– Ну что, довольна?
Сейдж плюхается на мешок, смеется.
– Боже, ты прямо как ниндзя!
– Это не смешно!
– Ты же знаешь, я должна была это сделать. Кстати, у него приятный голос. – Она приподнимается на локтях и качает головой.
Я сажусь рядом с ней.
– Ты так считаешь?
– Да. Определенно не маньяк с топором. – Она пожимает плечами. – Ну, мне так кажется.
– Слава богу, – я глотаю ком в горле.
Не знаю, как объясню это Карминдору. У него приятный голос, сладкий. Голос, который я готова слушать часами. Но захочет ли он когда-нибудь слушать меня?
Я смотрю на телефон, и у меня внутри все холодеет.
– О нет, вот черт, – шепчу я и вскакиваю на ноги.
Сейдж смотрит на меня.
– Что случилось?
– Девять десять. – У меня начинают дрожать руки. Я засовываю костюм в сумку и перебрасываю ее через плечо. Я опоздала, жутко опоздала. – Ты можешь подбросить меня до дома?
Сейдж подскакивает и салютует.
– Домчу быстрее, чем Бриолиновая Молния.
С колотящимся сердцем я взлетаю вверх по лестнице следом за ней. Мы слишком много работали. Завтра конвент. Мы не можем это разрушить, только не теперь.
«Последний кадр, – думаю я. – Не испортить».
– И… мотор! – кричит режиссер.
Съемочная площадка погружается в мертвую тишину. Команда смотрит на нас. Мы движемся как машина, точно, изящно, хорошо отрепетированно, в нужный момент. Зеленый экран тускнеет, исчезает барьер, мысль о камере остается где-то в глубине сознания.
Я становлюсь Карминдором на мостике корабля, доброго «Просперо». Я здесь, управляю своей командой. И скоро произойдет ужас.
– Сорок два деления влево, – кричу я Юци. – Пли!
– Слушаюсь! – отвечает Кэлвин с переднего края мостика и слегка шевелит пальцами, чтобы корабль сдвинулся влево.
В этот момент он не второсортный выскочка, а лучший пилот Федерации, мой лучший друг и навигатор «Просперо». Три корабля Мглы несутся на нас из звезд, а у нас осталось всего тридцать процентов энергии. Никому больше я не доверю вызволить нас из этой передряги.
Медленно движется тень «Просперо», мы ждем, когда отстанут три красные точки, мигающие на экране, но они продолжают гнать нас прямо в Черную Туманность. Она увеличивается перед нами, уже размером с три солнца, вращающаяся, бурлящая, манящая, поглощающая все, увеличивающаяся с каждым уничтоженным ею атомом. Единственное в галактике, что может остановить ее, сейчас на корабле.
Еще одна торпеда врезается нам в корму. Красные сполохи сияют поперек одного из экранов. Юци смахивает его.
– На четыре единицы быстрее, – приказываю я.
– Мы и так чуть не разваливаемся, – предупреждает Юци. – Если подберемся слишком близко…
– Я сказал, четыре деления, – резко говорю я.
Он слегка наклоняет голову – отсылка к оригинальному шоу, где он всегда склонял голову влево, когда знал, что Карминдор неправ, но все равно повиновался.
Направленный микрофон парит над нами, прямо за мостиком зияют три глаза камер. Одна из них, на тросе, подъезжает ближе.
Передо мной, похожая на огромную клавиатуру, загорается панель навигации. Рядом со мной нервно заламывает руки Принцесса Амара. А’блен, говорит жест, и эти слова наполняют меня какой-то странной тоской. Напоминание об Элль. Я отбрасываю его.
Не сейчас.
– Мы справимся, просто обязаны, – говорю я ей.
– Мы умрем. Мы все умрем, если ты подойдешь ближе.
Еще один снаряд попадает в корму «Просперо» и уничтожает один из двигателей системы управления. Корабль резко замедляется, невидимая сила бросает всех вперед. Принцесса врезается в контрольную панель и хватает меня за руку, сжимает ее, наши глаза встречаются.
Секунда.
Две.
На площадке тихо, мы тоже молчим. Звезды, огромные и вневременные, вращаются вокруг нас. Она неловко улыбается, и я, как Карминдор, знаю, что она – единственная Звезда, за которую я переживаю. Красные вспышки поперек экрана. Раздаются предупреждающие сигналы. Еще одно попадание, и «Просперо» пополнит кучу космического мусора.
– Ты знаешь, что я должна сделать, а’блен, – шепчет она.
– Нет, я тебе не позволю, не могу. Должен быть другой…
Она целует меня в лоб.
– Я слышала, в это время года на обсервационной палубе очень хорошо, – говорит она мне, высвобождает руку и уходит с мостика.
Когда я смотрел шоу, всегда кричал на телевизор. Называл Карминдора глупцом. Потому что Принцесса оглядывается на него, ждет, что он, возможно, попробует ее переубедить, ну хотя бы посмотрит на нее. Но он не знает, что ему нужно оглянуться. Пытается решить, сможет ли его душа пережить, если он убьет всю команду ради блага вселенной. Понесет ли он за это наказание после смерти? Получит ли он второй шанс?
Он оглядывается на мгновение, на одно биение сердца. Слишком поздно, она уже ушла.
Я придерживаюсь сюжета, смотрю на то место, где ее видел, на последнее место, где когда-либо увижу, а потом…
– Снято! Просто потрясающе! – кричит режиссер.
Юци, в смысле Кэлвин, вскидывает кулак в воздух, команда громко радуется, вагончик для грима трясется. Я облокачиваюсь на капитанскую рубку, закидываю голову назад, закрываю глаза. Оказываюсь в гуще триумфальных восклицаний команды, поздравлений от других актеров. Я все это впитываю.
«Всего один дубль», – напоминаю я себе и стараюсь как можно дольше сохранить ощущение Карминдора в себе. Хотя бы еще чуть-чуть.
– А ты проникся духом, – замечает Джесс сладким медово-соленым голоском и вновь запрыгивает на съемочную площадку, пихая меня в плечо. – Ты выглядел мучительно потерянным, когда сказал «а’блена». Скажи, ты думал о том, что больше не будешь каждый день меня видеть, и тебя переполняла вселенская грусть потому, что мы не зашли дальше?
Я натягиваю улыбку. Ей необязательно это знать.
– Наверное, как-то так.
– Бог ты мой, да ты шутишь? – Она ошеломленно складывает руки на груди. – Какая жалость! Может быть, мы могли бы встречаться 24 дня, а не 23.
– Ты не сможешь меня терпеть еще один день, – отвечаю я, когда она облокачивается на капитанский мостик вместе со мной. Мы смотрим на съемочную площадку, команда начинает сворачивать провода, помощники записывают, какие еще сцены необходимо отснять. – Практически все сцены с нами уже сняты. По крайней мере, в этом помещении. Сегодня вечером мы уедем и никогда сюда не вернемся.
Она толкает меня в плечо.
– Ну и как оно?
– Что именно? Снова быть Дэриеном?
Я качаю головой.
– Пока не уверен. Я так долго ждал, чтобы почувствовать себя Карминдором, ожидал, что произойдет нечто особенное, и не понимал, что был им все это время.
– Может быть, ты был Карминдором в другой жизни, – дразнится она.
– Может быть. Но сейчас предпочту быть Дэриеном.
– Да?
Я киваю.
– Дэриену не надо соблюдать диету, – я наклоняюсь к ней и шепчу, – бе-е-е-ко-о-он.
Она смеется, смахивает приборную панель, соскальзывает с площадки. Кэлвин идет за ней следом, поздравляет, похлопывает меня по плечу, чуть не сбивая с ног. Кто знает, может быть, после съемок мы станем приятелями.
Ассистенты раздают шампанское. Я ухожу. Один из них по дороге дает мне бокал. Амон ухмыляется от уха до уха, прорезает толпу и произносит маленькую режиссерскую речь. Я вполуха слушаю, мое внимание переключается с одного на другое, кругом мелькают актеры, ассистенты, практиканты.
Амон поворачивается ко мне, поднимая бокал.
– И главное – за нашего Карминдора, за нашего непогрешимого, гениального мальчика. Долгой жизни Принцу Федерации! За будущие сиквелы!
Я отыскиваю в толпе Джесс и вижу, что ее лицо ничего не выражает, как камень. А потом она медленно поднимает бокал, встречается со мной взглядом. «Я же тебе говорила», – артикулирует она и подмигивает.
– Смотри на звезды! – начинает он нараспев.
Все поднимают бокалы.
– Целься, – кричат они.
Я сглатываю, поднимаю бокал.
– Пли! – заканчиваю я, мы аплодируем окончанию двадцати трех дней ада и опрокидываем шампанское.
Донна последний раз стирает с меня грим, и я иду в гардеробную, где Ники деловито развешивает все костюмы так же аккуратно, как в первый день съемок.
– Дэриен! Ты был великолепен, – он торопливо расстегивает на мне куртку, но я поднимаю руки.
– Вообще-то, я знаю, это странно, но мне бы хотелось…
– Оставить его себе, – заканчивает он, останавливается и скрещивает руки. – Знаешь, костюм не принадлежит тебе только оттого, что ты его носишь.
– Знаю, – я краснею. – В смысле слышал, что Джорджу Клуни разрешили оставить его костюм с бэтсосками, Райану Рейнольдсу – его костюм из Дэдпула. Смотрите, завтра будет одно мероприятие, а мне нечего надеть. Ну и я надеялся, что вы позволите его одолжить?
– Чтобы не вернуть? – Ники смотрит ошеломленно.
Я не то киваю, не то пожимаю плечами, а он со вздохом закатывает глаза.
– Я не буду принимать участие в этом преступлении, – он машет руками, чтобы я быстрее шел переодеваться. – Я, должно быть, не туда повесил твой костюм. Эх я, растяпа! – И он притворно закрывает глаза рукой.
Я тихо благодарю его и обещаю вернуть костюм через неделю.
Гейл и Лонни подходят, когда я растягиваю на себе футболку. Не могу дождаться, когда одежда снова начнет сидеть на мне нормально и перестанет жать в груди. Скорей бы опять влезть в любимые футболки с героями комиксов, которые сейчас не налезают на раздувшегося меня.
– Ну? Как оно? Что чувствуешь? – спрашивает Гейл.
– Мне снова можно бекон! – ору я, выбрасывая кулак в воздух. – Весь бекон в мире! Бекон или жизнь!
– Да! После рекламных съемок будет можно! – радостно соглашается Гейл.
Вопли радости мгновенно сменяются рыданиями. Я быстро прячу лицо. Хорошо, что это видит только Гейл.
Она хлопает меня по плечу.
– Понимаю. Но скоро будет можно.
– Да нет… – Я сглатываю, трясу головой, вытирая глаза тыльной стороной ладони. – Дело не в беконе. То есть не только в нем. Просто слишком много всего. Последние несколько месяцев перед съемками, нарастающее давление, двад