Более целесообразный подход к синдрому Капгра предполагает пристальное изучение нейроанатомии, особенно структур, связанных со зрительными образами и эмоциями. Как мы помним, в височных долях имеются области, которые специализируются на распознавании лиц и предметов (путь «что», описанный в главе 4). Мы знаем это потому, что при повреждении определенных частей пути «что» человек теряет способность распознавать лица[99] (даже лица близких друзей и родственников) — явление, увековеченное Оливером Саксом в его книге The Man Who Mistook His Wife for a Hat («Человек, который принял свою жену за шляпу»). В нормальном мозге области распознавания лиц (обнаруженные с обеих сторон мозга) передают информацию в лимбическую систему, а та в свою очередь генерирует соответствующую эмоциональную реакцию (рисунок 8.1). Я чувствую любовь, когда вижу лицо матери, гнев — когда вижу лицо начальника или сексуального соперника, нарочитое безразличие — когда вижу лицо друга, который предал меня и еще не заслужил прощения. В каждом из этих случаев моя височная кора распознает образ — матери, начальника, друга — и посылает сигналы в миндалевидное тело (ворота в лимбическую систему), которое определяет его эмоциональное значение. Затем информация передается в остальную часть лимбической системы, и я начинаю испытывать нюансы эмоций — любовь, гнев, разочарование — подобающие данному конкретному лицу. Фактическая последовательность событий, разумеется, гораздо сложнее, но таковы основные этапы процесса.
Размышляя о симптомах Артура, я вдруг подумал: а не могло ли его странное поведение возникнуть в результате обрыва связи между этими двумя областями (одной, отвечающей за узнавание, а другой — за эмоции). Возможно, путь распознавания лиц у Артура функционировал нормально; поэтому он мог идентифицировать всех, включая мать и отца, однако связи между «зоной лица» и миндалевидным телом оказались выборочно повреждены. В этом случае Артур должен узнавать родителей, но не испытывать никаких эмоций. Глядя на свою любимую маму, он не ощущает «приятного тепла», а потому, увидев ее, думает: «Если это моя мама, почему я не чувствую себя так, будто это она?» Возможно, единственный выход из этой ситуации — единственная разумная интерпретация, которую может измыслить Артур, учитывая разобщенность двух участков его мозга — предположить, что женщина, на которую он смотрит, просто напоминает маму. Она — ее двойник[100].
Весьма интересная идея, но как ее проверить? Хотя на первый взгляд задача не из легких, психологи нашли относительно простой способ измерить эмоциональные реакции на лица, предметы и события, с которыми мы сталкиваемся в повседневной жизни. Чтобы понять, как это работает, вам нужно кое-что знать о вегетативной (автономной) нервной системе — части мозга, которая контролирует непроизвольную, на первый взгляд автоматическую деятельность органов, кровеносных сосудов, желез и других тканей вашего организма. Когда вы эмоционально возбуждены — скажем, угрожающим или сексуально притягательным лицом, — эта информация поступает из области распознавания лиц в лимбическую систему, а затем в крошечную группу клеток в гипоталамусе, своего рода командный центр вегетативной нервной системы. От гипоталамуса нервные волокна идут в сердце, мышцы и другие отделы мозга, помогая подготовить ваше тело к действиям в ответ на данное конкретное лицо. Будете ли вы драться, бежать или спариваться, ваше кровяное давление поднимается, а сердце начинает биться быстрее, доставляя больше кислорода к тканям. В то же время вы начинаете потеть — не только для того, чтобы рассеять тепло, нарастающее в мышцах, но и чтобы крепче обхватить потными ладонями ветку дерева, оружие или горло врага.
Рис. 8.1
Лимбическая система отвечает за эмоции. Она состоит из нескольких ядер (скоплений нервных клеток), связанных между собой длинными С-образными проводящими путями. Миндалевидное тело — расположенное в переднем полюсе височной доли — получает информацию от сенсорных зон и отправляет сообщения в остальную часть лимбической системы, которая вызывает эмоциональное возбуждение. В итоге эта активность каскадируется в гипоталамус, а оттуда — в вегетативную нервную систему, которая готовит животное (или человека) к действию.
С точки зрения экспериментатора, потные ладони — наиболее важный аспект вашего эмоционального ответа на угрожающее лицо. Влажность рук — надежный показатель того, что вы чувствуете по отношению к тому или иному человеку. Более того, мы легко можем измерить эту реакцию — достаточно прикрепить к ладони электроды и записать изменения в электрическом сопротивлении кожи. (Так называемая кожно-гальваническая реакция, или КГР, составляет основу знаменитого детектора лжи. Когда вы говорите неправду, ваши ладони слегка потеют. Поскольку влажная кожа имеет более низкое электрическое сопротивление, чем сухая, электроды фиксируют эти изменения и вас ловят на вранье.) Каждый раз, когда вы смотрите на свою мать или отца, верьте или нет, ваше тело начинает незаметно потеть, и кривая КГР устремляется вверх.
Итак, что же происходит, когда Артур смотрит на мать или отца? Согласно моей гипотезе, хотя он считает их похожими на своих родителей (помните, что область распознавания лиц в его мозге работает нормально), мы не должны зарегистрировать изменения в проводимости кожи. Из-за обрыва связей в мозге его ладони не вспотеют.
С разрешения семьи мы приступили к обследованию Артура одним дождливым зимним днем. Он пришел в нашу скромную лабораторию на территории университета и, усевшись в удобное кресло, шутил о погоде и о том, что машину его отца смоет прежде, чем мы закончим утренние эксперименты. Пока он потягивал горячий чай, чтобы согреться, мы прикрепили два электрода к его левому указательному пальцу. Пот на его пальце изменит сопротивление кожи и отобразится как характерный всплеск на кривой КГР.
Затем я показал Артуру серию фотографий его матери, отца и дедушки вперемежку с фотографиями незнакомцев и сравнил его КГР с КГР шести студентов, которым была предъявлена идентичная последовательность снимков (в данном случае они служили контрольной группой). Перед экспериментом испытуемым сообщили, что сейчас они увидят фотографии знакомых и незнакомых им людей. Каждую фотографию показывали в течение двух секунд с задержкой от пятнадцати до двадцати пяти секунд (чтобы проводимость кожи могла вернуться к исходному уровню).
Как и ожидалось, у студентов мы обнаружили выраженные изменения в КГР в ответ на снимки родителей, но не на снимки незнакомцев. У Артура, напротив, КГР оставалась однообразно низкой. Скачки в ответ на фотографии родителей отсутствовали, хотя иногда, после долгой задержки, на мониторе компьютера появлялся крошечный всплеск — как будто он решал присмотреться получше. Мы истолковали результаты эксперимента как прямое доказательство того, что наша теория верна. Артур не выказывал эмоциональной реакции на своих родителей; именно это, должно быть, и объясняло отсутствие изменений в КГР.
Но как мы могли убедиться, что Артур вообще видел лица? Что, если в результате травмы головы были повреждены сами клетки, отвечающие за их распознавание? Впрочем, такое казалось маловероятным: Артур охотно признал, что люди, которые привезли его в больницу, — его мать и отец — похожи на его родителей. Кроме того, он не испытывал затруднений в распознавании лиц таких известных личностей, как Билл Клинтон и Альберт Эйнштейн. Тем не менее мы решили более тщательно проверить его способность к распознаванию.
Я показал Артуру шестнадцать пар фотографий незнакомцев (одни пары состояли из снимков одного и того же человека, другие — из снимков разных людей). Вопрос звучал следующим образом: на фотографиях изображен один человек или нет? Уткнувшись в снимки носом и пристально вглядываясь в детали, Артур дал правильный ответ в четырнадцати испытаниях из шестнадцати.
Теперь мы были уверены, что проблем в распознавании лиц у Артура не имелось. Может, отсутствие выраженной КГР на родителей — следствие более глобальных нарушений в эмоциональной сфере? Как мы могли быть уверены, что его лимбическая система не повреждена? Возможно, он вообще не испытывал эмоций.
Это казалось неправдоподобным, ибо в течение нескольких месяцев, которые я провел с Артуром, он проявлял весь спектр человеческих эмоций. Он смеялся над моими шутками и рассказывал собственные анекдоты. Он выражал разочарование, страх и гнев; несколько раз я видел, как он плачет. Более того, его эмоции всегда соответствовали ситуации. Значит, проблема Артура не крылась ни в способности распознавать лица, ни в способности испытывать эмоции; чего не хватало, так это способности их связывать.
Пока все логично, но почему это явление ограничено близкими родственниками? Почему Артур не называет самозванцем почтальона, например?
Возможно, когда любой нормальный человек (включая Артура до аварии) встречает кого-то, кто эмоционально очень близок к нему — родителя, супруга или брата — он ожидает ощутить выраженное или смутное эмоциональное тепло. Отсутствие тепла весьма неожиданно, а потому единственным прибежищем Артура становится абсурдный бред. Только он способен хоть как-то рационализировать или объяснить отсутствие эмоций при виде близких родственников. С другой стороны, когда человек видит почтальона, он не ожидает почувствовать тепло, и, следовательно, нет никаких оснований прибегать к бреду. Почтальон — это просто почтальон (если только отношения не приняли любовный оборот).
Хотя наиболее распространенным бредом среди пациентов с синдромом Капгра является уверенность в том, будто их настоящих родителей заменили двойники, в старой медицинской литературе можно отыскать еще более удивительные примеры. Так, один пациент верил, что его отчим — робот; в конце концов он обезглавил его и вскрыл череп, чтобы вытащить микрочипы. Вероятно, у этого больного эмоциональные нарушения достигли такого размаха, что он генерировал бред еще чудовищнее, чем Артур: для него отчим являлся даже не человеком, а безмозглым андроидом!