опасно.
Угу, тут, в Сумрачье, похоже, опасно вообще все.
— Быстрее, ох, я прошу!
— Не торопи, а то развернусь и уйду.
Впрочем, я знал, что должен спешить. Нет, я не полезу по склону за веткой. Чувство опасности вдруг стало пронзительно острым, сердце тяжело билось в груди, туман стискивал ее, как обручем.
— Быстрее, умоляю! — проскулил сиделец. — Бывают случаи, когда все решают секунды!.. Долбень, ты меня вытащишь, или нет?
— Крэнк! Бывают случаи, когда на сидящих в яме недоносков валятся бревна! Не вякай, пока я тебя не достану!
На моем лице выступил пот. Веревка… Приспособить штаны? Ага, у меня же есть пояс! Я расстегнул тяжелую пряжку и вытянул пояс. Попробовал его на разрыв (кожа потрескалась, эх, слабовато!) и подтянул сползшие штаны.
— Эй, — крикнул, придерживая штаны рукой. — Я скину пояс. Схватишься за него, я тебя вытащу. Удержишься? Хватит сил?
— Сдюжу! Упрусь ногами в стену! Кидай!
Туман завивался над шахтой в спиральную воронку. Я подумал, что влажный теплый морок засасывает внутрь, в подземелья. Кто знает, насколько тянутся выработки? Да и глину ли тут добывали? Насколько помню, в глине часто находят алмазы…
Намотав конец ремня на ладонь, я присел над колодцем:
— Лови!
Послышался глухой удар и вопль:
— Ой, мандрук!
— Что случилось?
— Нич… о-о-ох… Ты меня убить решил? Пряжка! Надо предупреждать!
Я почувствовал, что краснею от злости. Этот сиделец, еще не выбравшись из ямы, уже довел меня до белого каления.
— Крэнк!
Пояс дернулся:
— Тяни!
Я потянул. И сразу почувствовал, как трещит, разрываясь, высохшая кожа пояса. С ужасной руганью я дернул пояс, как бы подсекая огромную рыбу. Из ямы проклюнулась голова — вся в глиняной пыли. В этот миг пояс звонко лопнул, и его край больно хлестнул по предплечью.
— Убр! — сказала голова, исчезая в яме.
Я схватил ее за длинные иссиня-черные волосы и рванул на себя.
Раздался протестующий возглас, почти женский взвизг, который оборвался после того, как сиделец распластался в полынных кустах физиономией вниз. Я выдернул его, как Гэндальф — Сэма Гэмджи (в третий раз поминаю этого близкого моему сердцу персонажа) из-под подоконника в той памятной сцене «Властелина колец», хотя лично я всегда недоумевал, как хлипкий и пожилой на вид маг мог поднять упитанного хоббита в стиле «подъем штанги рывком» и не расстаться после этого с поясницей. Впрочем, Гэндальф не человек, а майар, кости майаров, может, из титанового сплава, а позвоночные диски нарезаны из автомобильных рессор. Короче, классический «Т-100» из «Терминатора».
С гримасой, которая могла сойти в полумраке за улыбку, я перевернул человека на спину:
— Живой?
— Еретики Неспящих! Маэт… — Мужчина осторожно щупал затылок аристократически-тонкими пальцами с заостренными ногтями, затем стряхнул рыжеватую пыль с волос и короткой кожаной куртки. — Да ты хват! Едва не содрал с меня скальп! А вообще, мог бы додуматься свою скатку бросить, вот!
Черт, и правда. Скатка плаща пригодилась бы лучше дрянного пояса.
Человек присел, повертел головой. Потом, отдуваясь, взглянул на меня:
— А у тебя уши покраснели! Остренькие какие, ага!
Я подавил желание съездить ему по сопатке. Вместо этого сграбастал сидельца за ворот грязной синей сорочки и рывком поставил на ноги.
Мужчина скосил глаза вниз:
— Теперь у тебя штаны упали.
Я торопливо натянул свои модные бахромистые брюки, подхватил торбу, испустив сдавленный рык. Выдернул завязку горловины торбы, торопливо пропустил в шлеи штанов, завязал. Лучше чем ничего и намного лучше, чем бегать со спадающими портками.
— А видок-то у тебя задрипанский, — спокойно констатировал спасенный.
Он оказался субтильным коротышкой, лет эдак тридцати. На лбу алел кровоподтек, по щекам расползался почти девичий румянец. Глаза были черные и быстрые, а в лице с узким подбородком проглядывало что-то хищное, кошачье. Черты правильные, но их безнадежно уродовал шрам, перекроивший правую сторону лица от виска до самого подбородка. Бывают шрамы тонкие, хм, утонченные, этот же был широким, бугристым, похоже, срасталась кое-как залатанная рваная рана. Коротышку явно резали чем-то солидным.
Он бросил на меня спокойный взгляд.
— Пожалуй, я должен сказать тебе спасибо. Хорошо, что у меня патлы до плеч, было за что зацепиться. А ты на бродягу похож.
— Я странник.
— Ага.
«Ври больше!» — сказали глаза коротышки.
— Что здесь происходит? — Я не мог придумать вопроса глупее.
— А то ты не знаешь! Дерьмо! Много, много дерьма, и даже больше, чем могут навалить самые ученые мужи из храма в Ильминдаре!
— В смысле?
Взгляд коротышки дрогнул:
— Послушай, ты что, в самом деле не охотник за тварями? Кто же ты, Маэт тебя раздери?
— Странник.
— Ага, странник… И лицо у тебя… странное, и уши — острые… И говоришь с акцентом. Да ты, небось, бастард какого-то залетного эльфа! Да я как будто тебя видел раньше… Скажи, мы не встречались в Кустоле?
Блинский блин! Джорек, каких дел ты успел наворотить в Кустоле, что тебя знает каждая собака? Будем врать. А вернее — блефовать. Красивое слово — «блеф», куда лучше, чем слово «брехня», правда?
— Вряд ли. Я прибыл издалека.
— Ага.
Я думал, что он спросит мое имя, но — нет, не спросил. Задумчиво ел меня глазами.
— И все-таки, сдается мне, что раньше я тебя видел.
— Сомневаюсь.
— Ага. Послушай, государь живоглот убрался в Алистен, в самое Чрево, но он явится вместе с глейвом. А бегают живоглоты ой-ой как быстро.
— Живоглот?
Тонкие губы коротышки скривились в ухмылке:
— Хе-хе-хе! Да ты, я вижу, будто только на свет народился. Правда, совсем-совсем не знаешь, что такое живоглоты и прочая дрянь?
— Я прибыл издалека.
— Как же ты отмахал половину Сумрачья? Шел днем, а ночью где-то прятался? Днем безопаснее, твари не любят, когда нет глейва, это верно. Но все равно — тебе повезло. Послушай, нам стоит смотаться отсюда, и как можно быстрей. Придется в Кустол… а что делать? Браэн уже отплыл, думает, что меня перехватили гвардейцы и ковен Измавера. Твой конь вынесет двоих?
— Нет у меня ни жеребца, ни кобылы. Был осел, но я его съел.
Коротышка спал с лица.
— К-как… нет? Ты что, двигался… пешим?
Он схватился за щеки жестом, который мог показаться смешным, чисто женским, вот только его глаза выражали самый настоящий страх.
— Спящий… У тебя что, даже меча нет?
— Сломал об одного лиходея.
— Сло… об… ли…
— Заткнись, — попросил я угрюмо. — Ты знаешь безопасное место? Тогда веди, v nature! — Я встряхнул торбой, словно угрожая.
Глаза коротышки лихорадочно блестели.
— Но… Но… без коня нам не добраться до Кустола…
Туман принес долгий приглушенный вой. В нем слились злоба и обида, да такие, что я живо и в красках представил, что случится с обидчиком, если его поймают.
— Он увидел! — прохрипел коротышка. Лицо его стало темно-оливковым. Обычно люди от страха бледнеют, спасенному же мужчине кровь бросилась в лицо. — Я тебе говорю, он нас заметил! Создания Чрева могут видеть сквозь туман!
Вой накатил с большей силой: «Уив-в-ва-а-а!.. Увв-а-и-и-ияяяя!» Мне пригрезилось, что я различаю в этом стоне обрывки слов. Так воют безумцы: долго, пронзительно пытаются что-то сказать.
Северный склон, что за моей спиной. Это оттуда. Какое существо способно видеть сквозь туман?
Вой повторился. Теперь — ближе. Кто-то спускался по склону, раздирая легкие в безумном яростном вое. Вое-вопле, вое-стенании.
— Бежим! — Коротышка сорвался с места, промчался два шага и упал. — А-а-а… Ларта! Я подвернул лодыжку! — Крутанулся на боку, уставился на меня испуганным взглядом. — Лодыжка! Не бросай, умоляю!
Я подковылял к нему.
— А ну кончай дурить!
Из синих очей коротышки брызнули слезы:
— Он видит нас! Он идет! Ты украл его добычу, он теперь злой на нас обоих!
Вой раздался намного ближе. Его обладатель, похоже, бегал с немалой скоростью.
— Кто — он?
— Государь… Живоглот… Живоглот, тварь, чудище из Чрева!
Чудище… кто бы сомневался. В таком месте, похоже, совсем не обитают розовые пони.
— Я не могу идти… ты… как тебя… святой-добрый человек, радость очей моих, красивый, мудрый, послушай! Я. Не. Могу. Идти!
— Ты что же, хочешь, чтобы я тебя понес?
— Прошу, не бросай, святой-добрый человек! Я век буду твоим должником!
Я рывком поставил недомерка на землю. Тот издал громкий вскрик и упал. От боли вены на его тонкой шее вздулись, слезы ручьями катились по щекам.
— А-а-а, Спящий… Это не вывих! Я сломал лодыжку! Понеси, молю, молю униженно, на коленях, я не стану тебе в тягость! А потом… я отплачу тебе за заботу сполна! Золото, хочешь золота? Или мою родную сестру!
— Много чести, ездить у меня на закорках, — буркнул я. Но не оставлять же калеку монстру? Джорек бы это сделал, если бы не услышал о Сегретто… А я — нет. Я — Тиха Громов, только в новом теле. Новый, усовершенствованный Тиха, который не бросит никого на поживу чудовищу! Я самый, мать его, суперменистый супермен, я прилечу и спасу, землю остановлю, если надо будет. С другой стороны — драться неизвестно с кем голыми руками я не буду. Этой твари… как там ее, живоглот? — хватило аппетита обглодать целого коня! А я хоть и крупный, но поменьше лошади. Бежать — не позорно. Позорно — не бежать и попасть в желудок монстра.
Коротышка заскулил, как побитый щенок. Он возился в пыли, отставив покалеченную ногу.
Ругаясь так, как никогда не ругался, я схватил его за ворот, и кинул за спину, как мешок с картошкой.
— Обними меня правой рукой!
— Ох!
— За шею — рукой!
— Я съезжаю!
— Заткнись и обними меня правой рукой!
Рука коротышки обвила бычью выю Джорека. Я напряг кадык: нормально, не задохнусь. Ноги недомерка я удерживал на предплечьях. Занятная, чувственная поза! Хорошо, что нас никто не видит… не считая таинственного государя, названного почему-то живоглотом.