Мы в моем номере, просторном и красивом. Но стены все равно что из тонкой бумаги, а в соседней комнате Джесс. Через час мы снимаем сцену погони за звездами, и я не хочу, чтобы между нами возникла неловкость.
Я беззвучно же отвечаю:
– Марк знает о сообщениях.
Гейл бледнеет и трясет головой. «Это не я», – говорит она. Я и сам знаю, что это не она. Спасибо осветителю, у меня на нее тоже кое-что есть. Кто же? Лонни? Да нет, он человек слова.
– У меня никого нет, – говорю я. – Это просто сплетни.
– Сплетни, – повторяет Марк. – Тогда почему различные источники сообщают, что ты нос от телефона не отрываешь?
У меня создается ощущение, что он сейчас попытается воздействовать на меня, например, прикажет Гейл отнять телефон. Мысль о том, что я не смогу переписываться с Элль, оставляет меня в панической пустоте.
Но он смеется, словно пытается разрядить обстановку.
– Аккуратнее, малыш. Ты – лицо «Звездной россыпи». Нехорошо, если ты одновременно встречаешься со своей коллегой и развлекаешься на стороне. Знаешь, что тебе надо сделать? – Он скажет независимо от того, хочу ли я это знать или нет. – Возьми паузу в отношениях с той, на другом конце телефона. Развлекайся с Джесс. Я только что говорил с менеджером, мы устроим вам хорошее свидание. Сегодня вечером после съемок. Устраивает?
Я некоторое время молчу, смотрю на телефон. Не разговаривать с Элль? На протяжении целой недели, пока мы не порвем? До «ЭкселсиКона»? Неделя кажется не такой уж длинной. Однако, когда разорвем отношения, мы действительно перестанем общаться и пойдем каждый своей дорогой.
Но, словно бы зная, о чем мы сейчас говорим, телефон освещается сообщением. Ее имя.
20:47
– О нет, Кар.
– О нет.
– У соседей собака, и я пошла кормить ее, потому что она лает и…
– Кар, это ужасно. Я ненавижу мачеху.
– Я жутко ее ненавижу.
– Сосед отведет его в пруд.
– ПРУД.
Я разрываю разговор с Марком, чтобы ответить ей.
20:49
– Черт. Мне жаль.
Элль, 20:49
– Я просто не знаю, что делать, Кар.
– Бочонок Франк не виноват.
– Она всегда побеждает. Все время.
– Я бессильна. Я всегда бессильна.
Бессильна. Я кое-что об этом знаю. Я чувствую себя бесполезным. Иногда думаю, что я действительно позволю Марку указывать, с кем мне можно или нельзя говорить. Но он мой папа, а разве папам не виднее? Разве они не лучше знают?
– Дэриен? Ты еще здесь? – у меня в телефоне раздается голос Марка. – Я оборвал звонок? Ты меня слышишь? Дурацкий телефон.
– Я понял, Марк, – отвечаю я.
– Я знал, что ты вернешься! – он радуется, словно это прорыв в наших отношениях. – И не забудь о сегодняшнем свидании. Покажи себя с лучшей стороны. Сияй как всегда, хорошо?
– Хорошо, – я заканчиваю разговор, вешаю трубку, смотрю на Гейл. – В следующий раз, когда он позвонит, я занят.
Гейл хмурится.
– Дэриен, а может, он прав. Всего неделя. – Она задумчиво смотрит на свой телефон. – Просто слушайся его эту неделю.
Телефон снова вибрирует.
Элль, 20:52
– Я не знаю, что делать.
Я перевожу взгляд на Гейл, та возвращается на диван просматривать утренние новости.
– Я ничего не видела.
20:52
– Хорошо. Давай думать.
– У тебя есть место, где его можно держать? Может кто-нибудь присмотреть за ним?
Элль, 20:52
– Негде.
– Я ничего не могу сделать.
20:52
– А как насчет подруги? Ну, которой ты показываешь «Звездную россыпь»?
Элль, 20:53
– Ты предлагаешь мне УКРАСТЬ Франка?
20:53
– Я предлагаю перестать быть беспомощными.
– Иногда нужно быть не Карминдором.
– Иногда нужно быть Амарой.
По крайней мере, Франку нравится в фургоне. Мы посадили его в единственное прохладное место около холодильника, которое любезно пожертвовали для него. Ладно, любезно с моей стороны. Сейдж идея совершенно не понравилась. В жаркие летние дни в Чарлстоне скапливаются пот и москиты и взаперти в жестяной банке невыносимо душно.
Я обмахиваюсь лопаточкой, прижимаясь щекой к холодному прилавку, и буквально падаю в обморок от жары, когда кое-что вспоминаю. Внимание возвращается, я проверяю на телефоне дату. Все верно. Учитывая доставку, сегодня тот самый день.
– Бочонок Франк получает больше внимания, чем наша еда, – бормочет Сейдж, косясь на собаку, в то время как еще один турист уходит, умиляясь полноте Франка.
Он смотрит на нее большими коричневыми глазами, язык вываливается изо рта. Она хмурится.
Я глажу Франка по голове.
– Извини, малыш, твое обаяние на нее не действует.
– Не могу поверить, что ты украла его прямо со двора. Наверное, мы нарушаем добрый миллион правил здравоохранения.
– Биллион и еще одно, – добавляю я, кидаю в рот горячую сладкую картошку фри, тут же осознаю мою ошибку и обмахиваю язык.
– Горячо, горячо, горячо!
– Получила по заслугам, – радуется Сейдж. Ее яркие волосы собраны под бандану, рот без остановки жует жвачку всю вторую половину дня.
– Так это он убедил тебя его украсть, твой таинственный парень? – спрашивает она, переворачивая страницу последнего выпуска Vogue.
– Он не убеждал меня. Я и сама об этом подумывала. Но он сказал кое-что странное: нужно перестать быть такими беспомощными. Я подумала, что бы это значило? У него тоже есть злобная мачеха? Или еще что-то?
Она пожимает плечами.
– Почему ты его не спросишь?
Я вздыхаю.
– Да я бы с удовольствием.
– Тогда почему?
– Потому что он почти не рассказывает о себе. Хорошо, если я хоть что-то о нем знаю. В смысле, если говорим не о «Звездной россыпи» и не о целостности солнечного энергетического флюксуатора, то мы просто… ну, не знаю. Мы говорим обо мне. Но не о нем. Он, похоже, очень скромный.
– Это ты так думаешь?
Я сурово смотрю на нее со своей позиции около фритюра, она поднимает руки вверх, сдаваясь. Франк лает, виляя хвостом.
– Видишь? И Франк согласен. – Я чешу его между ушей и снова смотрю на телефон. – Можно я попрошу тебя об одолжении?
– Я и так уже нянчусь с твоей собакой, пока ты не найдешь ей постоянный дом, – сухо говорит Сейдж. – Что еще ты от меня хочешь, о, королева?
Я невинно улыбаюсь.
– Моя прелестная служанка, не могли бы мы заехать в мое жилище прежде, чем скрыться в твоем подвале сегодня вечером? Близняшек дома не будет, но я ожидаю почту.
Сейдж вздыхает тяжелее, чем требовалось, отмахиваясь журналом.
– Наверное, могли бы, – она поднимает глаза и спрашивает, приподняв бровь: – Чего ждешь?
– Билеты на «ЭкселсиКон».
– Билеты? Во множественном числе?
Я краснею.
– Ну да. Я подумала, ты тоже захочешь поехать. Это будет твоей наградой. Ты ведь работаешь над костюмом и…
– Это для моего портфолио. Я уже кое-что с этого получаю.
– Я знаю. Если не хочешь ехать, я не обижусь, – я мучительно ищу слова, выкручивая руки в пластиковых перчатках. – Глупо было не спросить тебя сначала.
– Шутишь? – Сейдж лыбится. – С удовольствием поеду.
Я с удивлением встречаюсь с ней глазами.
– Серьезно?
– Да! Звучит очень круто!
Франк снова лает.
Она показывает ему в ответ большие пальцы.
– Видишь, Франк согласен! Спасибо. Это будет здорово. Осталось понять, как мы туда доберемся. Мама не позволит мне выезжать на «Тыкве» за пределы города.
– Автобус в 6:30 утра. Обратно возвращается в 8:00.
Я рано утром ездила на станцию автобусов Грейхаунд и купила безвозвратные билеты. На них и на билеты на конвент я потратила почти все свои наличные деньги.
Сейдж смеется.
– Ты все здорово спланировала, верно?
– Пришлось. Это как в «Ограблении по-итальянски». Только мы крадем меня.
– Больше похоже на проникновение Фродо и Сэма в Мордор, – отвечает она.
Я смотрю на нее без выражения. Она пожимает плечами. – Что такое? А я фанатка «Хоббита».
– Арагорн или Боромир?
– Меня скорее привлекает Арвен, если ты понимаешь, о чем я. – Сейдж подмигивает.
Я улыбаюсь, а потом вспоминаю, что говорили близняшки обо мне и Сейдж, а еще жуткое, невыносимое зрелище: Калли в платье моей мамы. Я смотрю на фритюр.
– Что-то не так? Боже, пожалуйста, только не говори мне, что ты не можешь дружить с лесбиянкой.
– Что? Нет, конечно! – быстро отвечаю я. – Просто они тоже участвуют. Близняшки.
Брови Сейдж взлетают вверх.
– Я и не знала, что твои близняшки – фанаты «Звездной россыпи».
– Да они не фанаты.
– Зачем они тогда участвуют?
– Они, ну, словом, нашли костюм. Платье.
Я стараюсь говорить максимально туманно. Не хочу, чтобы она знала, что это костюм моей мамы. Не хочу в этом признаваться пока. Как плохую прическу прячут под платком: если не думать, этого словно и не происходило.
– Если мы не дошьем костюм для косплея, они действительно могут выиграть, а я не могу этого допустить. И близняшки не должны узнать, что я тоже еду на конвент. Они расскажут мачехе, и всему конец.
Но Сейдж не успокаивается.
– А как они нашли костюм? Они у тебя что, по всему дому разбросаны?
– Нет, – тихо отвечаю я. – Он был на чердаке. С вещами моих родителей.
Слова медленно проникают в нее, глаза расширяются. Она откладывает журнал и покачивает головой.
– Боже мой. Это твоей мамы?
Я хочу ответить, но сжимает горло. Не желаю говорить о мамином платье, о ярдах ночного неба, вшитого в отделку. Я чувствую боль там, где не чувствовала ее уже восемь лет. Словно бы травмированные мускулы, о существовании которых я давно забыла.
– Значит, они наденут платье твоей мамы? Запутанная история. И почему ты ничего не предпримешь?