Однако я позволил им подойти еще ближе, пока люди на носу ведущих лодок не прыгнули за борт и не приземлились по пояс, а затем начали подтягивать лодки на последние несколько локтей к нашему берегу.
- Да? - Спросил я Гуротаса.
- Да! - он согласился, а я засунул два пальца в рот и пронзительно свистнул. Мои лучники держали свои стрелы наготове. По моему свисту они отпустили их, как один человек, и ночной воздух наполнился волнами ветра сотен оперений. За этим последовал глухой стук наконечников стрел, врезавшихся в человеческую плоть, и крики раненых, которые падали, борясь с водой, достигавшей их голов.
Хаос охватил флотилию Аттерика. Некоторые из лодок попытались отвернуть и столкнулись с другими, следовавшими за ними по пятам. Они опрокидывались и барахтались. Люди коротко вскрикивали, когда тяжесть доспехов увлекала их под воду. Другие кричали дольше и сильнее, когда наши лучникибили их.
Затем несколько наших людей выбежали вперед с горящими факелами и бросили их на груды сухого хвороста, которые мы сложили вдоль берега реки. Трут вспыхнул сразу, и пламя взметнулось вверх, осветив ночь и показав в мельчайших подробностях лодки и людей на их борту. Наши лучники пускали стрелы в тени, их залпы были беспорядочными. Но теперь их цели стали яснее, и бойня стала более эффективной. Менее чем половине вражеских лодок удалось повернуть назад к западному берегу, но даже они были наполовину заполнены ранеными и убитыми.
Затем наши люди отложили луки и перешли вброд на мелководье, обнажив ножи, чтобы справиться с оставшимися ранеными и убедиться, что их унесло течением или что они оказались на дне реки под тяжестью своих доспехов.
Мы должны были принять во внимание тот факт, что завтра в этом районе должно было состояться радостное бракосочетание. Мы хотели избежать криков и стонов тех бойцов, которые выжили, и зловония тех, кому повезло больше.
К полудню следующего дня все следы конфликта были уничтожены. Пепел и лужи засохшей крови на берегу реки были покрыты белым песком. Течение уносило плавающие трупы на север, к морю, или же их броня ставила их на якорь в темных и глубоких заводях, где крокодилы и другие обитатели Нила совершали свои последние обряды.
Мы окружили наш лагерь бронзовым кордоном на восточном берегу Нила, напротив крепости Абу-Наскос. Лошади следовали за колесницами, и каждый из наших десяти тысяч воинов был в полной боевой готовности и вооружен от гвоздей в подошвах сандалий до пика бронзового шлема.
Принцесса Серрена наконец выбрала себе почетных матрон, чтобы сопровождать ее к алтарю, посвященному Исиде, египетской богине любви и брака, и Лакедемон - богине любви Афродите. Она начинала с шестнадцати дам, по жене каждого из мелких королей. Но это привело к горечи и язвительности, к слезам и взаимным обвинениям среди жен, которые не были избраны. Серрена и королева Техути были вынуждены увеличить их число сначала до тридцати двух, а затем до сорока восьми, но их единственным условием было то, что свадебные подарки будут увеличены на то же количество. Это было решение, которое удовлетворило всех – и не в последнюю очередь Серрену. Дары были сложены высоко перед алтарем богинь. Позади них собрались многочисленные отряды полков, по очереди исполняя боевые гимны, которые были вызовом нашим врагам на противоположном берегу матери-Нила и объединяющим призывом к нашим союзникам, стоявшим квадратом рядом с нами.
По мере приближения полудня музыка становилась все громче и неистовее, обнаженные мечи выбивали дробь на сверкающих бронзовых щитах, и десять тысяч голосов сливались, как гром небесный. Затем, когда пробил час, наступила внезапная тишина, такая полная, что это была атака на человеческое ухо, поразившая весь мир.
Ряды десяти тысяч беззвучно расступились, и вперед выступила высокая и властная фигура фараона Рамзеса, нового правителя нашего Египта. Он прошествовал к алтарю богинь Исиды и Афродиты, затем, повернувшись лицом к воротам женского лагеря, где находилась Серрена со своими почетными матронами, поднял правую руку, и началось пение.
Сначала оно было сладким, теплым и тихим, как летний бриз с волн ленивого океана. Затем оно превратилось в пение радости и оду любви. Ворота женского лагеря распахнулись, и сквозь них проплясали две шеренги женщин, одетых в радужные одежды. В каждой колонне было по двадцать пять женщин. Их ноги были босы, а волосы украшены лентами и цветами. Они смеялись и пели, хлопая в ладоши или бренча на лире, китаре и других струнных музыкальных инструментах. Правую колонну возглавляла царица Техути, а левую - ее сестра, принцесса Беката.
Между двумя рядами шли мужчина и две женщины. Это был король Гуротас, весь в золоте и драгоценностях. В короне у него были рубины, а на туфлях - бриллианты. Его туника была из пурпурного шелка, а штаны - из кремового. Его бурное веселье было настолько заразительным, что его люди не могли сдержаться и смеялись вместе с ним.
Женская фигура справа от него была высокой и гибкой. Она доставала Гуротасу до плеча, но с головы до кончиков пальцев ног была покрыта золотой тканью, сверкавшей в лучах полуденного солнца. И все же она держалась с такой грацией и энергией, что, несмотря на то, что лицо ее было скрыто вуалью, ни один человек, взглянувший на нее, ни на миг не усомнился бы, кто она такая.
Египетский фараон Рамсес протянул к ней обе руки, и король Гуротас, сделав пируэт, заставил свою дочь пересечь разделявшую их пропасть и в конце концов присел в глубоком реверансе у ног ее жениха. Рамзес взял ее за руки и поднял на ноги. Затем он потянулся за золотым покрывалом, покрывавшим ее голову, и с размаху откинул его, представив принцессу Серрену во всем ее истинном великолепии с вершины ее сияющей головы, чьи замечательные золотые локоны были украшены сеткой и жемчугом, вниз по волнистому многоцветному шелку, который цеплялся за каждую выпуклость и впадинку ее тела и конечностей.
Человек или Бог, но в тот день среди нас не было ни одного, кто не признал бы ее самым прекрасным созданием, какое мы когда-либо видели.
Они начали танцевать, и мы танцевали вместе с ними. Только когда солнце село и наступила темнота, жених и невеста удалились в приготовленное для них жилище. Тем не менее, празднование продолжалось до конца той ночи.
Я танцевал и с Техути, и с Бекатой, а потом ускользнул и вернулся в свою палатку, не попробовав ни капли превосходного вина Гуротаса, которое, признаюсь, испытывало мою решимость почти до предела. Я проспал до двух часов до восхода солнца, затем проснулся в самый темный час ночи и спустился к реке, осторожно обходя пропитанные водой туши, разбросанные наугад, как жертвы жестокой битвы.
Ориентируясь только по звездам, одетый в набедренную повязку, с ножом в ножнах и сумкой с рыбьими черепицами на шее, я шел вброд, пока вода не достигла моего подбородка, и тогда я начал плыть. Я без промедления миновал знакомый первый остров и направился ко второму. Я уже начал опасаться, что не заметил его в темноте, как вдруг он возник передо мной, освещенный первыми проблесками зари. Я наклонился, чтобы подойти к нему со стороны реки, используя большую часть острова, чтобы прервать течение.
Затем я нырнул вниз, к основанию острова на дне реки. К этому времени свет уже достаточно усилился, чтобы я мог сравнить образование второго острова с первым. Я был поражен, обнаружив, что он был идентичен почти во всех отношениях. Он был такого же размера или настолько близок к нему, что это не имело большого значения. Он тоже был крутой, как и первый, отвесно поднимавшийся со дна реки. Теперь я мог быть уверен, что оба они были построены людьми, вероятно, одним и тем же человеком или людьми.
Это, должно быть, потребовало большого труда и почти не принесло никакой пользы или выгоды. Ни один из двух островов, которые я посетил до сих пор, не был достаточно высок над водой, чтобы быть полезным в качестве сигнальной башни; на самом деле они, казалось, были намеренно построены низко, чтобы избежать обнаружения. Тот факт, что они были построены в глубокой, быстрой воде, подчеркивал трудность работы, проделанной древними народами. Я рассматривал возможность того, что это остатки плотины или шлюза, но они были расположены слишком далеко друг от друга, и на берегу реки не было никаких признаков того, что была попытка направить воду в другое русло для каких-либо целей, таких как орошение или домашнее использование.
Теперь уже было достаточно светло, чтобы разглядеть опоры для рук и ног и взобраться по стене на вершину сооружения. Поднимаясь, я понял, что это такая же круглая башня с плоской вершиной, но не такая сильно обветренная, как первая. Когда я добрался до вершины, то увидел, что там были следы высеченной каменной кладки, которая выветрилась за века. Я начал раскапывать и расшатывать каменную кладку, но каждый камень был идеально вырезан и соединен с соседними швами толщиной с волос. Это была кропотливая работа. Через несколько часов я спустился только по пояс и уже готовился бросить это дело или, по крайней мере, передать его команде простых рабочих. Ногти у меня были потрескавшиеся и обломанные. Я горжусь своими руками, и дамы часто хвалят меня за то, в каком состоянии я их держу. Я поднял то, что, как я обещал себе, было абсолютно последней плитой из раскопок, и затем я был поражен тем, что лежало под ней. Я мог видеть только его верхний край, но он был уникальным и самобытным. Я схватил мешочек, висевший у меня на плече, и слегка дрожащими пальцами вытащил обожженную глиняную плитку, которую мне отдал Ганорд. Я измерил его по заглубленной плитке, и он точно соответствовал размеру.
При этом я оставил все мысли о том, чтобы передать эти раскопки другим, особенно простым рабочим.
Я вытащил нож из ножен и начал осторожно снимать странную плитку с основания, которое он занимал на протяжении бесчисленных тысячелетий. Наконец он оказался у меня в руках. Я выбрался из своего неглубокого окопа и сел на корточки, положив новую плитку на колени. Признаюсь, прежде чем сесть, я взглянул на землю под своими голыми ягодицами, чтобы убедиться, что Инана не оставила подо мной острых керамических осколков. Тогда я смогу полностью посвятить себя своему новому приобретению, вернее, моему новому древнему приобретению.