первых, неглект и отрицание могут наблюдаться независимо друг от друга — некоторые пациенты с неглектом не отрицают паралич и наоборот. Во-вторых, неглект не объясняет, почему отрицание обычно сохраняется даже тогда, когда врач намеренно привлекает внимание больного к парализованной конечности. Например, если я попрошу пациента повернуть голову и посмотреть на левую руку, дабы продемонстрировать, что она не подчиняется его командам, он, скорее всего, продолжит отрицать, что она парализована — или что она вообще принадлежит ему, а не кому-то другому. Именно интенсивность отрицания — а не просто безразличие к параличу — требует объяснения. На самом деле, анозогнозия настолько загадочна потому, что мы привыкли рассматривать «интеллект» как преимущественно пропозициональный по своему характеру (т. е. определенные выводы неопровержимо следуют из определенных предпосылок), а человек обычно ожидает, что пропозициональная логика внутренне непротиворечива. Пациент, который отрицает, что рука принадлежит ему, и тут же признает, что она прикреплена к его плечу, — одно из самых озадачивающих явлений, с которыми только может столкнуться невролог.
Таким образом, ни теория Фрейда, ни теория неглекта не дают адекватного объяснения всего спектра дефицитов, который наблюдается при анозогнозии. На мой взгляд, оптимальный подход к проблеме — задать два вопроса: во-первых, почему обычные люди прибегают ко всем этим механизмам психологической защиты, а во-вторых, почему эти механизмы настолько преувеличены у пациентов с анозогнозией? Механизмы психологической защиты у нормальных людей особенно загадочны: на первый взгляд они только мешают[83]. С какой стати приверженность ложным убеждениям о себе и мире должна увеличивать мои шансы на выживание? Если бы я был хилым мямлей, но мнил себя таким же сильным, как Геркулес, я скоро бы нажил серьезные проблемы с «альфа-самцом» в моей социальной группе — завкафедрой, президентом компании, в которой я работаю, или даже соседом. Однако, как отметил Чарльз Дарвин, если вы видите в биологии что-то явно неадаптивное, смотрите глубже. Скорее всего, это неспроста.
Полагаю, ключ к разгадке кроется в разделении труда между двумя полушариями головного мозга, а также в нашей потребности придавать согласованность и целостность повседневному опыту. Большинство людей в курсе, что человеческий мозг состоит из двух зеркальных половин, напоминающих две половинки грецкого ореха. Каждая половина, или полушарие, контролирует движения на противоположной стороне тела. Столетие клинических исследований в неврологии ясно показало, что два полушария опосредуют разные умственные способности и что наиболее поразительная асимметрия наблюдается в сфере речи. Левое полушарие отвечает не только за сами речевые звуки, но и за синтаксическую структуру и частично семантику — понимание смысла. Правое полушарие, напротив, не задействовано в генерации произносимых слов, но, похоже, связано с более тонкими аспектами языка, такими как метафоры, аллегории и двусмысленности, — навыки, которые недостаточно акцентированы в наших начальных школах, но которые имеют жизненно важное значение для развития цивилизации через поэзию, миф и драму. Мы склонны называть левое полушарие главным или «доминирующим», потому что оно, подобно шовинисту, ведет все разговоры (и, вероятно, осуществляет бо́льшую часть внутреннего мышления), а также служит хранилищем самого главного человеческого атрибута — речи. К сожалению, немое правое полушарие ничего не может на это возразить.
Другие примеры специализации включают зрение и эмоции. Правое полушарие отвечает за целостные аспекты зрения, такие как «ви́дение леса за деревьями», чтение выражений лица и эмоциональное реагирование на значимые ситуации. Как следствие, после инсультов правого полушария больные склонны пребывать в блаженном равнодушии относительно своего состояния, ибо без «эмоционального правого полушария» они просто не осознают масштабы бедствия. (Это верно даже по отношению к тем пациентам, которые знают о своем параличе.)
Помимо данного, весьма очевидного, разделения труда, я хочу указать на еще более фундаментальное различие между когнитивными стилями двух полушарий[84] — различие, которое помогает объяснить не только усиленные защитные механизмы при анозогнозии, но и более заурядные формы отрицания, которые все мы используем в повседневной жизни (например, когда вы отказываетесь признавать собственный алкоголизм или отрицаете влечение к замужней коллеге).
В любой заданный момент времени наш мозг атакует бесчисленное множество сенсорных стимулов. Все они должны быть инкорпорированы в связную перспективу, основанную на хранящихся в памяти представлениях о себе и окружающем мире. Чтобы генерировать слаженную программу действий, мозг должен каким-то образом отфильтровывать избыточные детали и упорядочивать оставшееся в стабильную и внутренне согласованную «систему убеждений» — историю, придающую смысл имеющимся фактам. Каждый раз, когда в мозг поступает новая информация, мы незаметно вставляем ее в уже существующее мировоззрение. Я полагаю, что в основном это делает левое полушарие.
Но предположим, что однажды вы сталкиваетесь с явлением, которое не вполне соответствует сюжету. Как вы поступите? Один из вариантов — разорвать сценарий и начать с нуля: полностью пересмотреть всю «историю» и создать новую модель себя и мира. Проблема в том, что если вы будете делать так каждый раз, ваше поведение скоро станет хаотичным и нестабильным, и вы сойдете с ума.
Ваше левое полушарие поступает иначе — оно либо полностью игнорирует аномалию, либо искажает ее, дабы хоть как-то втиснуть в общую систему. И то, и другое позволяет сохранить стабильность. Данный ключевой принцип, я подозреваю, лежит в основе всех так называемых фрейдовских защит — отрицаний, подавлений (вытеснений), конфабуляций и других форм самообмана, которые управляют нашей повседневной жизнью. Подобные защитные механизмы отнюдь не являются неадаптивными; напротив, они не дают мозгу погрязнуть в бесцельной нерешительности, вызванной «комбинаторным взрывом» потенциально возможных историй. Только представьте, сколько таких историй можно составить из материала, который поставляют нам органы чувств! При этом, разумеется, вы себе «лжете», но согласитесь: это небольшая плата за согласованность и стабильность, присущие системе в целом.
Вообразите, например, генерала, который решил начать войну. Поздний вечер, генерал сидит в командном пункте и планирует завтрашние боевые действия. То и дело в помещение вбегают разведчики, они сообщают важную информацию о характере и рельефе местности, уровне освещенности и так далее. Один из них докладывает, что у противника пятьсот танков. Генерал размещает все свои войска в стратегических местах и решает начать бой ровно в 6.00 утра с восходом солнца.
Теперь представьте, что в 5.55 в командный пункт врывается другой разведчик и сообщает: «Генерал, у меня плохие новости». До начала битвы остаются считаные минуты, но генерал спрашивает: «Что случилось?» Разведчик отвечает: «Я только что посмотрел в бинокль и увидел, что у врага не пятьсот, а семьсот танков!»
Что делает генерал — левое полушарие? Поскольку время имеет ключевое значение, генерал не может позволить себе роскошь пересмотреть весь план сражения. Поэтому он приказывает разведчику заткнуться и никому не говорить о том, что он видел. Отрицание! На самом деле генерал может даже пристрелить разведчика и спрятать его отчет в ящик с надписью «Совершенно секретно» (вытеснение). При этом он полагается на высокую вероятность того, что сведения большинства разведчиков — правильные, тогда как новое донесение, поступившее из одного-единственного источника, скорее всего, ошибочно. В итоге генерал придерживается первоначального решения. Более того, он может приказать разведчику солгать другим генералам и сказать, что он видел только пятьсот танков (конфабуляция). Иначе говоря, как бы ни поступил генерал, он преследует одну цель — обеспечить стабильность в поведении и предотвратить колебания, ибо нерешительность никуда не ведет. Любое решение (до тех пор, пока оно кажется правильным) лучше, чем вообще никакого решения. Генерал, который постоянно сомневается и бесконечно меняет свои планы, никогда не выиграет войну!
В этой аналогии генерал — левое полушарие[85] («эго» Фрейда, может быть?); его поведение аналогично типам отрицания и подавления (вытеснения), которые наблюдаются как у здоровых людей, так и у пациентов с анозогнозией. Но почему при анозогнозии эти защитные механизмы настолько гипертрофированы? Введем в уравнение правое полушарие, которое мне нравится называть адвокатом дьявола. Чтобы понять, как оно работает, продолжим нашу аналогию. Предположим, в 5.55 в командный пункт вбегает разведчик и сообщает: «Генерал, я только что посмотрел в свою подзорную трубу и обнаружил, что у врага есть ядерное оружие». В этом случае со стороны генерала было бы крайне глупо придерживаться первоначального плана. Он должен быстро составить новый, ибо, если разведчик прав, последствия нападения будут катастрофическими.
Таким образом, копинговые стратегии двух полушарий в корне отличаются друг от друга. Задача левого полушария состоит в том, чтобы создать систему (модель) убеждений и втиснуть в нее текущий опыт. При столкновении с новой информацией, которая не соответствует модели, оно полагается на фрейдистские механизмы защиты и будет отрицать, подавлять или конфабулировать — что угодно, лишь бы сохранить статус-кво. Стратегия правого полушария, напротив, заключается в том, чтобы играть «адвоката дьявола», ставить под сомнение статус-кво и выискивать глобальные несоответствия. Когда аномальная информация достигает определенного порога, правое полушарие решает, что настало время полностью пересмотреть всю модель и начать с нуля. Таким образом, в ответ на аномалии правое полушарие приводит к «куновской смене парадигмы», а левое стремится придерживаться того, как