***
Когда возвращалась в мир звуков и чувств, это не нравилось. Однозначно и категорически. И если поначалу не испытывала ничего, то уже вскоре, когда смогла открыть глаза, поняла, что Ад на Земле существует и я в нём!
Не умерла! А жаль...
Глава 27
Как оказалось, видела лишь единственным оком, второе было сплошным тёмным пятном, и как бы ни крутилась, пытаясь сморгнуть мрак, этого не выходило. Когда нашла хоть кого-то, это была мама: испуганная, взволнованная, зарёванная. Она тотчас метнулась ко мне:
- Доча, - всхлипнула и сразу же залилась слезами. Я скривилась от мерзкого звука и отвела взгляд. Светлая одиночная палата с большим окном, прикрытым жалюзи. Лежу на больничной койке, рядом стоит прикроватная тумба со стаканом и графином воды. На противоположной стене - телевизор, а под ним стол и пару стулья. - Как ты? - утерев влагу с глаз, участливо поинтересовалась родительница, уместившись на краю койки.
Я отвернулась, закрыла глаза и погрузилась в душевный мрак - не могла говорить, да и не хотела.
Мамуля хлопотала вокруг меня день и ночь, папа тоже наведывался. Правда, он занимался Златой и Ильёй, поэтому приходил по возможности. Сына и дочу пару раз ко мне пустили, но то, что прочитала на их лицах и в глазах, откровенно не нравилось. Страх вперемешку с жалостью и ужасом.
Ещё Люба прибегала с Костиком. Вот тогда и попросила зеркало. Подруга заставила жениха выйти, якобы за сладеньким, и долго со мной спорила. Отговаривала, убеждала, что не нужно мне на себе смотреть, пока... ещё несколько операций назначены.
- Дай зеркало!
- Мил, - упиралась Любка, - тебя звери драли...
- Если ты моя подруга, дай зеркало !
Люба вся сникла, побледнела:
- Вот нельзя так, давить на мою к тебе любовь. Нечестно.
- Зеркало! - прохрипела я, теряя терпение.
Отражение...
Даже не сразу поняла, что гляжу на себя. Кто это? Хотелось заорать и в ужасе бросить мерзкий предмет обихода, который посмел так напугал. Руки дрожали. Не в силах пошевелиться, невидяще таращилась на монстра в зеркале. Сколько? Не знаю, но когда пелена стала спадать, я смогла посмотреть в глаза реальности - теперь это я! Половина лица была словно изжёвана, но усердно подлатана несколькими швами, тянущимися по подбородку, щекам, лбу. Ни начала, ни конца, ведь нити терялись в лысой макушке покалеченного скальпа и где-то в области плеча, груди и спины. Одного глаза не ощущала, и теперь понятно почему... вместо глазного яблока зияла тонкая щель. Глаз, которым хоть как-то видела, заслезился - едкая вода жгла, но руки в судорожном треморе так сильно стискивали зеркало, что не сдвигались, смахнуть мерзкую жижу.
- Милочка, родная, - тараторила подруга. - Ты хоть представляешь, из чего тебя собрали?! - принялась по-дружески, в красках рассказывать, что со мной было, точнее, случилось по версии следователей и экспертов. То, как меня обнаружили, когда другая машина спугнула тварей, и они сбежали. Водитель остановился, бросился ко мне...
- Даже не знаю, - сухо подытожила я, - благодарить его или проклясть.
- Ты что такое говоришь? - возмутилась Любка. - Конечно, благодарить!
- Оставь меня, - чуть повернула голову, показывая, что не хочу больше говорить.
- Мил, - проскулила подруга.
- Прошу, - процедила сквозь зубы.
Как она уходила не видела и не слышала - провалилась в жуткую прострацию, в которой пробыла, пока не пришёл врач. Осмотрел меня, вколол очередную порцию обезболивающего, и я провалилась в сон.
Проснулась ночью. Точнее, меня безжалостно вырвало из сна.
Тёмную фигура увидела сразу. Демьян, прислонившись к подоконнику, стоял, сложив руки на груди, и неотрывно смотрел на меня. Сверлил пристальным взглядом.
«Моральный урод явился навестить урода во плоти? Мило! - даже чуть приподнялась на подушку. - Ой, только жалости не надо. Её мне сполна хватает», - глумилась, хотя было совсем не до горькой потехи.
«А чего не хватает?» - ровно отозвался Демьян.
«Свободы... Мне кажется, я её заслужила, не находишь? Ты поиграл всласть, развлёкся от души, а теперь, всё! Кукла сломалась».
«Ещё будет сделано несколько операций», - сухо сообщил кукловод.
«О, и я стану прекрасней, чем была?» - не удержалась от сарказма.
«Я могу вернуть тебя прежнюю... внешне, - добавил после заминки. - Но не буду, ведь тогда ты потеряешь себя внутренне».
«А сейчас себе принадлежу? - удивилась без желчи. - Я твоя марионетка. Сломанная, изувеченная фантош».
«Если обращу, станешь сучкой, как и все другие, которые бегают и вылизывают за мной следы. Я этого не хочу...» - попытался донести правду Демьян.
«Какая милая перспектива, стать ещё больше зависимой от тебя. Одержимой настолько, что единственное название, которое будет мне подходить: сучка! Или чудовище, которое будет приковано к постели и которое не сможет без слёз на себе смотреть, - наигранно задумалась. -Монстр или сука? Хм, что же выбрать? Прямо колесо фортуны».
Демьян даже не старался приблизиться, продолжал подпирать подоконник и, не мигая смотреть.
«Если в тебе осталось хоть немного человеческого, а уровень цинизма и низости не перевалил за черту пожизненный ублюдок, ты не посмеешь этого сделать, - холодно рассудила, чуть обдумав. - Оставишь меня такой... Чтобы видела себя в зеркале и помнила о случившемся. Чтобы ненавидела не только себя, но и тебя... до конца моей жизни!»
«Тебя подлатают», - прозвучало до мерзости мягко.
«Я не уверена, что моя семья сможет себе это позволить...» - отозвалась безлико.
«Не волнуйся о деньгах».
- Нет! - зло шикнула в голос. - Не смей! Ни копейки... Если посмеешь, я найду способ как тебе отомстить... Просто уйди! Уйди из моей покалеченной жизни! Остатков жизни...
- Не ставь на себе крест, многое поправимо.
- Ты не слышишь?! - отчеканила гневно. - Я прошу подправить лишь одно недоразумение твоей жизни - оставить меня в покое!
Во мраке глаз Демьян полыхнуло золото, взгляд стал упрямым и решительным.
Не отпустит: вцепился бульдожьей хваткой и не успокоится, пока со света не сживёт... Я устала! Я так устала. От споров, глупых слов, понимания, что обречена.
«Начинаю сомневаться в том, что в тебе есть хоть капля человеческого», - обронила сухо.
«Тебе нужно побыть одной. Подумать...» - с таким знанием дела сообщил Демьян, что вновь не вытерпела:
«Тварь! Ты - тварь... Жизнь мою уже забрал, не смей лишать последнего - смерти! Прочь из моей головы! Отдай меня себе!» - это уже мысленно вопила, задыхаясь от переизбытка чувств.
И он отдал. Щелчком пальцев. Я тотчас поняла, что свободна.
Демьян посмотрел с какой-то щенячьей жалостью, граничащей с нежностью и даже моля о прощении...
«Мне этого не нужно. Я не хочу!» - Порывисто отвернулась, сложив руки на груди. Впервые за долгое время могла себе это позволить в его компании кукловода.
Когда повернулась, его уже не было.
Теперь я была свободна...
Вот только испугалась. Испугалась так сильно, что начала реветь. Навзрыд, да в голос. Истерика накрыла с головой: я выла зверем, ведь теперь не знала, что мне делать. С собой! Со свободой! С искалеченной жизнью!
В палату прибежала медсестра и опять вколола лекарства. Мне начинало нравиться этот состояние, всё больше понимала наркоманов.
Глава 28
Через несколько месяцев реабилитации, заявился Эпштейн. Я была так удивлена, что не могла ответить на банальное и учтивое:
- Привет. Надеюсь, не против, что я заглянул? И то, что на «ты»? Сейчас мы не у меня на сеансе, поэтому себе позволил перейти...
- Да, конечно, - наконец, подала голос и улыбнулась, как можно милее, если такое понятие применимо к моей внешности.
- Я присяду? - Шлёма, кивнул на стул рядом с койкой.
- Да, конечно, - вновь отозвалась рассеянно.
- Я пришёл не как специалист, - начал просто и без предисловий мужчина. - Я пришёл, как хороший знакомый, который надеется на нечто большее... Как минимум на твою дружбу, - добавил с очаровательной улыбкой.
Аж перехватило дыхание:
- Вы сами понимаете, что говорите?
- Да. Хочу, чтобы ты меня теперь воспринимала, как друга. Как друга, который трепетно к тебе относится и который переживает. Не за тебя, не за твоё самобичевание, а за детей. Твоих детей, - повторил значимо и так проникновенно, что по коже мурашки побежали.
- А что с ними? - нахмурилась.
- Дело в том, что при живой матери, у них её нет! - рубанул грубой правдой.
- Я есть, - поспешила оправдаться, хотя звучало жалко, - просто больна и лечусь...
- Ты не лечишься, - отрезал сухо Эпштейн. - Ты просто лежишь в больнице и принимаешь то, что прописывают.
- А в чём разница? - недопоняла, хотя скорее, делала вид.
- В упорстве и желании встать побыстрее на ноги! - хладнокровно резюмировал мозгоправ.
- Я... - замялась, ощущая его дикую правоту и свой откровенный самообман. - Мне сложно. Больно, нужно свыкнуться...
- Вот что, - коротко кивнул Эпштейн. - Я поговорил с лечащим врачом, и он согласился, что прогулка тебе будет полезна.
- Гулять? Я?! - ужаснулась не на шутку и даже попыталась одеяло до подбородка дотянуть.
- Всё! Хватить хандрить! - внезапно ожесточился Эпштейн. - Ради бога, как маленькая девочка. - Из пакета, который оставил возле койки, вытащил легинсы, пуловер, балетки и аккуратной стопочкой положил на стул, на котором только что сидел.
Несколько секунд смотрел на недоуменную меня и, видя, что не шевелюсь, шагнул ближе. Рывком сорвал одеяло и, не обращая внимания на мой больничный прикид - нагое тело, едва прикрытое хлопчатобумажной сорочкой, с решительным видом потянулся.
Вот тут я запротестовала:
- Нет-нет, пожалуйста, мне стыдно... Да как вам не стыдно?
- Мне? - подивился Шлёма. - Нисколько... Я слишком тебя уважаю. Поэтому не позволю себя загубить! И если для этого придётся тебя встряхнуть, это сделаю. Без зазрения совести.