Он оправляет рукава.
– Ты знаешь правила бойцовского клуба?
Я с удивлением смотрю на него.
– Так ты говорящий!
Он поднимает бровь.
– Если понадоблюсь, я прямо за дверью. Через двадцать минут тебя ждут внизу. Советую поторопиться.
И здоровяк выходит из комнаты. Я натягиваю чистую футболку. И тут звонит телефон. Сообщение. Целых два сообщения.
Гейл, 8:36
– Его зовут Лонни. Будь вежлив.
Лонни? Ну, ладно, хотя это и не самое подходящее имя для трехсотфунтовой машины тотального уничтожения. Я нахожу пару чистых спортивных шортов и носки. Телефон снова звонит, я вспоминаю про второе сообщение.
Неизвестный номер, 8:44
– Извини, что беспокою, но, может быть, ты знаешь. Как называется, когда Юцинедес делает эту штуку с пушками корабля. Исправляет? Чинит?
– Чушь.
Точно. Незнакомец. Мои губы кривятся в усмешке, когда я печатаю ответ.
8:44
– Пишешь фанфик в такую рань?
Неизвестный номер, 8:44
– Нет.
– Слишком резко, да?
8:44
– Немного. Я намекну.
– Начинается на К.
Неизвестный номер, 8:44
– Черт, я так и знала, что на К. Дай подумать.
Я надеваю спортивные шорты и носки, засовываю телефон в карман, провожу руками по волосам и гляжусь в зеркало в ванной. Шрам на щеке сильно выделяется в резком свете, мертвенно-бледная линия на коричневой коже. Марк прав. У Карминдора не было шрама. Еще один довод, что директор картины, должно быть, сошел с ума, когда выбрал меня. Еще более сумасшедшей может быть только мысль, что я продолжу дело Дэвида Сингха.
Экран телефона светится от еще одного сообщения, Я пугаюсь. Ненавижу сообщения. Особенно от незнакомцев. Но почему-то, не знаю почему, в сообщениях от этого человека есть что-то успокаивающее. Полная анонимность. Мы не должны никем притворяться. У меня не спросили моего имени, я не спрашиваю его. Мне не нужно объяснять, почему у меня телохранитель, почему я на такой странной диете и почему упорно ношу любимые футболки, даже когда они протираются до дыр под мышками. Мы… Мы просто болтаем.
Неизвестный номер, 8:45
– Корректирует? Калькулирует?
– Ну же, Карминдор!
– Коллекционирует? Кейтеринг? Понятия не имею!
– Подожди.
– Боже, ну конечно, калибрует!
– Я ужасна.
8:46
– А еще называешь себя фанатом.
Неизвестный номер, 8:46
– Ужасным.
– Никогда себе этого не прощу.
– Спасибо, Ваше высочество.
– Десять минут, шеф. – Лонни засовывает голову в дверь.
– Ты что, еще и таймер?
– За что заплатят, то и делаю.
– Можно я заплачу, чтобы ты исчез?
Он хмуро смотрит на меня.
– Шутка. – Я засовываю телефон в карман и хватаю ключи. Я бы не сказал, что ухожу очень быстро, но обуваюсь довольно торопливо. Прежде чем выйти, отправляю последнее сообщение.
8:56
– Можно просто Кар.:)
Калибровка.
Я теперь вечно буду себе это припоминать.
«Юци калибрует пушки, Элль», – ворчу я про себя, царапая это в блокнот. И почему я думала про калькулятор?
Вторник. Полуденное солнце припекает, я наблюдаю за туристами, гуляющими по дамбе. Мой телефон-кирпичик отдыхает в тени, изо всех сил пытаясь воспроизвести на своем стареньком экране видео из «Ютуба» о том, как раскроить и сшить вытачки. Я смотрела это видео уже раз сорок. В нем используется много швейных терминов, которые я не понимаю, кроме того, девушка пользуется швейной машинкой, которой у меня нет и не будет. Все мои сбережения уйдут на материалы и, надеюсь, на автобусный билет и конвент. Хорошо, если останутся деньги на иголку с ниткой, не говоря уже о том, что мне нужно разобраться, как их использовать.
«Ну почему это не конкурс, скажем, фанфиков?» – ворчу я. Писать гораздо проще. Когда стану сценаристом, буду работать над диалогами, описывая персонажей по собственному усмотрению, а костюмами пусть займется кто-нибудь другой.
Но сейчас я одна за всех.
Я решила выступить в роли Карминдора, как это ни глупо. Возможно, мамино платье Амары сядет на мне лучше, но что-то мешает к нему прикасаться. Мне всегда требовалось разрешение, чтобы примерить его. Папа доставал платье с самой верхней полки шкафа и заставлял обещать, что я буду ступать легко, иначе вселенная, вшитая в стежки, поглотит меня. На самом же деле он просто опасался испортить костюм, в котором жила память о маме. Быть с ним очень аккуратной. Словно бы он соткан из золота. К тому же в косплее нужно наряжаться в того, кем ты хочешь быть, а я, сколько себя помню, всегда хотела быть Карминдором.
Проблема, конечно, в том, что я тону в папином кителе. Он был высоким. Наверное, я уже и забыла, насколько высоким. Время играет с памятью злую шутку. В моей памяти он остался широкоплечим героем, с мягкой кривоватой улыбкой и глубокими темными глазами, подобными Атлантическому океану. Мне достались мамины карие глаза. Он всегда напевал «Кареглазую девушку», когда танцевал с ней по гостиной. Ее голова ложилась ему на плечо, подходя идеально, как ключ к замку.
Интересно, он когда-нибудь вальсировал с Кэтрин по гостиной? У моей мачехи голубые глаза, но о голубоглазых женщинах, кажется, нет веселых песен. Папа и Кэтрин когда-нибудь были счастливы? Наверное, когда-то были. Я впервые встретила ее, когда однажды вечером она появилась у нас на пороге в крошечном белом платье, с бутылкой вина в маленьком красивом пакетике. Папа потом спросил меня, что я о ней думаю. Мне тогда было восемь. Мамы не было уже четыре года. Мне хотелось встряхнуть его и напомнить, что Принцесса Амара в конце умирает, и мама умерла. У истории не должно быть сиквелов. Сиквелы всегда плохие. Насквозь гнилые по шкале Гнилых Помидоров.
Но я этого не сделала.
– Она ничего, – ответила я.
Семь месяцев спустя они поженились. А потом случилось невозможное, и мы с Кэтрин остались наедине друг с другом. Запертые в мире, где его больше нет. По крайней мере, мне так казалось. В его кителе я ощущаю себя им. В швах, пуговицах, эполетах мне слышится, как он напевает «Кареглазую девушку».
Может быть, все умирает, а может быть, все, что умерло, рано или поздно вернется.
Дверь «Тыквы» распахивается, я прячу телефон под блокнот. Сейдж забирается внутрь, держа в руках две порции мороженого.
– Уф-ф, напомни мне в следующий раз, что нельзя обедать, если я собираюсь бежать на другой конец города за мороженым, – она, задыхаясь, предлагает мне подтаявшую креманку. Ложечка в ней уже болтается из стороны в сторону.
– С ирисом? Или пралине?
Я непонимающе смотрю на нее.
– Это мне?
Она закатывает глаза и ставит обе креманки на прилавок.
– Нет, конечно, другому коллеге, который здесь ошивается. Господи. Я буду с ирисом. – Она садится на бутыль с водой и начинает есть. – Там была жутчайшая очередь. Кто-нибудь приходил, пока меня не было?
Я качаю головой и беру пралине. Я очень люблю пралине. Но все это выглядит странно. И речь не только о том, что Сейдж со мной разговаривает.
– Ты купила мороженое, – без выражения повторяю я.
– Ну да, там жарко. – Сейдж помешивает свой суп из мороженого.
– Но в мороженом сливки.
Она моргает накрашенными фиолетовыми глазами.
– И что? А-а-а, – она широко ухмыляется, – ты думала, я веганка? Вот еще нет. Только наша начальница. Я всего этого не понимаю.
– Я тоже, потому что слишком люблю бекон.
– М-м-м, мороженое со вкусом бекона. В автокафе с веганской едой это сродни смертному греху, – смеется Сейдж. – Мы угодим прямиком в веганский ад. Хотя не думаю, что это так страшно. Собственно, мы и так уже в аду.
– Тебе не нравится здесь работать?
Она виновато оглядывается.
– Ну, если скажу, что не нравится, я буду плохой девочкой. Потому что не хочу унаследовать гордость и радость начальницы. – Она гладит прилавок как собачку, словно приговаривая: «Хороший песик, ничего личного».
– А чем бы ты хотела заниматься?
– Я стараюсь об этом не задумываться. – Она пожимает плечами.
– Ты же рисуешь? И сама шьешь себе одежду?
Она оглядывает юбку, сшитую из семи вертикальных полос ткани семи разных цветов, с тюлем внизу. Сейдж напоминает мне картинки из модных японских журналов, которые она читает. Будто спрыгнула с их страниц.
– Так заметно?
– Ничего плохого, – быстро поправляюсь я. – Ты всегда клево выглядишь!
Она фыркает. Я продолжаю.
– Ты хочешь стать дизайнером?
Она глотает полную ложку мороженого и хмыкает.
– Сейчас я хочу обвенчаться с этим мороженым и тайно сбежать на Таити.
Долю секунды я размышляю, не попросить ли ее объяснить мне швейное видео, но, прежде чем успеваю что-то сказать, раздается голос:
– О, смотрите-ка, наша сестренка в естественной среде обитания!
Хлоя и Калли с презрительной усмешкой заглядывают в окошко. За три недели, что я работаю в «Тыкве», близняшки не могли отыскать меня. И, конечно же, сегодня мы наконец встретились. Естественно, их окружает вся компания из загородного клуба. Их лучшая подруга Эрин, ее парень. Несколько ребят из футбольной команды, у чьих родителей есть собственные яхты. Чуть поодаль стоит Джеймс. Великолепно.
Сейдж ставит креманку с мороженым и встает.
– Что вы будете? – она зажимает ложку в уголке рта.
Хлоя игнорирует вопрос. Ее светлые волосы собраны в свободный хвост, на ней короткие розовые шорты и футболка колледжа Чарлстона, куда она хочет поступать в следующем году. Рядом с ней высокий, широкоплечий, короткостриженый парень, лайнбекер в футбольной команде, от него за километр пахнет отцовскими деньгами. Он кивает в сторону Сейдж.
– Ты наедине с ней работаешь?
Сейдж облокачивается о прилавок.